Как исчезли русины.
Источник : https://regnum.ru/news/polit/1277439.html
В последнее время появилось немало объективных исследований относительно "героев Украины" или, вернее, героев той Украины, о которой мечтали сотрудничавшие с фашистами палачи и убийцы, или, выражаясь на волапюке всяческих политкорректных "исследователей" - борцы со сталинским авторитаризмом. Следуя этой логике, эсэсовец переставал быть таковым, вступая на территорию Советского Союза. Здесь (конечно, если речь не шла об уничтожении евреев - до этого никто еще не дошел) он выступал почти что в роли освободителя. Кстати, одного из таких героев - Ивана Демьянюка - сейчас судят в Мюнхене.
Обратимся к тому, о чем предпочитают молчать на Украине, и уж тем более - в России. Посмотрим на то, как формировались традиции украинских "сичовых стрельцов", кто и с какой целью вывел этих мутантов, в каком горниле, кто и против кого выковал их оружие, и кто стал их первой жертвой.
Речь пойдет о далеких событиях, о Первой Мировой войне и годах, ей предшествовавших, когда на Западной Украине, принадлежавшей тогда Австро-Венгрии, жил народ, называвший себя русинами (сейчас так себя называют только жители Закарпатской Руси - некогда венгерского баната Угоча, затем части Чехословацкой республики, а ныне - Закарпатской области Украины).
Большая часть русин жила в австрийской Галиции (исключением было Закарпатье, входившее в Транслейтанию, т.е. в венгерскую часть монархии Габсбургов). Австрийская Галиция делилась на Восточную (административный центр - Лемберг (совр. Львов), 51 уезд) и Западную (административный центр - Краков, 30 уездов). По переписи 1910 г. здесь проживало 5.913.115 чел., из них в Восточной Галиции - 5.334.193 чел.[1]. По данным австрийской переписи, сделанным на основании использования "обиходного языка", в уездах Восточной Галиции превалировали русины (62,5%), а в Западной - поляки (от 53 до 99,9%). Эти данные, разумеется, были до известной степени условны, так как не давали данных по проживавшим здесь евреям [2].
По более точным русским данным, в Восточной Галиции и Буковине русинское население составляло 41-62%, польское население местами доходило до 45%, еврейское - 11%, в Восточной Галиции 62% принадлежали к униатской церкви, на Буковине - 68% к православной. Обстановка в Восточной Галиции была весьма сложной, отношения между конфессиями и нациями - традиционно натянутыми. Достаточно сказать, что 37% всей территории Галиции принадлежало крупным собственникам (владельцам латифундий свыше 1 тыс. гектаров земли) - их было всего 475 и в основном это были поляки. При этом 94% русинов занимались земледелием и абсолютное большинство этих крестьян владело участками земли от 1 до 5 гектаров [3]. Не раз напряженное противостояние между крестьянами, т.е. русинами, и поляками, т.е. дворянством, проявилось на этих землях во всю силу.
21 февраля 1846 г. в Кракове (являвшимся по условиям Венского конгресса 1815 г. вольным, т.е. самоуправляемым нейтральным городом под протекторатом Австрии, России и Пруссии [4]) началось польское восстание, лидеры которого провозгласили окончательной целью своего движения восстановление Польши в границах 1772 г., а ближайшей - распространение восстания на австрийскую провинцию Восточная Галиция с центром в Лемберге, которую они хотели сделать основной базой.
Австрийские власти весьма опасались волнений в Галиции, где значительное и влиятельное положение занимало польское дворянство. Не будучи уверенными в том, что им удастся справиться с восстанием, если оно начнется, австрийцы решили использовать сословно-конфессиональные противоречия, существовавшие в провинции. Крестьянство, преимущественно русинское, православное или униатское, было фактически натравлено на польское и католическое дворянство.
В Восточной Галиции начались аграрные беспорядки с четко выраженной этно-конфессиональной направленностью. "Хлопы" уничтожали "панов", которые бежали от своих крестьян не только в Краков, но и на русскую территорию, под защиту императорской русской власти [5]. Под влиянием этих событий в ряде пограничных русских губерний также возникло недовольство крепостных своими помещиками, тем более что и здесь они были представлены в основном поляками. Правда, в России до резни шляхты дело не дошло, т.к. правительство пресекло это движение в зародыше [6].
Австрийский гарнизон покинул Краков в самом начале восстания, и в результате Николаем I было принято решение об отправке туда русских войск под командованием генерал-лейтенанта Ф.С. Панютина [7]. Уже 19 февраля (3 марта) 1846 г. они были под городом. Желая избежать ненужного кровопролития, командование издало следующее обращение: "Жители города Кракова! Сильное Русское войско идет для восстановления нарушенного спокойствия в вашем городе. Спешите принять его в ваших стенах, дабы оно могло защитить невинных. Всякий, кто положит оружие, будет пощажен. Смерть ожидает тех, кто будет взят с оружием, а сверх того и город, если в нем станут защищаться, будет предан огню и мечу" [8].
Это соответствовало инструкции Николая I, данной им 20 февраля (1 марта) Паскевичу: "Взять Краков coute que coute; сдадутся - тем лучше, нет - брать силой и непременно взять" [9] 3 марта войска вошли в город, повстанцы бежали, не оказав сопротивления. Вскоре в город вошли австрийские, а затем и прусские войска. В Кракове было введено военное управление во главе с австрийцами. По предложению Николая I город с прилегающей к нему областью был передан Австрии. Т.к. Берлин смотрел на перспективу территориального расширения империи Габсбургов без особого энтузиазма, то император даже взял на себя труд убедить Пруссию не препятствовать такому решению. [10]
Окончательное присоединение этого важнейшего стратегического пункта (прикрывающего т.н. "Богемский коридор", т.е. разрыв между Карпатами и Татрами) к Австрии произошло 3(15) апреля 1846 г., когда была подписана соответствующая русско-австрийская конвенция [11], а небольшой русский отряд - 2 батальона, 2 сотни иррегулярной кавалерии и 2 конных орудия - покинул пределы Кракова.[12]
Известно, чем отплатила Австрия за поддержку, оказанную Россией в 1846 и в 1848-1849 гг., во время Крымской войны. Современники называли ее "черной неблагодарностью", само слово Австрия стало для русского общества синонимом предательства и двуличия. Но, кроме заметных и хорошо известных внешнеполитических сюжетов, были еще и другие. Теряя свои позиции в Италии и Германии, Вена все больше стала уделять внимание своим славянским подданным, таким неспокойным и таким враждебным друг другу. Последнее качество вполне устраивало имперские власти, ибо прекрасно подходило под принцип divide et impera - "разделяй и властвуй". Плохо было то, что часть этих славян традиционно смотрела на Россию, как на свою старшую сестру и - неизбежное единое Отечество всех отраслей русского племени - великороссов, белорусов и малорусов, частью которых и были русины.
Переломить эти симпатии значило: для Вены - создать из ненадежных и потенциально враждебных подданных прочную опору, для польского дворянства, традиционно управлявшего краем, - разделить ряды социального противника и стравить их друг с другом, ослабить. "Хлопы" должны были убивать "хлопов", а не резать "панов". В этой обстановке, в Галиции, которая под патронатом австрийских властей превратилась в оплот польского шовинизма, было принято решение превратить малороссийскую карту в украинскую и использовать ее как козырь в борьбе с Россией и с русским народом. Полем боя стала система образования, основным оружием - польская профессура Львовского университета, униатская церковь и... русские революционеры, не чуравшиеся в своей борьбе с "ненавистным самодержавием" никаких приемов.
