С криком пролетают под небом высоким / прочь убегая от грозной зимы и дождей бесконечных…
«Перелетные стаи гусей, лебедей длинношеих / и журавлей, на речном побережье пасущихся мирно» (Илиада 15.690-692)
«С криком журавли пролетают под небом высоким / прочь убегая от грозной зимы и дождей бесконечных…» (Илиада 3.3-4)
«Так же, как стаи густые бесчисленных птиц перелетных,
Диких гусей, журавлей иль стада лебедей длинношеих
Возле течений Цестра / Каистра реки, над Асийской долиной,
Носятся взад и вперед и на крылья свои веселятся,
С криком садятся на землю и шумом весь луг заполняют»
(Илиада 2.459-463)
("типа" "Греция" )
...Общие живописные описания Гомером растительности и животных, в среде которых жили его герои, больше походят на картины севера Европы. Так, в его стихах упоминаются восхитительные «перелетные стаи гусей, лебедей длинношеих / и журавлей, на речном побережье пасущихся мирно» (Илиада 15.690-692). Напрашивается сравнение с изображениями гусей и лебедей, нанесенными в наскальных рисунках, найденных в Альте (северная Норвегия), восходящих к 4-му тысячелетию до нашей эры.
Аналогично, «тополь, выросший в средине широкой долины» (Илиада 4.482-483), напоминает скорее прибалтийский пейзаж, чем сухой и холмистый греческий.
В обоих эпосах присутствуют и очевидные метаморфозы с названиями деревьев, при переносе в средиземноморскую среду. Давайте рассмотрим отрывок, в котором Улисс сравнивает Навсикаю с «молодым побегом пальмы» (Одиссея 6.163), которая стоит у алтаря Аполлона в Делосе. Корень прилагательного phoínikos, обычно переводимого как «пальма» - тот же, что и у других подобных гомеровских слов, таких как phoinēeis, phoinós, phoínios, означающих, при этом, «красный» или «красноватый». Таким образом, фактически Гомер сравнивает Навсикаю с «молодым (néon) (пре)красным (phoínikos) побегом (érnos)», и вовсе не пальмы. Вероятно, поэт описывает красную ель, очень распространенную в северном мире, имеющую «красноватую молодую кору» и красные шишки. Можно предположить, что сравнение Навсикаи с этим «молодым (пре)красным побегом», помимо выделения роста, стройности и осанки молодой женщины, могло говорить и о том, что она была рыжеволосой (красноволосой или русой): еще одна характерная черта северных народов.
Делосскую «пальму» (ель) мы также находим в 1-ом Гомеровском гимне Аполлону с дополнительными подробностями: Леда, мать Аполлона, на сносях добралась до Делоса и когда начала рожать, «пальму [phoíniki] руками она охватила, колени уперла/в мягкий ковер луговой. (…)/и бог вышел на свет» (117-119). Здесь также прочитывается очень древняя традиция, стыкующаяся с деревом в центре спальни Улисса: брачное ложе, где зачаты дети, также является и местом, где они появляются на свет. Легко представить себе рожениц, которые, подобно Леде, переживают муки родов на коленях, держась за центральный столб своего дома. Впоследствии, после переселения эпоса в средиземноморский мир, где, как мы уже упомянули, ель не произрастает в прибрежных зонах, она оказалась заменена оливковым деревом (ничем на ель не похожим, за исключением названия) и пальмой, которая выглядит как ель за счет своей прямой, устремлённой ввысь формы и яркого, жгучего цвета плодов.
Скоро мы также встретимся и с метаморфозами со «смоковницей», схожими на упомянутую трансформацию ели в «оливу» и «пальму».
