Литературная тетрадка. Глава 2. Лучше цинизм, чем бездарное враньё
Первая глава
Кадр из французского фильма "Манон Леско"
Продолжение литературных штудий.
Сначала я осмелился сравнить двух писателей, которые могут показаться несопоставимыми - это великий Уильям Фолкнер и никому не известный Йоханнес Бобровский. И напрасно неизвестный! Впрочем, теперь, когда уже почти все читать совсем разучились, его и не будут знать.
Затем я пишу о своих впечатлениях от первого прочтения двух широко известных авторов - Вольтера и аббата Прево. Именно тем эти записи и интересны (для меня), что они - первые, непосредственные, на свежачка и без лукавства. Что видел, то и пел, как акын. Бывало коряво и путано, зато без лицемерия и вранья.
Краткие пояснения даю курсивом. И для удобства решил снабдить свои старые записи заголовками и подзаголовками.
Вязь волшебных слов
W. Faulkner - Sanctuary - Фолкнер относится к тем писателям, которые бесконечно много теряют при переводах. Его речь строится по законам поэзии и немного - музыки. Поэзия эта - ХХ века, которой не чужд ни один языковой пласт, которая вбирает в себя весь мир, во всех его прекрасных и безобразных проявлениях. И потому эпос Фолкнера - эпос современности, описывающий не деяния героев, а жизнь современных, по-своему заурядных и незаурядных людей. (Какой великолепный пассаж я сочинил лет 30 назад, хоть сейчас его в статью вставляй)
Стиль Фолкнера - волшебная вязь слов, выстраивающихся как бы по мановению волшебника, слов неоднородных, порой несовместимых, но образующих цельную ткань поэзии.
Для меня Фолкнер - поэт, повествующий о нелегкой и страшной судьбе человека в страшных условиях мира. А отнюдь не поэт американского Юга, Йокнапатофы и противник угнетения негров. Йокнапатофа - символ, условный знак, поэтический образ мира, как его знал Фолкнер.
Поэт конкретного мгновения
Й. Бобровский - своеобразный художник. Прозаик и поэт. Я недооценивал современную прозу ГДР, там есть блистательные писатели.
Бобровский - полуполяк, полулитовец, полунемец, понамешано кровей. Романы его (их всего 2) происходят в такой смешанной области - Восточной Пруссии, Мемельской области. Им свойственно удивительное качество.
С одной стороны, это типичные произведения ХХ века, современной прозы. Отличительная черта многих произведений которой, по-моему, состоит в следующем: сиюминутности показа событий, мы видим конкретное мгновение, разложенное на десяток мелких действий, часто ассоциативного порядка, всё - в настоящем времени (даже если грамматически прошедшее). Это особенно ярко у Фолкнера. Отсюда всё то, что мы называем потоком сознания, когда мы объективно ощущаем поток мыслей без выделения перво- и второстепенной, без каких-либо осмыслений интеллектуального либо нравственного порядка.
Бобровский рисует сюжет почти таким образом: сначала описывает обстановку действия, всякие предметы, порой потрясающе подробно, вкусно, это приятно читать! Но не по-бальзаковски холодно-отстраненно. Нет, все предметы живут и действуют наравне с людьми.
Потом он как бы точечным прикосновением дает диалог - монолог. Потом переносит действие в другое место. И всё разговорно, непринужденно, естественно. Как будто это не роман, а беседа.
"Мельница Левина" - социальная мысль выражается, хотя это неважно. Поразительное сочетание музыкальных, языковых пластов (славянизмов и пр.) Лучшая книга-поэма о Восточной Пруссии, где сплетен клубок национальностей и темпераментов.
"Литовские клавиры" - музыкальная сюита на темы Донелайтиса, тонкая, мудрая, но уступает другому роману в обрисовке мгновения.
Новеллы - тонкая вязь, утонченное мастерство, очень близко всё музыке, и часты описания музыки, превосходные, звучащие.
Многим напоминает Фолкнера, ограниченностью места действия романов, музыкальной сиюминутностью. Хотя это всё же северный немец со славяно-литовскими вкраплениями.
Так выглядел писатель Йоханнес Бобровский, проживший всего 48 лет
Едкий и мудрый Вольтер
Франсуа-Мари Аруэ-Вольтер - "Философские повести", мудрейшие, злейшие и ироничнейшие повести. Стоят рядом с великими произведениями, высмеивающими слабости всего рода людского - в целом: Свифтом, Гоголем и пр. А не то что какой-нибудь мелочный Марк Твен, остроумный, но бесконечно мелкий, из пушки бьет по воробьям. Осмыслить на высоком уровне не может. (С чего это я тогда так наехал на Марк Твена? Ума не приложу)
Вольтер говорит о человечестве вообще, бросает десятки горьких обвинений, не потерявших смысла до сих пор: стремление к войне и убийствам, нетерпимость, доходящая до тупости и преступления, презрение массы к немногим честным и достойным людям.