Первым испытанием для тройки стало последнее польское восстание XIX века. 1 апреля 1863 г. А.И. Герцен сформулировал свою позицию в отношении мятежа в Царстве Польском следующим образом: "Мы с Польшей, потому что мы за Россию. Мы со стороны поляков, потому что мы русские. Мы хотим независимости Польше, потому что хотим свободы России. Мы с поляками, потому что одна цепь сковывает нас обоих"[13]. Общественное мнение Англии и Франции, а вслед за ним и правительства этих государств, заняли откровенно антирусскую позицию, австрийская Галиция превратилась в базу для польских отрядов.
Особенную активность развил Папский престол. Католическая церковь в Польше активно участвовала в восстании, папа Пий IX публично крайне жестко осуждал ответные репрессивные действия русских властей, упрекая их в преследовании католицизма. В высшей степени показателен от факт, что именно в 1863 г. Ватикан начал процесс канонизации Иосафата Кунцевича - епископа Полоцкого и Витебского, который прославился своими изуверскими преследованиями православной церкви в XVII веке и был убит в 1623 г. доведенными им до отчаяния жителями Витебска. Попытки поляков и католической церкви террором и канонизацией чудовищ повести за собой белорусское крестьянство провалились.
Крахом закончилась и попытка призвать к войне против России малороссов. Весьма характерно, что этот призыв прозвучал из Галиции. В 1863 г., в четвертом номере львовского журнала "Мета", было впервые опубликовано стихотворение П.П. Чубинского "Ще не вмерла Украина", ставшее в XX веке гимном украинских националистов, а в несколько переработанной форме - и гимном Украинской республики. Время и место публикации весьма символично, как впрочем, символично и явное подражание польскому гимну "Еще Польска не сгинела". Автор призывал поддержать восстание взявшихся за оружие "братьев"-поляков:
Нет смысла говорить о том, что на левом и особенно правом берегу Днепра, как и в Белоруссии, не было никого более далекого крестьянину, чем польский мятежник, поддерживать которого в борьбе против собственного государства никто не собирался. Не увенчалась успехом и попытка поляков и русских сторонников революции поднять восстание в Поволжье, используя провокацию - подложный Высочайший манифест.[15]
Провокации и ложь мятежников шли рука об руку с революционным террором. К осени 1863 г. число его жертв в городах Царства Польского, Западного и Юго-Западного краев достигло 600 чел., количество замученных крестьян, не симпатизировавших польскому национальному движению, было гораздо большим.[16] Не удивительно, что уже в апреле 1863 г. в ответ на убийства русских солдат крестьяне Витебской губернии разгромили несколько отрядов повстанцев и около 20 имений.[17]
Генерал-губернатор Виленский М.Н.Муравьев решительно и бескомпромиссно ответил на революционный террор репрессиями. К июлю 1864 г. из края было выслано 177 католических священников, все расходы на содержание арестованных и сосланных ксендзов возлагались на католическую церковь. 7 ксендзов были расстреляны. С марта 1863 по декабрь 1864 гг. в генерал-губернаторстве было казнено 128 человек, из них большинство - 47 чел. - за участие в мятеже и совершение убийств, по 24 человека - за измену присяге и за руководство повстанческими отрядами, 11 - за служение революционному комитету в качестве "жандармов-вешателей", т.е. убийц, 7 - за чтение или распространение революционных манифестов и подстрекательство к восстанию, по 6 человек - за активное участие в "шайках мятежников" и организацию конспиративной деятельности, 3 - за участие в мятеже и совершение грабежей. Лично Муравьев утвердил 68 смертных приговоров.[18] Ни принадлежность к аристократическим родам, ни связи в Петербурге, ни сан католического священника не помогали при смягчении приговора, если речь шла о грабеже или об убийстве офицера, солдата или чиновника, крестьянина или православного священника.
Кроме того, по приговорам военных судов с лишением прав состояния было сослано на каторжные работы 972 чел., на поселение в отдаленные места Сибири - 573, на поселение в менее отдаленные места Сибири - 854, определено в военную службу рядовыми 345, сослано в арестантские роты 864, выслано на водворение на казенных землях внутри Империи 4.096 чел. (или около 800 семей), сослано на жительство во внутренние губернии по решению суда 1.254 чел., из края было выселено 629 семей так называемой околичной шляхты. В административном порядке, по приказанию Муравьева, за пределы генерал-губернаторства было выслано 279 чел. В целом высланные из Северо-Западного края составили большинство (57%) всех репрессированных участников восстания 1863 г. (высланные из Царства Польского составили 38%, из Юго-Западного края - 5%).[19] В малороссийских губерниях такой необходимости не было - здесь даже самые слабые попытки спровоцировать восстание разбивались о прочную верность крестьянства своей стране и не менее прочную ненависть к полякам.
Изменилось отношение к восстанию и его союзникам в России. У той части общества, которое порицало поляков, был заметен подъем патриотических настроений. Сторонники революции и радикалы оказались в изоляции. Выступивший в защиту восставших поляков А.И. Герцен, который с 1856 г. был одним из безусловных властителей умов русской либеральной общественности, был ею отвергнут. Его журнал "Колокол", издававшийся в Лондоне, еще в 1862 г. расходился в России в количестве от 2,5 до 3 тыс. экземпляров. С 1863 г. тираж "Колокола" упал до 500 экземпляров, и, хотя он продолжал издаваться еще 5 лет, тираж его ни разу не превысил этой цифры.[20]
Это был урок, из которого в Галиции сделали верные выводы. Началась борьба за контроль над умами, то есть над школой, которая велась не на жизнь, а на смерть. На смерть всего, что называло себя русским. В начале XX века, в виду неизбежного, как казалось уже многим столкновения германских держав со славянской, это противостояние было особо острым. Русофильские элементы Галиции, отстаивавшие свое право на сохранение этнической и культурной идентичности, были весьма нежелательны для Габсбургов, поляков и созданных ими "мазепинцев".
В.Р. Ваврик, заключенный в концлагерь Терезин по доносу украинского националиста [21], вспоминал, как австрийские власти делали все для того, чтобы разделить единый когда-то русинский народ - они подкупали, они создавали платные места для нужных людей и они добились своего - народ был разобщен, разбит на два лагеря: "Галицко-русский табор, стоя нерушимо на славянской основе, неустанно братался с родственными славянскими народами, радовался их успехам, печалился их неудачами и спорами между собою и всю свою жизненную энергию обращал против германской расы и ее нечестивых методов борьбы с соседями. Поэтому вполне понятно, что Австрия, во главе с немецкой династией Габсбургов, старалась всеми силами задавить эту часть галицкой интеллигенции и приостановить ее влияние на народные массы.
Второй табор галицкой интеллигенции, возлелеянный венской няней, пошел, отбросив свое славянское родство наотмашь и наобум, с врагами Славянства и своего родного народа; он проникся ненавистью к братским народам, позаимствовал от германцев методы беспощадного топтания прав славянских племен и даже с оружием в руках устилал трупами своих родных братьев родную землю. Этот табор стал любимцем Австрии и оставался ее наймитом до самого развала; даже немцы и мадьяры отошли в сторону, одни галицийские украинцы слепо стояли при Австрии" [22].