Перейдем теперь к птицам и млекопитающим. Вопрос, озадачивающий ученых, относится к «птичке звучной в горах обитающей / имя ей средь блаженных богов - халкида, средь смертных - киминда» (Илиада 14.290-291). Если учесть, что имя Chalkis имеет тот же корень, что и chalkós («бронза» или «медь»), с вероятной этимологией от цвета оперения, эта загадочная «звучная птица» может быть глухарем - Capercaillie (Tetrao urogallus) - распространенным в лесах северной Евразии, но отсутствующим в Греции. Эта идентификация дополнительно подтверждается тем фактом, что Илиада связывает данную птицу с Богом сна и, соответственно, пробуждения от ее утренних криков.
В Илиаде можно найти и следующую яркую орнитологическую иллюстрацию: «С криком журавли пролетают под небом высоким / прочь убегая от грозной зимы и дождей бесконечных…» (Илиада 3.3-4). По словам Джакомо Триподи (Giacomo Tripodi), профессора ботаники из Мессинского исследовательского университета (Università degli Studi di Messina), эта натуралистическая картина скрывает еще одно свидетельство северного расположения гомеровского мира: «Такое поведение типично для журавлей во время осеннего перелета, когда они покидают северную Европу, и улетают на юг до весны».
Еще один из примеров северного животного мира, очень часто встречающийся в греческих мифах, - это керинейская лань, пойманная Гераклом после долгой охоты в одном из его охотничьих угодий. Пиндар упоминает о ее «золотых рогах» (Olympian 3,29). Однако, единственная европейская лань, у которой есть рога - это самка северного оленя! Учитывая, что в этом же мифе четыре спутника лани были впряжены в повозку Артемиды, а из всех европейских оленей только северные олени достаточно сильны, чтобы тащить повозку или упряжку, мы можем заключить, что керинейская лань, вероятнее всего, и была северным оленем. Последнее является еще одним подтверждением предположения, что не только эпос Гомера, но, вероятно, и значительная часть греческой мифологии возникла на севере. Дополнительным свидетельством этого может быть и сходство между термином «керинейский» (cerynean), греческим прилагательным, относящим слово к конкретному месту, и hreinn, древнескандинавским словом, означающим «северный олень».
Интересно, что и шаманы народа самоедов упоминают четырех оленей, когда пересказывают историю про «Матерь животных, мифическое существо, очень важное в религиозных верованиях Арктики и Сибири». Отнюдь не случайно, что греческая Артемида играет роль, аналогичную самоедской Матери животных - а образ Аполлона, ее брата-близнеца, в Илиаде несет яркие шаманистические характеристики.
Аналогично другим описаниям у Гомера, весьма реалистично и очень часто упоминаются в обоих эпосах такие плотоядные животные как волки. Напротив, поведение «львов», по утверждению Джакомо Триподи, - всегда очень странное, как, например, в строках 11.548-555, 16.757 и 17.657-664 Илиады и 4.793 Одиссеи:
«Это абсолютно не свойственно настоящему льву (panthera leo), который охотится на открытых пространствах днем, часто парами, пугаться пастухов с факелами. Кроме того, львы, вступающие в битву за останки оленя на вершине горы (Илиада 16.757), или те, что были окружены охотниками со стаей собак (Одиссея 4.793), не очень заслуживают доверия, особенно в тексте, который содержит очень точные описания. И эти «львы» крайне подозрительны, особенно потому, что они никогда не ревут: в обоих эпосах нет ни намека на этот впечатляющий аспект поведения настоящего льва. Однако, это описание может относиться к действиям медведя (Ursus arctos), который является самым большим хищником в северных лесах с ночными охотничьими привычками».
Идея о том, что гомеровские «львы» - это не львы, а медведи, соотносится с тем фактом, что в поэмах Гомера почти никогда не упоминаются сами медведи (греч. árktoi), за исключением строк о созвездии Медведицы и одной единственной строки (Одиссея 11.611). Данная строка находится в конце эпизода о спускании Улисса в Аид, который вызывает сомнения в своей аутентичности, так как описание мира Аида из строки 568 «несовместимо с остальными (...) Эти души сохраняют свои тела, они думают, действуют, говорят» . Одним словом, строки 568-629 Песни 11 Одиссеи не соответствуют остальной части эпизода, поэтому мы можем предположить, что они были добавлены позже, и намек на «медведей», найденный в строке 611, вводит в заблуждение.