Неверие в небеса, презрение к ним. Насмешки над христианством.
"Микромегас" - парадоксы и контрасты нашей планеты, великое знание и тупейшие заблуждения.
"Задиг" - не о судьбе, а о нелепости жизни, где нормальный человек никогда не в силах жить нормально.
"Гурон" - лучшее (+ "Кандид", которого я читал раньше). Взрыв и срыв всех масок с помощью простодушного индейца, злобные насмешки.
"Принцесса Вавилонская" - пестрая цепь картин современного мира (современного Вольтеру) с едкими насмешками надо всеми государствами и народами. Но наименее цельное произведение.
Вольтеровы насмешки над философами, теологами, учеными, особенно врачами не всегда справедливы, но, в основном, великолепны. Бездна юмора. Похож на нашего Л. Толстого - но в десять раз более едкий. В то же время очень мудрый, и имел редкое качество: не верил в людские заблуждения и официальную фальшь о человеке.
Был крайне трезв, человек с нормальным зрением. Очень полезен для правильного восприятия жизни. Лучше цинизм, чем это бездарное враньё, наполняющее нашу жизнь! (Вон еще когда у меня появились эти нотки).
Вольтер разносторонен в жанрах. Хотя его трагедия "Заира" мне не приглянулась, она неплоха, но уныла. Впрочем, здесь вступает в силу моя аксиома о поэтическом переводе. Хотя поэма Вольтера "Орлеанская девственница", на мой взгляд, изящно и легко переведена М. Лозинским (на самом деле, под его редакцией).
Но главное, что создал Вольтер - его философские повести, в них он недосягаем даже для большинства современников.
Трезвая книга о загадках любви
Аббат Прево - "Манон Леско" - умная книга о загадках любви. Тончайший психологизм чисто интеллектуального порядка. Прево - за разум, и исследует страстную любовь де Грие, выходящую вроде бы за пределы разума. Но в книге есть вполне разумное обоснование этой казалось бы загадочной любви.
Де Грие непригоден для другого, хотя в нем есть и интеллект, и способности. Но они могут нормально развиваться лишь при условии жизни с Манон. Есть любовь - есть всё остальное.
Но мир, общество как оно есть, не в силах предоставить де Грие эту возможность, и потому он нарушает его условные и фальшивые законы. Хотя де Грие, на мой взгляд, тряпка и дерьмо. Но он вполне психологически оправдан.
Манон - обычная женщина, не только не терпит бедности, но не любит преодолевать искушения, она любит в любви разнообразие. Вполне распространенный экземпляр среди женского пола - не шлюха, а слабая женщина.
Но и де Грие слаб, ибо не может от нее отказаться. Они стоят друг друга.
Их любовь - нормальное явление, но ненормален мир, где они любят. Хотя Прево не одобряет их страсти, но объективно показывает естественность ее в принципе.
Однако к добру такое главенство чувства не приведет, и де Грие, и Манон героями не становятся, и трагических красок им не уделено.
Прево порой мудр и трезв - в рассуждениях де Грие о природе любви к Манон и к Богу, тождественности и счастье, которое дают ему эти два разных чувства. В обрисовке большинства характеров двумя-тремя мазками: отец, брат Манон, старые развратники, к которым Манон уходит, и сын второго из них.
Порой сентиментален и дает религиозную приторную приправу: финал, Тиберж (хотя в его образе есть резон), сын директора Убежища, разного рода священнослужители.
К сожалению, я мало знаю об авторе этой тонкой и умной повести. Но он типичный представитель французской прозы, а два главных образа стали типами и нарицательными фигурами.
Еще кадры из французского фильма "Манон Леско"
Литературная тетрадка советских времен
Мои дневники
Кадр из французского фильма "Манон Леско"
Продолжение литературных штудий.
Сначала я осмелился сравнить двух писателей, которые могут показаться несопоставимыми - это великий Уильям Фолкнер и никому не известный Йоханнес Бобровский. И напрасно неизвестный! Впрочем, теперь, когда уже почти все читать совсем разучились, его и не будут знать.
Затем я пишу о своих впечатлениях от первого прочтения двух широко известных авторов - Вольтера и аббата Прево. Именно тем эти записи и интересны (для меня), что они - первые, непосредственные, на свежачка и без лукавства. Что видел, то и пел, как акын. Бывало коряво и путано, зато без лицемерия и вранья.
Краткие пояснения даю курсивом. И для удобства решил снабдить свои старые записи заголовками и подзаголовками.