Люди, подобные Ваврику, составлявшие "первый табор галицкой интеллигенции" и были столь нежелательным для Габсбургов и "второго табора" элементом. Это была формирующаяся русинская интеллигенция [23]. Влияние ее было уже немалым. В Восточной Галиции издавалось 17 газет и 50 журналов на русинском языке (51 газета и 136 журналов на польском, 8 газет и 7 журналов на немецком, 4 газеты и 4 журнала на еврейском языках) [24]. Если русинские издания (46 из 67 издавались во Львове), такие как "Галичанин", "Прикарпатская Русь" издавались на средства подписки, то украинские ("Дiло", "Руслан") пользовались субсидиями австрийского МИДа [25].
Уже перед Первой Мировой войной наметился курс Вены на уничтожение русинской интеллигенции. На процессах, проведенных против нее австрийскими и венгерскими властями с помощью провокаторов в декабре 1913 г. в Мармарош-Сигете и в марте 1914 г. во Львове, основными доказательствами злонамеренности обвиняемых и их связи с русской разведкой стали напечатанные в России богослужебные книги и Св. Писание, и даже изъятый при обыске (!!!) "Тарас Бульба" [26]. Разумеется, что в свободной и европейской Австрии, которую так любят восхвалять некоторые современные украинские политики, вольготно чувствовали себя все не-русофилы.
Перед войной Восточная и Западная Галиции стали центрами польского "сокольского" движения, в рамках которого местная молодежь проходила усиленную военную и частично диверсионную подготовку. Центрами сокольских организаций стали Краковский, Тарновский, Ряшевский, Перемышльский, Львовский, Станиславовский и Тарнопольский округа, численность организаций достигала 40.000 человек.[27] Кроме "соколов", к 1914 году действовавших в Галиции 48 лет, существовали еще стрелковые союзы, стрелковые дружины, военный союз, военный союз имени Костюшко - все это были польские организации.[28] Кроме польских, в Галиции существовали и две схожие по типу организации украинских националистов, т.н. "мазепинцев" - "Русский Сокол" и "Сечь". Всего данные организации к лету 1914 года объединяли 2.383 филиала и около 135.000 членов.[29] Это была хорошо организованная сила, в негативном отношении которой к России сомневаться не приходилось. Ее существование и допускалось австрийскими властями именно с целью противостояния русскому влиянию в мирное время и русской армии в военное. С началом войны самые массовые репрессии были направлены Веной против сербского населения в Боснии и русинского в Галиции. Целью прежде всего была их духовная и интеллектуальная верхушка.[30] Австрийская администрация фактически использовала по отношению к собственным подданным режим военной оккупации, и к тому же весьма жестокой.[31] Она действовала систематично, широко используя практику взятия заложников, административной высылки, арестов, доносительства. За донос на "москвофила" в Галиции выплачивалась премия от 50 до 500 крон.[32] При малейшем желании представлялась большая возможность для заработка.
В желающих заработать недостатка не было. В начале войны во Львове и ряде городов Галиции польскими и украинскими националистическими организациями были проведены массовые демонстрации в поддержку правительства.[33] Именно из этих кругов рекрутировались доносчики на "москвофилов" и их палачи. Особенно активными были "мазепинцы", получившие возможность уничтожить своих оппонентов физически и выжечь сознание родственной близости с русским народом из русин. "Жажда славянской крови, - вспоминал один из узников Телергофа и Терезина, - запоморочила помыслы военных и мирских подданных Габсбургской монархии. Наши братья, вырекшиеся Руси, стали не только ее прислужниками, но и подлейшими доносчиками и палачами родного народа" [34].
Разумеется, что при таких обстоятельствах для украинцев возникали весьма выгодные возможности для расправы с русинами и захвата их имущества. Речь шла не только о прессе. Национально ориентированным и верным Габсбургам элементам было чем поживиться. Так, например, товарищество "Просвита" в 1909 г. имело в Галиции около 28 тыс. членов, 2.164 читальни, 194 хора, 170 любительских трупп и т.д. Но более всего местные власти раздражала православная церковь. В ее преследовании они не сдерживали себя практически ничем (необходимо учесть, что до 77% местных чиновников были поляками).[36]
Впрочем, в вопросе преследования православия собственной территорией австрийцы не ограничивались. При вторжении на русскую территорию, в Подолию, австрийцы проводили массовые аресты православных священников, уводили их в качестве заложников, громили монастыри и церкви (по данным архиепископа Варшавского Николая, таким образом в его епархии пострадало 20 церквей, погромы сопровождались глумлением над предметами церковной службы).[37] Но самые массовые репрессии были направлены Веной против "компатриотов". Казни часто были массовыми и публичными, расправы нередко проводились на месте, без какого-либо подобия суда.[38]
Впрочем, когда дело доводилось до ареста и суда, ситуация почти не менялась. "Быть арестованным и отведенным в военно-полевой суд, заседавший в каждом местечке, - писал русский журналист из Львова после его взятия, - считалось счастьем, ибо в большинстве случаев палачи казнили на месте. Казнили врачей, юристов, писателей, художников, не разбирая ни положения, ни возраста"[39]. Казням подвергались женщины и дети, особо жестко австрийцы действовали после поражения, когда их разбитые части бежали от русской армии.[40] Весьма характерную историю пришлось услышать командиру XXI-го Армейского корпуса ген. Я.Ф. Шкинскому в дер. Дзибулки под Львовым. Местный священник вместе с дочерью был арестован и приговорен к смертной казни по обвинению в государственной измене. Вина отца заключалась в принадлежности к православной церкви и значительном авторитете среди прихожан, вина дочери - в том, что обучала детей русским песням. От повешения их спас только приход русских войск.[41]
По воспоминаниям переживших эти события, это был "подлинный, живой погром" всех тех, кто называл себя в Галиции русскими. Значительная часть арестованных была выслана в концентрационные лагеря Терезин и Телергоф, в которых они систематически подвергались пыткам, издевательствам и истреблению.[42] В конце августа 1914 г. только в Телергофе было собрано 2.300 чел., в конце ноября число заключенных достигло около 7 тыс. чел., включая детей младше 10 лет. Людей привозили в товарных вагонах по 80-100 человек в каждом, после длительной дороги, в которой их почти не кормили и не выдавали воды. Люди сотнями погибали от побоев, болезней, дурного питания.[43]
Исключением были националисты. Впрочем, их пропаганда в целом успеха не имела. Входящую в Галицию русскую армию весьма сочувственно встречали в селах, а в городах иногда пытались обстреливать.[47] Следует отметить, что эти случаи произошли именно в городах, где преобладал польский и еврейский элемент, весьма значительным было и влияние националистов. Кроме того, сочувствовавшие России элементы с началом войны были запуганы террором австрийских властей. Во Львове, например, перед его эвакуацией было арестовано до 8 тыс. человек, подозреваемых в "москвофильстве". Магистрат и полиция города контролировались поляками, в большинстве своем враждебно настроенными к России.[48]
Сразу же после взятия Львова русскими войсками самую активную деятельность развернул здесь депутат Государственной Думы граф В.А. Бобринский. Еще до войны он последовательно выступал в защиту русофильских элементов Галиции, отстаивавших свое право на сохранение этнической и культурной идентичности.[49] Его стараниями был начат розыск по тюрьмам арестованных русофилов и немедленное их освобождение.[50] Не удивительно, что единичные выстрелы по русским солдатам в городах, не влияли на общую картину. В тылу русской армии было абсолютно безопасно в самых "мазепинских" местах. Посещавший их М.М. Пришвин отмечал, что "...почти нигде не было войск, даже разъездов, патрулей и везде было так, будто едешь по родной земле, способной нести крест татарского и всякого ига".[51]
Занятие Восточной Галиции и ее административного центра поставило вопрос об управлении этими территориями. 22 августа(4 сентября) Верховный Главнокомандующий издал приказ образовать здесь "особое генерал-губернаторство с подчинением его через главного начальника снабжения Юго-Западного фронта, Главнокомандующему армиями Юго-Западного фронта". В тот же день на пост генерал-губернатора с резиденцией во Львове был назначен генерал-лейтенант граф Г.А. Бобринский. [52]
4(17) сентября 1914 г. Верховный Главнокомандующий подписал обращение к народам Австро-Венгрии, в котором заявлялось, что целью России в войне является восстановление "права и справедливости", достижение "свободы" и "народных вожделений". Точных обещаний из обращения не следовало, но оно оканчивалось следующим образом: "Австро-венгерское правительство веками сеяло между вами раздоры и вражду, ибо только на вашей розни зиждилась его власть над вами. Россия, напротив, стремится только к одному, чтобы каждый из вас мог развиваться и благоденствовать, храня драгоценное достояние отцов - язык и веру, и, объединенный с родными братьями, жить в мире и согласии с соседями, уважая их самобытность. Уверенный, что вы будете всеми силами содействовать достижению этой цели, призываю вас встречать русские войска, как верных друзей и борцов за ваши лучшие идеалы"[53].