В попытке объяснить эту странную замену медведя на льва, можно предположить, что когда ахейцы переселялись на юг, они сперва прибыли в регион, возможно, расположенный у Черного моря, где вместо медведей они обнаружили львов, которых они наделили тем же именем, которым они называли величайшего хищника в стране их происхождения (даже испанцы, колонизировав Южную Америку, иногда давали те же названия местной фауне, которые они использовали для похожих европейских животных).
Однако, имеется и другой великий хищник скандинавского мира, помимо медведя и волка - рысь, англ. lynx, - и нельзя исключить, что именно ее название скрыто за одним или обоими из двух разных имен, leōn и lis, используемых для странного гомеровского «льва», который никогда не издает рев - и, действительно, рысь вовсе не ревет.
Примечательно созвучие гомеровских leōn и lis с названием рыси в скандинавских языках: ло (lo) в шведском, лос (los) в датском - совпадающие также с названием лисы в русском языке. И лев, и рысь, и лиса имеют характерный рыже-песчаный окрас - соответственно, их имена сравнимы с греч. левкόс (λευκός) - «светлый, яркий, блестящий», эст. лёыск (lõõsk) - «пламя», шв. льюс (ljus), ит. луче (luce) - «свет», рус. луч. Также, и рысь и лиса - хищники, грабители - соответственно, напрашиваются сравнения со сканд. и нем. лист, листиг (list, listig) - «хитрость, хитрый» и греч. лист, листи́с, лэйстэс (ληστ, ληστής) - «вор, грабитель», у Гомера также «разбойник, пират».
Что касается домашнего скота, Гомера делает акцент на быках и свиньях, а не на другом крупном рогатом скоте, что является еще одним признаком северного расположения его мира, очень далекого от Греции. Гомер часто придает значимость предметам и рабам в сравнении с «быком», что очень хорошо согласуется с северными условиями, тогда как в греческом мире более важны другие виды домашнего скота. По словам Гомера, новая ваза, украшенная цветами, стоила «цены быка» (Илиада 23,885); большой треножник стоил двенадцать быков (Илиада 23,703); рабыня, что «в работах многих искусная», была оценена в четыре быка (Илиада 23,705); сиделка Улисса, Евриклея, стоила Лаэрту двадцать быков, возможно, потому, что она была «еще очень юная» (Одиссея, 1.431). Самая высокая цена, указанная в двух поэмах, касается стоимости невесты: троянец Ифидамант заплатил «сто быков и пообещал еще тысячу других» (Илиада 11.244) за руку дочери Сисса - к сожалению, бедный человек (если мы можем его таковым назвать) не успел погасить долг своему тестю, так как Агамемнон убил его.
Как ни странно, поэт описывает танцующих девушек, изображенных на ахиллесском щите, как alphesíboiai (Илиада 18.593) - термином, который можно перевести как «очень желанный» или «соблазняющий», но буквально означающим «способный давать быков», то есть девушки были источником богатства для своих родителей на свадьбах.
Примечательно, что, как заявляет Тацит, и у германцев, сотни лет спустя, «крупный рогатый скот и быки (...) - единственное и высоко ценимое богатство» (Germania 5.1). Также, согласно Пёртнера, и в течение первой эпохи викингов коровы все еще использовались «как текущая денежная единица». Как мы можем видеть, с раннего бронзового века до первого тысячелетия нашей эры важные северные обычаи оставались нетронутыми.
отрывок из
Нордические начала Илиады и Одиссеи: миграция мифа. 2022
Феличе Винчи
https://cloud.mail.ru/public/G6pr/VtFPEHjg1