Фантомный пшат, омонимия и аллегория.
Фантомный пшат возникает, когда осмысленная фраза, смысл которой иной, прочитываема буквально. При чтении Танаха он возникает у читателя, часто в силу буквалистского подхода, когда каждому из слов, составляющих фразу, навязывается фиксированный простейший смысл. В свою очередь, этот буквалистский подход опирается на априорное методологическое предположение, что эрзац-пшат, смысл текста, конструируемый подобным образом, всегда имеется, вне зависимости от прочих слоев. Это предположение не применимо универсально.
Простейший случай пшат-фантома встречается, когда основной смысл текста - аллегория или метафора. Типичный механизм - это механическое снижение абстрактности фразы, до конкретных экземпляров. Из «в огороде бузина, а в Киеве дядька» делаем вывод, что у говорящего родня в Киеве. Однако по крайней мере, при этом, хотя речь и не идет о конкретных бузине и дядьке, общее представление об изначальном смысле используемых слов помогает нам понять метафору, и аттрибуты изначальных понятий, как правило, применимы для модификации метафоры; напр: «русская баба с возу, арабской кобыле легче».
Собственно религиозная лексика в иудаизме построена на омонимии, об этом подробно написано Рамбамом, Капланом и это базируется на многочисленных упоминаниях в Талмуде. Аллегорический подход упрощенно рассматривает эти слова и слои смысла как отдельные вкрапления, модифицирующие буквальный смысл; но часто этого недостаточно для понимания в силу их массовости. Основной смысл в Хумаше передается не через аллегорию, а через омонимию; не через ремез, а через сод, который оказывается пшатом в соответствующих фразах. Там, где сод является пшатом, тот смысл, который буквализм рассматривает как пшат, является фантомом. Кажущаяся странность этой фразы - результат многовекового изменения самого понятия пшата. Но поэтому «Тора не выходит за пределы пшата».
Знакомый пример лексической системы, во многом наполненной омонимами, сложился уже на наших глазах, с околокомпьютерным языком. У нас появились иные рабочий стол, окно, мышь, собака, ветки, мосты итп. Изначально этот перенос слова-ярлыка образован сравнением, как правило в силу схожести каких-то абстрактных признаков. Однако в отличие от случая метафоры, после того как перенос ярлыка устоялся, техническая терминология не предполагает дальнейшей отсыслки к изначальному буквальному референту (куда исчез хвост оптической мыши?!) Дальнейшее техническое использование этих слов и выражений конкретно, а не аллегорично.
Часто отличить оригинальную фразу от технической можно по специфической грамматической конструкции: если «собака кликнула мышку», то это оригинальный смысл из сказки; а если «мышкой кликни на собаку», то технический из повседневного быта; или же по использованию другой связанной лексики, помогающей однозначно выбрать конекст. В отличие от предыдущего случая, употребление дополнительных атрибутов, известных нам по оригиналу, вообще говоря неуместно: status-bar не называется подоконником, и мы не говорим о пушистой писклявой мыши, прячущейся в норке.
Проблемнее, если фраза грамматически применима в обоих контекстах - и в оригинальном, и в техническом. Выбор контекста фразы в этом случае - за читателем, и совершается из внеграмматических соображений. Как пример, фраза вроде «эта ветка лучше будет выглядеть в новом окне» ясна в контексте ЖЖ. Но при этом из этого же набора слов, но используеых в оригинальном смысле, складывается такая же фраза, и при этом осмысленная, но совершенно о другом. Такой смысл, возникающей из-за омонимии при использовании автором технической терминологии, и выборе читателем неверного контекста - и является фантомным пшатом. При использовании технической омонимии, и достаточно гибкой грамматике, такой попутный пшат-фантом возникает почти неизбежно просто по построению.
Тора записана религиозно-техническим языком в обсуждаемом смысле.
Простейший случай пшат-фантома встречается, когда основной смысл текста - аллегория или метафора. Типичный механизм - это механическое снижение абстрактности фразы, до конкретных экземпляров. Из «в огороде бузина, а в Киеве дядька» делаем вывод, что у говорящего родня в Киеве. Однако по крайней мере, при этом, хотя речь и не идет о конкретных бузине и дядьке, общее представление об изначальном смысле используемых слов помогает нам понять метафору, и аттрибуты изначальных понятий, как правило, применимы для модификации метафоры; напр: «русская баба с возу, арабской кобыле легче».
Собственно религиозная лексика в иудаизме построена на омонимии, об этом подробно написано Рамбамом, Капланом и это базируется на многочисленных упоминаниях в Талмуде. Аллегорический подход упрощенно рассматривает эти слова и слои смысла как отдельные вкрапления, модифицирующие буквальный смысл; но часто этого недостаточно для понимания в силу их массовости. Основной смысл в Хумаше передается не через аллегорию, а через омонимию; не через ремез, а через сод, который оказывается пшатом в соответствующих фразах. Там, где сод является пшатом, тот смысл, который буквализм рассматривает как пшат, является фантомом. Кажущаяся странность этой фразы - результат многовекового изменения самого понятия пшата. Но поэтому «Тора не выходит за пределы пшата».
Знакомый пример лексической системы, во многом наполненной омонимами, сложился уже на наших глазах, с околокомпьютерным языком. У нас появились иные рабочий стол, окно, мышь, собака, ветки, мосты итп. Изначально этот перенос слова-ярлыка образован сравнением, как правило в силу схожести каких-то абстрактных признаков. Однако в отличие от случая метафоры, после того как перенос ярлыка устоялся, техническая терминология не предполагает дальнейшей отсыслки к изначальному буквальному референту (куда исчез хвост оптической мыши?!) Дальнейшее техническое использование этих слов и выражений конкретно, а не аллегорично.
Часто отличить оригинальную фразу от технической можно по специфической грамматической конструкции: если «собака кликнула мышку», то это оригинальный смысл из сказки; а если «мышкой кликни на собаку», то технический из повседневного быта; или же по использованию другой связанной лексики, помогающей однозначно выбрать конекст. В отличие от предыдущего случая, употребление дополнительных атрибутов, известных нам по оригиналу, вообще говоря неуместно: status-bar не называется подоконником, и мы не говорим о пушистой писклявой мыши, прячущейся в норке.
Проблемнее, если фраза грамматически применима в обоих контекстах - и в оригинальном, и в техническом. Выбор контекста фразы в этом случае - за читателем, и совершается из внеграмматических соображений. Как пример, фраза вроде «эта ветка лучше будет выглядеть в новом окне» ясна в контексте ЖЖ. Но при этом из этого же набора слов, но используеых в оригинальном смысле, складывается такая же фраза, и при этом осмысленная, но совершенно о другом. Такой смысл, возникающей из-за омонимии при использовании автором технической терминологии, и выборе читателем неверного контекста - и является фантомным пшатом. При использовании технической омонимии, и достаточно гибкой грамматике, такой попутный пшат-фантом возникает почти неизбежно просто по построению.
Тора записана религиозно-техническим языком в обсуждаемом смысле.