Действия русских властей не противоречили духу этого призыва. Война разорила значительную часть Галиции, во Львов потянулись беженцы - в основном женщины, дети и старики.[54] Для лучшей организации помощи населению и беженцам во Львове был создан Главный благотворительный комитет, который создал филиалы в других городах генерал-губернаторства.[55]
У оккупационных властей в Галиции была проблема. Осенью 1914 г. довольно обычной для ее дорог была картина австрийских пленных, идущих в разные стороны в цивильном платье. Это были русины, которые покидали австрийскую армию при отступлении и уходили по домам. Многих там потом и задерживали.[62] Нередки были и побеги пленных. Их этапирование было организовано не лучшим способом. Иногда расстояние при переходах превышало 25 верст (чуть меньше 27 км.), уставшие люди отставали от колонн, при незначительном количестве конвоиров и отсутствии жесткого отношения к отставшим побег не составлял особенного труда, особенно для местных жителей, которым было куда бежать.[63]
Выход из весьма двусмысленного положения был найден 12(25) августа 1914 г., после взятия Тарнополя. Тогда по рекомендации присутствовавшего при штабе 8-й армии депутата Государственной Думы графа В.А. Бобринского Брусилов принял решение отпустить пленных галичан, которые согласились присягнуть на верность России и ее императору.[64] Позже стали использовать более традиционную форму - честное слово не воевать против русских.
Во всей контролируемой русскими властями Галиции за все время их пребывания там было проведено 1.200 арестов и около 1.000 обысков. Как такового, сопротивления русским войскам и властям не было, крупные фигуры из еврейской, польской партии и иезуиты покинули город вместе с австрийскими частями. Впрочем, во Львове была раскрыта и обезврежена небольшая террористическая группа, готовившая покушение на генерал-губернатора Бобринского и русофильски настроенных общественных деятелей. За время русского контроля над четырьмя губерниями Восточной Галиции из нее было выслано 1.568 человек. Самым известным из них был униатский митрополит Шептицкий.[65] До пострижения - польский граф и австрийский гусарский офицер - он постоянно занимал антирусские позиции до войны, а после прихода русских войск публично призвал паству во время службы во Свято-Георгиевском соборе Львова сохранять верность Францу-Иосифу.[66] Проведенный в его резиденции обыск дал доказательства подрывной пропаганды.[67] В результате граф-митрополит был арестован и выслан из Галиции в Киев.[68]
В целом вряд ли общее количество высланных русскими властями можно назвать значительной цифрой для военного управления населением численностью около 4 млн. чел., особенно если учитывать сложное этническое, социальное и конфессиональное состояние края. Во внутренние губернии под надзор полиции было выслано: евреев 38% - 585 чел.; русинов-галичан (бежавших из плена) - 29% - 455 чел.; поляков 25% - 412 чел.; немцев и венгров 5% - 76 чел.; русских подданных 2% - 28 чел.; итальянцев, греков и чехов 1% - 12 чел.) При этом за тот же период под честное слово не воевать против России было освобождено 4.290 военнопленных, уроженцев Галиции, православных и униатов.[69] Следует также отметить, что указанное выше число высланных и арестованных приходится на период с сентября 1914 г. по июнь 1915 г. (хронологические рамки обусловлены временем пребывания Львова под русской властью). Австрийские репрессии в начале войны не только превзошли эти показатели по высланным (при этом русские власти не ссылали в концлагеря и не казнили) - эти репрессии были весьма интенсивными, так как пришлись буквально на 2 месяца - август и сентябрь 1914 г., пока австрийцев и их подручных палачей не выгнали из Восточной Галиции.
Весной 1915 г. австро-германские армии перешли в контрнаступление. Русская армия вынуждена была отступать. Большая часть Галиции вновь вернулась под власть Австро-Венгрии, вместе с которой вернулись сюда и ее заплечных дел мастера. Они не сидели без дела и неистово сводили счеты со своими врагами. Репрессии против русофилов и православной церкви, развязанные с началом войны, не были остановлены. Всего в результате геноцида, развязанного австрийцами в 1914-1918 гг. в Галиции, Карпатской Руси и на Буковине, погибло более 150.000 мирных жителей.[70]
Жертвами культурной политики Вены по-прежнему были не только подданные Габсбургов. Во время австрийской оккупации 1915-1916 гг. чрезвычайно сильно пострадало и православное население русской Волыни. С видимым особенным удовольствием австро-германо-венгерско-польские части глумились над почитаемыми людьми святынями (несколько лучше себя вели чехи и словаки). Так, в частности, в освобожденной 3(16) июня Почаевской лавре русские войска столкнулись с результатами хозяйствования европейцев: из монастыря для переплавки была вывезена масса металлической утвари, в одной из церквей был устроен кинематограф, в другой ресторан, в третьей - казарма и т.д.[71]
Разгромлен был монастырь Казачьи Могилы в Дубенском уезде близ Берестечка, разгромлена костница, где хранились останки погибших в бою с поляками казаков Богдана Хмельницкого.[72] Подобная практика вообще была в высшей степени характерна для австрийцев - церкви систематически осквернялись. Только на освобожденной за первые дни наступления Юго-Западного фронта территории насчитали до 15 совершенно разрушенных храмов, в том числе и в местностях, где боев не было.[73] Националистов, "защищавших" Украину в рядах австро-венгерской армии, такого рода скверна не раздражала - ведь у них была возможность стрелять в "москалей".
По другому вел себя народ, освобождаемый во время Брусиловского наступления русскими войсками. Не удивительно, что летом 1916 года русинское население было радо вновь увидеть русские войска. Принимавший участие в этих событиях А.М. Василевский вспоминал: "Местные жители, которые именовались тогда русинами, встречали нас с распростертыми объятиями и рассказывали о своей нелегкой доле. Австрийские власти, смотревшие на них как на чужеземцев, яростно преследовали всех, кого они могли заподозрить в "русофильстве". Значительная часть местной славянской интеллигенции была арестована и загнана в концентрационный лагерь "Телергоф", о котором ходили страшные легенды"[74].
