Гарник Асатрян Этническая композиция Ирана. От «Арийского простора» до Азербайджанского мифа.
Внимание, пост открыт
Про разведчиков, шпионов, истинных арийцев и веселых азербайджанцев.
Я прочитала книгу Гарника Асатряна «Этническая композиция Ирана. От «Арийского простора» до Азербайджанского мифа» - сокращенную русскую версию заметок автора для семинаров по иранской этнологии на Факультете востоковедения Ереванского государственного университета.
В описании, работа предлагается, как полезная для «… иранистов, историков, политологов, тюркологов и востоковедов широкого профиля». Мне кажется, область применения этой работы гораздо шире. Не в последнюю очередь, она могла бы быть интересна специалистам по антропологии и смежным дисциплинам - слишком ярко в ней выступают черты, характерные для научных трудов конспирологического жанра.
В самом начале рецензии следует сказать - я согласна с Г. Асатряном во многих частностях. Действительно, иранская концепция нации и этноса отличается от западной, а также советской и постсоветской. Действительно, механически объединить жителей Иранского Азербайджана и независимого государства Азербайджан в единую нацию не представляется возможным. Действительно, цифры в этнодемографической статистике Ирана берутся с потолка.
Все это очевидно и не повод для обсуждения.
Интересно то, что автор выстроил на этом фундаменте драматическую теорию. Согласно его концепции, идея «многонационального Ирана» используется тюрками (Турцией, Азербайджаном, и не только), с подачи, естественно, Запада, для того, чтобы захватить и уничтожить Иран. По его словам, «…деление населения Ирана на “народы” и “этносы” и их цифровые репрезентации - не более чем специально разработанные символы, призванные “обосновать” на уровне общественного сознания тщательно планируемое расчленение этой страны. (Методология и методы создания подобной символики и ее роль в советской “Перестройке”, приведшей к развалу Союза, хорошо изучены и не нуждаются в дополнительной аргументации.)» (стр.31-32)
Однако то, что по слова Г. Асатряна удачно получилось с Советским Союзом, вряд ли возможно в случае с Ираном. У иранского народа столь сильна идентификация со своей страной, столь тесны связи со своим историческим и культурным прошлым, что, право, не понятно, почему «мировая закулиса» еще не разочаровалась в попытках разложить его изнутри.
Ведь «…Современный Иран, по сути, являет собой цельное этнокультурное, политическое и цивилизационное единство, идущее из глубин тысячелетий. Ни одна из частей этой страны с населением, живущим на ней, не была завоевана силой или искусственно аннексирована в ходе истории. Это - естественный конструкт, уникальный в своем роде и неповторимый по характеру и постоянно воспроизводящимся в нем энергии и заряду, обеспечивающим его жизнестойкость и пассионарную мощь» (стр. 28).
Автор признается, что «…политическая нагрузка рассмотренных в работе проблем обусловила, естественно, некоторую вольность стиля ее изложения, свойственную, скорее, сочинениям публицистического характера. Это одновременно побудило автора, оставаясь в рамках академического анализа, существенно сократить и пространный научный аппарат, сохранив лишь - за исключением необходимых случаев - ссылки на новейшую литературу вопроса» (стр. 11).
Выстраивая свою концепцию, Г. Асатрян рисует достойную Фирдоуси картину яркого, контрастного противостояния хорошего Ирана и плохого Турана. Здесь выясняется, что паниранизм - сугубо культурное явление, обращающее «... мыслящего иранца к своим глубинным, доисламским корням», тогда как пантюркизм действует «…крайне воинственно, исключительно с политическими целями» (стр.86-87). Иранцы стойко противостоят козням Запада, «…иранский менталитет не воспринимает хитросплетений и манипулирования терминами с подтекстом…» (стр 125), правительство ИРИ ведет четкую и последовательную политику против разрушения национального единства. (стр. 128). Лишь в редких случаях можно признать, что политика ИРИ по отношению к каким-нибудь этническим группам неидеальна (стр. 95)
Иран предстает страной с неправдоподобно сильными и последовательными традициями культурной преемственности, например, все заимствования из тюркских и европейских языков объявляются «случайными», а из идеологически близкого парфянского языка - «органичными» (стр. 35). Вообще, все «арийское» в Иране глубоко укоренено, а «неарийское», в особенности тюркское - случайно. Например, автор дает некоторые сведения по физической антропологии жителей ИРИ, описывая некоторые монголоидные черты, и скопом объявляя их незначительными, случайными (стр. 22).
Конечно, под это явление подводится база - не зря Г. Асатрян сравнивает паниранизм с русской идеей! (стр. 87) По его представлению, все жители ИРИ, за редким исключением армян, туркменов, брагуев, кашгайцев и т. д., являются автохтонами. Арии иранизировали местное население, принеся, «…помимо языка, элементы своей культуры, мировоззрения, мифологии, религии, социальной структуры и этических норм» (стр. 26), но растворившись в нем.