В последнее время появилось немало объективных исследований относительно "героев Украины" или, вернее, героев той Украины, о которой мечтали сотрудничавшие с фашистами палачи и убийцы, или, выражаясь на волапюке всяческих политкорректных "исследователей" - борцы со сталинским авторитаризмом. Следуя этой логике, эсэсовец переставал быть таковым, вступая на территорию Советского Союза. Здесь (конечно, если речь не шла об уничтожении евреев - до этого никто еще не дошел) он выступал почти что в роли освободителя. Кстати, одного из таких героев - Ивана Демьянюка - сейчас судят в Мюнхене.
Обратимся к тому, о чем предпочитают молчать на Украине, и уж тем более - в России. Посмотрим на то, как формировались традиции украинских "сичовых стрельцов", кто и с какой целью вывел этих мутантов, в каком горниле, кто и против кого выковал их оружие, и кто стал их первой жертвой.
Речь пойдет о далеких событиях, о Первой Мировой войне и годах, ей предшествовавших, когда на Западной Украине, принадлежавшей тогда Австро-Венгрии, жил народ, называвший себя русинами (сейчас так себя называют только жители Закарпатской Руси - некогда венгерского баната Угоча, затем части Чехословацкой республики, а ныне - Закарпатской области Украины).
Большая часть русин жила в австрийской Галиции (исключением было Закарпатье, входившее в Транслейтанию, т.е. в венгерскую часть монархии Габсбургов). Австрийская Галиция делилась на Восточную (административный центр - Лемберг (совр. Львов), 51 уезд) и Западную (административный центр - Краков, 30 уездов). По переписи 1910 г. здесь проживало 5.913.115 чел., из них в Восточной Галиции - 5.334.193 чел.[1]. По данным австрийской переписи, сделанным на основании использования "обиходного языка", в уездах Восточной Галиции превалировали русины (62,5%), а в Западной - поляки (от 53 до 99,9%). Эти данные, разумеется, были до известной степени условны, так как не давали данных по проживавшим здесь евреям [2].
По более точным русским данным, в Восточной Галиции и Буковине русинское население составляло 41-62%, польское население местами доходило до 45%, еврейское - 11%, в Восточной Галиции 62% принадлежали к униатской церкви, на Буковине - 68% к православной. Обстановка в Восточной Галиции была весьма сложной, отношения между конфессиями и нациями - традиционно натянутыми. Достаточно сказать, что 37% всей территории Галиции принадлежало крупным собственникам (владельцам латифундий свыше 1 тыс. гектаров земли) - их было всего 475 и в основном это были поляки. При этом 94% русинов занимались земледелием и абсолютное большинство этих крестьян владело участками земли от 1 до 5 гектаров [3]. Не раз напряженное противостояние между крестьянами, т.е. русинами, и поляками, т.е. дворянством, проявилось на этих землях во всю силу.
21 февраля 1846 г. в Кракове (являвшимся по условиям Венского конгресса 1815 г. вольным, т.е. самоуправляемым нейтральным городом под протекторатом Австрии, России и Пруссии [4]) началось польское восстание, лидеры которого провозгласили окончательной целью своего движения восстановление Польши в границах 1772 г., а ближайшей - распространение восстания на австрийскую провинцию Восточная Галиция с центром в Лемберге, которую они хотели сделать основной базой.
Австрийские власти весьма опасались волнений в Галиции, где значительное и влиятельное положение занимало польское дворянство. Не будучи уверенными в том, что им удастся справиться с восстанием, если оно начнется, австрийцы решили использовать сословно-конфессиональные противоречия, существовавшие в провинции. Крестьянство, преимущественно русинское, православное или униатское, было фактически натравлено на польское и католическое дворянство.
В Восточной Галиции начались аграрные беспорядки с четко выраженной этно-конфессиональной направленностью. "Хлопы" уничтожали "панов", которые бежали от своих крестьян не только в Краков, но и на русскую территорию, под защиту императорской русской власти [5]. Под влиянием этих событий в ряде пограничных русских губерний также возникло недовольство крепостных своими помещиками, тем более что и здесь они были представлены в основном поляками. Правда, в России до резни шляхты дело не дошло, т.к. правительство пресекло это движение в зародыше [6].
Австрийский гарнизон покинул Краков в самом начале восстания, и в результате Николаем I было принято решение об отправке туда русских войск под командованием генерал-лейтенанта Ф.С. Панютина [7]. Уже 19 февраля (3 марта) 1846 г. они были под городом. Желая избежать ненужного кровопролития, командование издало следующее обращение: "Жители города Кракова! Сильное Русское войско идет для восстановления нарушенного спокойствия в вашем городе. Спешите принять его в ваших стенах, дабы оно могло защитить невинных. Всякий, кто положит оружие, будет пощажен. Смерть ожидает тех, кто будет взят с оружием, а сверх того и город, если в нем станут защищаться, будет предан огню и мечу" [8].
Это соответствовало инструкции Николая I, данной им 20 февраля (1 марта) Паскевичу: "Взять Краков coute que coute; сдадутся - тем лучше, нет - брать силой и непременно взять" [9] 3 марта войска вошли в город, повстанцы бежали, не оказав сопротивления. Вскоре в город вошли австрийские, а затем и прусские войска. В Кракове было введено военное управление во главе с австрийцами. По предложению Николая I город с прилегающей к нему областью был передан Австрии. Т.к. Берлин смотрел на перспективу территориального расширения империи Габсбургов без особого энтузиазма, то император даже взял на себя труд убедить Пруссию не препятствовать такому решению. [10]
Окончательное присоединение этого важнейшего стратегического пункта (прикрывающего т.н. "Богемский коридор", т.е. разрыв между Карпатами и Татрами) к Австрии произошло 3(15) апреля 1846 г., когда была подписана соответствующая русско-австрийская конвенция [11], а небольшой русский отряд - 2 батальона, 2 сотни иррегулярной кавалерии и 2 конных орудия - покинул пределы Кракова.[12]
Известно, чем отплатила Австрия за поддержку, оказанную Россией в 1846 и в 1848-1849 гг., во время Крымской войны. Современники называли ее "черной неблагодарностью", само слово Австрия стало для русского общества синонимом предательства и двуличия. Но, кроме заметных и хорошо известных внешнеполитических сюжетов, были еще и другие. Теряя свои позиции в Италии и Германии, Вена все больше стала уделять внимание своим славянским подданным, таким неспокойным и таким враждебным друг другу. Последнее качество вполне устраивало имперские власти, ибо прекрасно подходило под принцип divide et impera - "разделяй и властвуй". Плохо было то, что часть этих славян традиционно смотрела на Россию, как на свою старшую сестру и - неизбежное единое Отечество всех отраслей русского племени - великороссов, белорусов и малорусов, частью которых и были русины.
Переломить эти симпатии значило: для Вены - создать из ненадежных и потенциально враждебных подданных прочную опору, для польского дворянства, традиционно управлявшего краем, - разделить ряды социального противника и стравить их друг с другом, ослабить. "Хлопы" должны были убивать "хлопов", а не резать "панов". В этой обстановке, в Галиции, которая под патронатом австрийских властей превратилась в оплот польского шовинизма, было принято решение превратить малороссийскую карту в украинскую и использовать ее как козырь в борьбе с Россией и с русским народом. Полем боя стала система образования, основным оружием - польская профессура Львовского университета, униатская церковь и... русские революционеры, не чуравшиеся в своей борьбе с "ненавистным самодержавием" никаких приемов.
Первым испытанием для тройки стало последнее польское восстание XIX века. 1 апреля 1863 г. А.И. Герцен сформулировал свою позицию в отношении мятежа в Царстве Польском следующим образом: "Мы с Польшей, потому что мы за Россию. Мы со стороны поляков, потому что мы русские. Мы хотим независимости Польше, потому что хотим свободы России. Мы с поляками, потому что одна цепь сковывает нас обоих"[13]. Общественное мнение Англии и Франции, а вслед за ним и правительства этих государств, заняли откровенно антирусскую позицию, австрийская Галиция превратилась в базу для польских отрядов.
Особенную активность развил Папский престол. Католическая церковь в Польше активно участвовала в восстании, папа Пий IX публично крайне жестко осуждал ответные репрессивные действия русских властей, упрекая их в преследовании католицизма. В высшей степени показателен от факт, что именно в 1863 г. Ватикан начал процесс канонизации Иосафата Кунцевича - епископа Полоцкого и Витебского, который прославился своими изуверскими преследованиями православной церкви в XVII веке и был убит в 1623 г. доведенными им до отчаяния жителями Витебска. Попытки поляков и католической церкви террором и канонизацией чудовищ повести за собой белорусское крестьянство провалились.
Крахом закончилась и попытка призвать к войне против России малороссов. Весьма характерно, что этот призыв прозвучал из Галиции. В 1863 г., в четвертом номере львовского журнала "Мета", было впервые опубликовано стихотворение П.П. Чубинского "Ще не вмерла Украина", ставшее в XX веке гимном украинских националистов, а в несколько переработанной форме - и гимном Украинской республики. Время и место публикации весьма символично, как впрочем, символично и явное подражание польскому гимну "Еще Польска не сгинела". Автор призывал поддержать восстание взявшихся за оружие "братьев"-поляков:
Нет смысла говорить о том, что на левом и особенно правом берегу Днепра, как и в Белоруссии, не было никого более далекого крестьянину, чем польский мятежник, поддерживать которого в борьбе против собственного государства никто не собирался. Не увенчалась успехом и попытка поляков и русских сторонников революции поднять восстание в Поволжье, используя провокацию - подложный Высочайший манифест.[15]
Провокации и ложь мятежников шли рука об руку с революционным террором. К осени 1863 г. число его жертв в городах Царства Польского, Западного и Юго-Западного краев достигло 600 чел., количество замученных крестьян, не симпатизировавших польскому национальному движению, было гораздо большим.[16] Не удивительно, что уже в апреле 1863 г. в ответ на убийства русских солдат крестьяне Витебской губернии разгромили несколько отрядов повстанцев и около 20 имений.[17]
Генерал-губернатор Виленский М.Н.Муравьев решительно и бескомпромиссно ответил на революционный террор репрессиями. К июлю 1864 г. из края было выслано 177 католических священников, все расходы на содержание арестованных и сосланных ксендзов возлагались на католическую церковь. 7 ксендзов были расстреляны. С марта 1863 по декабрь 1864 гг. в генерал-губернаторстве было казнено 128 человек, из них большинство - 47 чел. - за участие в мятеже и совершение убийств, по 24 человека - за измену присяге и за руководство повстанческими отрядами, 11 - за служение революционному комитету в качестве "жандармов-вешателей", т.е. убийц, 7 - за чтение или распространение революционных манифестов и подстрекательство к восстанию, по 6 человек - за активное участие в "шайках мятежников" и организацию конспиративной деятельности, 3 - за участие в мятеже и совершение грабежей. Лично Муравьев утвердил 68 смертных приговоров.[18] Ни принадлежность к аристократическим родам, ни связи в Петербурге, ни сан католического священника не помогали при смягчении приговора, если речь шла о грабеже или об убийстве офицера, солдата или чиновника, крестьянина или православного священника.
Кроме того, по приговорам военных судов с лишением прав состояния было сослано на каторжные работы 972 чел., на поселение в отдаленные места Сибири - 573, на поселение в менее отдаленные места Сибири - 854, определено в военную службу рядовыми 345, сослано в арестантские роты 864, выслано на водворение на казенных землях внутри Империи 4.096 чел. (или около 800 семей), сослано на жительство во внутренние губернии по решению суда 1.254 чел., из края было выселено 629 семей так называемой околичной шляхты. В административном порядке, по приказанию Муравьева, за пределы генерал-губернаторства было выслано 279 чел. В целом высланные из Северо-Западного края составили большинство (57%) всех репрессированных участников восстания 1863 г. (высланные из Царства Польского составили 38%, из Юго-Западного края - 5%).[19] В малороссийских губерниях такой необходимости не было - здесь даже самые слабые попытки спровоцировать восстание разбивались о прочную верность крестьянства своей стране и не менее прочную ненависть к полякам.
Изменилось отношение к восстанию и его союзникам в России. У той части общества, которое порицало поляков, был заметен подъем патриотических настроений. Сторонники революции и радикалы оказались в изоляции. Выступивший в защиту восставших поляков А.И. Герцен, который с 1856 г. был одним из безусловных властителей умов русской либеральной общественности, был ею отвергнут. Его журнал "Колокол", издававшийся в Лондоне, еще в 1862 г. расходился в России в количестве от 2,5 до 3 тыс. экземпляров. С 1863 г. тираж "Колокола" упал до 500 экземпляров, и, хотя он продолжал издаваться еще 5 лет, тираж его ни разу не превысил этой цифры.[20]
Это был урок, из которого в Галиции сделали верные выводы. Началась борьба за контроль над умами, то есть над школой, которая велась не на жизнь, а на смерть. На смерть всего, что называло себя русским. В начале XX века, в виду неизбежного, как казалось уже многим столкновения германских держав со славянской, это противостояние было особо острым. Русофильские элементы Галиции, отстаивавшие свое право на сохранение этнической и культурной идентичности, были весьма нежелательны для Габсбургов, поляков и созданных ими "мазепинцев".
В.Р. Ваврик, заключенный в концлагерь Терезин по доносу украинского националиста [21], вспоминал, как австрийские власти делали все для того, чтобы разделить единый когда-то русинский народ - они подкупали, они создавали платные места для нужных людей и они добились своего - народ был разобщен, разбит на два лагеря: "Галицко-русский табор, стоя нерушимо на славянской основе, неустанно братался с родственными славянскими народами, радовался их успехам, печалился их неудачами и спорами между собою и всю свою жизненную энергию обращал против германской расы и ее нечестивых методов борьбы с соседями. Поэтому вполне понятно, что Австрия, во главе с немецкой династией Габсбургов, старалась всеми силами задавить эту часть галицкой интеллигенции и приостановить ее влияние на народные массы.
Второй табор галицкой интеллигенции, возлелеянный венской няней, пошел, отбросив свое славянское родство наотмашь и наобум, с врагами Славянства и своего родного народа; он проникся ненавистью к братским народам, позаимствовал от германцев методы беспощадного топтания прав славянских племен и даже с оружием в руках устилал трупами своих родных братьев родную землю. Этот табор стал любимцем Австрии и оставался ее наймитом до самого развала; даже немцы и мадьяры отошли в сторону, одни галицийские украинцы слепо стояли при Австрии" [22].