Так, «…граждане сегодняшней Исламской Республики Иран, независимо от того в какой части страны они живут, говорят ли они на персидском или других иранских диалектах, на арабском ли или на тюркских наречиях, в абсолютном большинстве являются потомками древнейших обитателей Иранского плато» (стр. 27).
Кровь и «древнее арийское единство» становится сильнее языка, самоидентификации и прочих методов этнического разграничения.
Помимо выстраивания концепции заговора тюрков и Запада против Ирана, прием с «сокращением пространного научного аппарата» позволяет Г. Асатряну добавить во вполне спокойные, «академические» части своей работы, спорные, и просто неожиданные высказывания.
Особняком стоят заявления, что ни одна из частей Ирана не была завоевана силой или аннексирована (стр. 28) - следует понимать, что речь идет не об ИРИ, а как всегда у автора, о некоем «Иране в целом, с древности до наших дней»; персидский язык - не просто lingua franca «иранской ойкумены», но и «…порой, первый язык ислама» (стр. 35); что различия у шафиитского и ханафитского мазхаба чисто внешние (стр. 100), что в Ираке мало арабского (стр. 121).
Потрясает высказывание о том, что, «…тотальное истребление местного населения с целью “расчищения” нового жизненного пространства (Lebensraum) было совершенно нехарактерно для древних обществ. Депортация и изгнание народов также редко имели место. Все это - реалии, скорее, нового времени» (стр. 24). Не будем приводить общеизвестные примеры из Ветхого Завета. В одной только истории армянского народа выделяют несколько типов насильственных переселений. [1]
Спорные высказывания Г. Асатряна тоже довольно любопытны. Так, доказывая, что население Ирана монолитно в этническом плане, а все указания на его этническую пестроту являются происками врагов, он упоминает о том, что этноним «курд» нерелевантен, так как «в раннемусульманских источниках» нет сведений о курдах (стр. 15).
Казалось бы, что это доказывает, кроме более поздней актуализации курдской этничности? Столь же очевидным представляется и заявление автора о том, что «…о сколь-нибудь выраженной этничности, т.е. уже оформленных общностях с этнической самоидентификацией, в пределах этого пространства (Иран в позднеаршакидский период - Е. Р.) и вовсе говорить не приходится» (стр. 18).
Однако, для Г. Асатряна, в застывшем пространстве автохтонов и вечных носителей арийской традиции, все, что сложилось, уже не может измениться. Подкрепляя свою мысль о навязанности и случайности термина «курд», он пишет, что «…термин курд в среднеперсидских текстах, как мне удалось показать, обозначает, скорее всего, социальную принадлежность (“скотовод, кочевник”), а отнюдь не этническую аффилиацию. Причем, подобное значение слова курд сохранялось довольно долго - вплоть до XII века, что четко отражено в сочинениях арабоязычных географов. Более того, в прикаспийских диалектах оно и по сей день употребляется в значении “пастух мелкого скота”…» (стр. 15-16).
Продолжая эту логику, можно рассуждать о том, что в польском языке слово Żyd не является этнонимом, так как в русском языке существует известный пейоратив!
Так же состоятельны и рассуждения о том, что «…понятно, если название городов Табриз или Ардабиль имеют однозначно иранскую этимологию, то очевидно, что население этих мест в старину не могло быть тюркским». (стр. 67-68). Понятно, что население Ингерманландии «в старину» не могло быть финно-угорским, ведь «Санкт-Петербург» и «Ленинградская» область - не финноязычные топонимы!
Стиль автора так же любопытен. Как уже было сказано, в начале работы Г. Асатрян заявляет, что приносит строгость стиля в жертву публицистической заостренности.
При этом способ изложения трудно назвать доходчивым. Автор употребляет большое количество неожиданных терминов - «этнический массив», «западноиранская стихия» (стр.14-15), «недогматическая среда» (стр. 19), «этноизвержение» (стр. 19). Он никак не раскрывает спорное понятие «пассионарность», игнорируя весь научный контекст, связанный с теорией Гумилева. При этом, сам называет стиль основной части своего произведения строгим! (стр. 57).
На этом фоне органично смотрятся грамматические ошибки, (стр. 22, 77) опечатки (стр. 120) и намеки на широкое распространение гомосексуальности в Азербайджане (стр.52).
Впрочем, все это частности. В целом, мы видим печальную и отталкивающую картину того, во что превращается научное знание, когда эрудицию ставят на службу конспирологическим концепциям, а научная беспристрастность превращается в по зороастрийски дуалистическое изображение борьбы Добра со Злом
[1] Мартиросян А.У. Армянские поселения на территории Ирана в XI - XV вв. - Ереван: Издательство «Айастан». - 1990. Стр.18.
Вторая часть, анализ критики http://new-julfa.livejournal.com/143094.html