Люди, подобные Ваврику, составлявшие "первый табор галицкой интеллигенции" и были столь нежелательным для Габсбургов и "второго табора" элементом. Это была формирующаяся русинская интеллигенция [23]. Влияние ее было уже немалым. В Восточной Галиции издавалось 17 газет и 50 журналов на русинском языке (51 газета и 136 журналов на польском, 8 газет и 7 журналов на немецком, 4 газеты и 4 журнала на еврейском языках) [24]. Если русинские издания (46 из 67 издавались во Львове), такие как "Галичанин", "Прикарпатская Русь" издавались на средства подписки, то украинские ("Дiло", "Руслан") пользовались субсидиями австрийского МИДа [25].
Уже перед Первой Мировой войной наметился курс Вены на уничтожение русинской интеллигенции. На процессах, проведенных против нее австрийскими и венгерскими властями с помощью провокаторов в декабре 1913 г. в Мармарош-Сигете и в марте 1914 г. во Львове, основными доказательствами злонамеренности обвиняемых и их связи с русской разведкой стали напечатанные в России богослужебные книги и Св. Писание, и даже изъятый при обыске (!!!) "Тарас Бульба" [26]. Разумеется, что в свободной и европейской Австрии, которую так любят восхвалять некоторые современные украинские политики, вольготно чувствовали себя все не-русофилы.
Перед войной Восточная и Западная Галиции стали центрами польского "сокольского" движения, в рамках которого местная молодежь проходила усиленную военную и частично диверсионную подготовку. Центрами сокольских организаций стали Краковский, Тарновский, Ряшевский, Перемышльский, Львовский, Станиславовский и Тарнопольский округа, численность организаций достигала 40.000 человек.[27] Кроме "соколов", к 1914 году действовавших в Галиции 48 лет, существовали еще стрелковые союзы, стрелковые дружины, военный союз, военный союз имени Костюшко - все это были польские организации.[28] Кроме польских, в Галиции существовали и две схожие по типу организации украинских националистов, т.н. "мазепинцев" - "Русский Сокол" и "Сечь". Всего данные организации к лету 1914 года объединяли 2.383 филиала и около 135.000 членов.[29] Это была хорошо организованная сила, в негативном отношении которой к России сомневаться не приходилось. Ее существование и допускалось австрийскими властями именно с целью противостояния русскому влиянию в мирное время и русской армии в военное. С началом войны самые массовые репрессии были направлены Веной против сербского населения в Боснии и русинского в Галиции. Целью прежде всего была их духовная и интеллектуальная верхушка.[30] Австрийская администрация фактически использовала по отношению к собственным подданным режим военной оккупации, и к тому же весьма жестокой.[31] Она действовала систематично, широко используя практику взятия заложников, административной высылки, арестов, доносительства. За донос на "москвофила" в Галиции выплачивалась премия от 50 до 500 крон.[32] При малейшем желании представлялась большая возможность для заработка.
В желающих заработать недостатка не было. В начале войны во Львове и ряде городов Галиции польскими и украинскими националистическими организациями были проведены массовые демонстрации в поддержку правительства.[33] Именно из этих кругов рекрутировались доносчики на "москвофилов" и их палачи. Особенно активными были "мазепинцы", получившие возможность уничтожить своих оппонентов физически и выжечь сознание родственной близости с русским народом из русин. "Жажда славянской крови, - вспоминал один из узников Телергофа и Терезина, - запоморочила помыслы военных и мирских подданных Габсбургской монархии. Наши братья, вырекшиеся Руси, стали не только ее прислужниками, но и подлейшими доносчиками и палачами родного народа" [34].
Разумеется, что при таких обстоятельствах для украинцев возникали весьма выгодные возможности для расправы с русинами и захвата их имущества. Речь шла не только о прессе. Национально ориентированным и верным Габсбургам элементам было чем поживиться. Так, например, товарищество "Просвита" в 1909 г. имело в Галиции около 28 тыс. членов, 2.164 читальни, 194 хора, 170 любительских трупп и т.д. Но более всего местные власти раздражала православная церковь. В ее преследовании они не сдерживали себя практически ничем (необходимо учесть, что до 77% местных чиновников были поляками).[36]
Впрочем, в вопросе преследования православия собственной территорией австрийцы не ограничивались. При вторжении на русскую территорию, в Подолию, австрийцы проводили массовые аресты православных священников, уводили их в качестве заложников, громили монастыри и церкви (по данным архиепископа Варшавского Николая, таким образом в его епархии пострадало 20 церквей, погромы сопровождались глумлением над предметами церковной службы).[37] Но самые массовые репрессии были направлены Веной против "компатриотов". Казни часто были массовыми и публичными, расправы нередко проводились на месте, без какого-либо подобия суда.[38]
Впрочем, когда дело доводилось до ареста и суда, ситуация почти не менялась. "Быть арестованным и отведенным в военно-полевой суд, заседавший в каждом местечке, - писал русский журналист из Львова после его взятия, - считалось счастьем, ибо в большинстве случаев палачи казнили на месте. Казнили врачей, юристов, писателей, художников, не разбирая ни положения, ни возраста"[39]. Казням подвергались женщины и дети, особо жестко австрийцы действовали после поражения, когда их разбитые части бежали от русской армии.[40] Весьма характерную историю пришлось услышать командиру XXI-го Армейского корпуса ген. Я.Ф. Шкинскому в дер. Дзибулки под Львовым. Местный священник вместе с дочерью был арестован и приговорен к смертной казни по обвинению в государственной измене. Вина отца заключалась в принадлежности к православной церкви и значительном авторитете среди прихожан, вина дочери - в том, что обучала детей русским песням. От повешения их спас только приход русских войск.[41]
По воспоминаниям переживших эти события, это был "подлинный, живой погром" всех тех, кто называл себя в Галиции русскими. Значительная часть арестованных была выслана в концентрационные лагеря Терезин и Телергоф, в которых они систематически подвергались пыткам, издевательствам и истреблению.[42] В конце августа 1914 г. только в Телергофе было собрано 2.300 чел., в конце ноября число заключенных достигло около 7 тыс. чел., включая детей младше 10 лет. Людей привозили в товарных вагонах по 80-100 человек в каждом, после длительной дороги, в которой их почти не кормили и не выдавали воды. Люди сотнями погибали от побоев, болезней, дурного питания.[43]
Исключением были националисты. Впрочем, их пропаганда в целом успеха не имела. Входящую в Галицию русскую армию весьма сочувственно встречали в селах, а в городах иногда пытались обстреливать.[47] Следует отметить, что эти случаи произошли именно в городах, где преобладал польский и еврейский элемент, весьма значительным было и влияние националистов. Кроме того, сочувствовавшие России элементы с началом войны были запуганы террором австрийских властей. Во Львове, например, перед его эвакуацией было арестовано до 8 тыс. человек, подозреваемых в "москвофильстве". Магистрат и полиция города контролировались поляками, в большинстве своем враждебно настроенными к России.[48]
Сразу же после взятия Львова русскими войсками самую активную деятельность развернул здесь депутат Государственной Думы граф В.А. Бобринский. Еще до войны он последовательно выступал в защиту русофильских элементов Галиции, отстаивавших свое право на сохранение этнической и культурной идентичности.[49] Его стараниями был начат розыск по тюрьмам арестованных русофилов и немедленное их освобождение.[50] Не удивительно, что единичные выстрелы по русским солдатам в городах, не влияли на общую картину. В тылу русской армии было абсолютно безопасно в самых "мазепинских" местах. Посещавший их М.М. Пришвин отмечал, что "...почти нигде не было войск, даже разъездов, патрулей и везде было так, будто едешь по родной земле, способной нести крест татарского и всякого ига".[51]
Занятие Восточной Галиции и ее административного центра поставило вопрос об управлении этими территориями. 22 августа(4 сентября) Верховный Главнокомандующий издал приказ образовать здесь "особое генерал-губернаторство с подчинением его через главного начальника снабжения Юго-Западного фронта, Главнокомандующему армиями Юго-Западного фронта". В тот же день на пост генерал-губернатора с резиденцией во Львове был назначен генерал-лейтенант граф Г.А. Бобринский. [52]
4(17) сентября 1914 г. Верховный Главнокомандующий подписал обращение к народам Австро-Венгрии, в котором заявлялось, что целью России в войне является восстановление "права и справедливости", достижение "свободы" и "народных вожделений". Точных обещаний из обращения не следовало, но оно оканчивалось следующим образом: "Австро-венгерское правительство веками сеяло между вами раздоры и вражду, ибо только на вашей розни зиждилась его власть над вами. Россия, напротив, стремится только к одному, чтобы каждый из вас мог развиваться и благоденствовать, храня драгоценное достояние отцов - язык и веру, и, объединенный с родными братьями, жить в мире и согласии с соседями, уважая их самобытность. Уверенный, что вы будете всеми силами содействовать достижению этой цели, призываю вас встречать русские войска, как верных друзей и борцов за ваши лучшие идеалы"[53].
Действия русских властей не противоречили духу этого призыва. Война разорила значительную часть Галиции, во Львов потянулись беженцы - в основном женщины, дети и старики.[54] Для лучшей организации помощи населению и беженцам во Львове был создан Главный благотворительный комитет, который создал филиалы в других городах генерал-губернаторства.[55]
У оккупационных властей в Галиции была проблема. Осенью 1914 г. довольно обычной для ее дорог была картина австрийских пленных, идущих в разные стороны в цивильном платье. Это были русины, которые покидали австрийскую армию при отступлении и уходили по домам. Многих там потом и задерживали.[62] Нередки были и побеги пленных. Их этапирование было организовано не лучшим способом. Иногда расстояние при переходах превышало 25 верст (чуть меньше 27 км.), уставшие люди отставали от колонн, при незначительном количестве конвоиров и отсутствии жесткого отношения к отставшим побег не составлял особенного труда, особенно для местных жителей, которым было куда бежать.[63]
Выход из весьма двусмысленного положения был найден 12(25) августа 1914 г., после взятия Тарнополя. Тогда по рекомендации присутствовавшего при штабе 8-й армии депутата Государственной Думы графа В.А. Бобринского Брусилов принял решение отпустить пленных галичан, которые согласились присягнуть на верность России и ее императору.[64] Позже стали использовать более традиционную форму - честное слово не воевать против русских.
Во всей контролируемой русскими властями Галиции за все время их пребывания там было проведено 1.200 арестов и около 1.000 обысков. Как такового, сопротивления русским войскам и властям не было, крупные фигуры из еврейской, польской партии и иезуиты покинули город вместе с австрийскими частями. Впрочем, во Львове была раскрыта и обезврежена небольшая террористическая группа, готовившая покушение на генерал-губернатора Бобринского и русофильски настроенных общественных деятелей. За время русского контроля над четырьмя губерниями Восточной Галиции из нее было выслано 1.568 человек. Самым известным из них был униатский митрополит Шептицкий.[65] До пострижения - польский граф и австрийский гусарский офицер - он постоянно занимал антирусские позиции до войны, а после прихода русских войск публично призвал паству во время службы во Свято-Георгиевском соборе Львова сохранять верность Францу-Иосифу.[66] Проведенный в его резиденции обыск дал доказательства подрывной пропаганды.[67] В результате граф-митрополит был арестован и выслан из Галиции в Киев.[68]
В целом вряд ли общее количество высланных русскими властями можно назвать значительной цифрой для военного управления населением численностью около 4 млн. чел., особенно если учитывать сложное этническое, социальное и конфессиональное состояние края. Во внутренние губернии под надзор полиции было выслано: евреев 38% - 585 чел.; русинов-галичан (бежавших из плена) - 29% - 455 чел.; поляков 25% - 412 чел.; немцев и венгров 5% - 76 чел.; русских подданных 2% - 28 чел.; итальянцев, греков и чехов 1% - 12 чел.) При этом за тот же период под честное слово не воевать против России было освобождено 4.290 военнопленных, уроженцев Галиции, православных и униатов.[69] Следует также отметить, что указанное выше число высланных и арестованных приходится на период с сентября 1914 г. по июнь 1915 г. (хронологические рамки обусловлены временем пребывания Львова под русской властью). Австрийские репрессии в начале войны не только превзошли эти показатели по высланным (при этом русские власти не ссылали в концлагеря и не казнили) - эти репрессии были весьма интенсивными, так как пришлись буквально на 2 месяца - август и сентябрь 1914 г., пока австрийцев и их подручных палачей не выгнали из Восточной Галиции.
Весной 1915 г. австро-германские армии перешли в контрнаступление. Русская армия вынуждена была отступать. Большая часть Галиции вновь вернулась под власть Австро-Венгрии, вместе с которой вернулись сюда и ее заплечных дел мастера. Они не сидели без дела и неистово сводили счеты со своими врагами. Репрессии против русофилов и православной церкви, развязанные с началом войны, не были остановлены. Всего в результате геноцида, развязанного австрийцами в 1914-1918 гг. в Галиции, Карпатской Руси и на Буковине, погибло более 150.000 мирных жителей.[70]
Жертвами культурной политики Вены по-прежнему были не только подданные Габсбургов. Во время австрийской оккупации 1915-1916 гг. чрезвычайно сильно пострадало и православное население русской Волыни. С видимым особенным удовольствием австро-германо-венгерско-польские части глумились над почитаемыми людьми святынями (несколько лучше себя вели чехи и словаки). Так, в частности, в освобожденной 3(16) июня Почаевской лавре русские войска столкнулись с результатами хозяйствования европейцев: из монастыря для переплавки была вывезена масса металлической утвари, в одной из церквей был устроен кинематограф, в другой ресторан, в третьей - казарма и т.д.[71]
Разгромлен был монастырь Казачьи Могилы в Дубенском уезде близ Берестечка, разгромлена костница, где хранились останки погибших в бою с поляками казаков Богдана Хмельницкого.[72] Подобная практика вообще была в высшей степени характерна для австрийцев - церкви систематически осквернялись. Только на освобожденной за первые дни наступления Юго-Западного фронта территории насчитали до 15 совершенно разрушенных храмов, в том числе и в местностях, где боев не было.[73] Националистов, "защищавших" Украину в рядах австро-венгерской армии, такого рода скверна не раздражала - ведь у них была возможность стрелять в "москалей".
По другому вел себя народ, освобождаемый во время Брусиловского наступления русскими войсками. Не удивительно, что летом 1916 года русинское население было радо вновь увидеть русские войска. Принимавший участие в этих событиях А.М. Василевский вспоминал: "Местные жители, которые именовались тогда русинами, встречали нас с распростертыми объятиями и рассказывали о своей нелегкой доле. Австрийские власти, смотревшие на них как на чужеземцев, яростно преследовали всех, кого они могли заподозрить в "русофильстве". Значительная часть местной славянской интеллигенции была арестована и загнана в концентрационный лагерь "Телергоф", о котором ходили страшные легенды"[74].