Вязь волшебных слов
W. Faulkner - Sanctuary - Фолкнер относится к тем писателям, которые бесконечно много теряют при переводах. Его речь строится по законам поэзии и немного - музыки. Поэзия эта - ХХ века, которой не чужд ни один языковой пласт, которая вбирает в себя весь мир, во всех его прекрасных и безобразных проявлениях. И потому эпос Фолкнера - эпос современности, описывающий не деяния героев, а жизнь современных, по-своему заурядных и незаурядных людей. (Какой великолепный пассаж я сочинил лет 30 назад, хоть сейчас его в статью вставляй)
Стиль Фолкнера - волшебная вязь слов, выстраивающихся как бы по мановению волшебника, слов неоднородных, порой несовместимых, но образующих цельную ткань поэзии.
Для меня Фолкнер - поэт, повествующий о нелегкой и страшной судьбе человека в страшных условиях мира. А отнюдь не поэт американского Юга, Йокнапатофы и противник угнетения негров. Йокнапатофа - символ, условный знак, поэтический образ мира, как его знал Фолкнер.
Поэт конкретного мгновения
Й. Бобровский - своеобразный художник. Прозаик и поэт. Я недооценивал современную прозу ГДР, там есть блистательные писатели.
Бобровский - полуполяк, полулитовец, полунемец, понамешано кровей. Романы его (их всего 2) происходят в такой смешанной области - Восточной Пруссии, Мемельской области. Им свойственно удивительное качество.
С одной стороны, это типичные произведения ХХ века, современной прозы. Отличительная черта многих произведений которой, по-моему, состоит в следующем: сиюминутности показа событий, мы видим конкретное мгновение, разложенное на десяток мелких действий, часто ассоциативного порядка, всё - в настоящем времени (даже если грамматически прошедшее). Это особенно ярко у Фолкнера. Отсюда всё то, что мы называем потоком сознания, когда мы объективно ощущаем поток мыслей без выделения перво- и второстепенной, без каких-либо осмыслений интеллектуального либо нравственного порядка.
Бобровский рисует сюжет почти таким образом: сначала описывает обстановку действия, всякие предметы, порой потрясающе подробно, вкусно, это приятно читать! Но не по-бальзаковски холодно-отстраненно. Нет, все предметы живут и действуют наравне с людьми.
Потом он как бы точечным прикосновением дает диалог - монолог. Потом переносит действие в другое место. И всё разговорно, непринужденно, естественно. Как будто это не роман, а беседа.
"Мельница Левина" - социальная мысль выражается, хотя это неважно. Поразительное сочетание музыкальных, языковых пластов (славянизмов и пр.) Лучшая книга-поэма о Восточной Пруссии, где сплетен клубок национальностей и темпераментов.
"Литовские клавиры" - музыкальная сюита на темы Донелайтиса, тонкая, мудрая, но уступает другому роману в обрисовке мгновения.
Новеллы - тонкая вязь, утонченное мастерство, очень близко всё музыке, и часты описания музыки, превосходные, звучащие.
Многим напоминает Фолкнера, ограниченностью места действия романов, музыкальной сиюминутностью. Хотя это всё же северный немец со славяно-литовскими вкраплениями.
Так выглядел писатель Йоханнес Бобровский, проживший всего 48 лет
Едкий и мудрый Вольтер
Франсуа-Мари Аруэ-Вольтер - "Философские повести", мудрейшие, злейшие и ироничнейшие повести. Стоят рядом с великими произведениями, высмеивающими слабости всего рода людского - в целом: Свифтом, Гоголем и пр. А не то что какой-нибудь мелочный Марк Твен, остроумный, но бесконечно мелкий, из пушки бьет по воробьям. Осмыслить на высоком уровне не может. (С чего это я тогда так наехал на Марк Твена? Ума не приложу)
Вольтер говорит о человечестве вообще, бросает десятки горьких обвинений, не потерявших смысла до сих пор: стремление к войне и убийствам, нетерпимость, доходящая до тупости и преступления, презрение массы к немногим честным и достойным людям.
Неверие в небеса, презрение к ним. Насмешки над христианством.
"Микромегас" - парадоксы и контрасты нашей планеты, великое знание и тупейшие заблуждения.
"Задиг" - не о судьбе, а о нелепости жизни, где нормальный человек никогда не в силах жить нормально.
"Гурон" - лучшее (+ "Кандид", которого я читал раньше). Взрыв и срыв всех масок с помощью простодушного индейца, злобные насмешки.
"Принцесса Вавилонская" - пестрая цепь картин современного мира (современного Вольтеру) с едкими насмешками надо всеми государствами и народами. Но наименее цельное произведение.
Вольтеровы насмешки над философами, теологами, учеными, особенно врачами не всегда справедливы, но, в основном, великолепны. Бездна юмора. Похож на нашего Л. Толстого - но в десять раз более едкий. В то же время очень мудрый, и имел редкое качество: не верил в людские заблуждения и официальную фальшь о человеке.
Был крайне трезв, человек с нормальным зрением. Очень полезен для правильного восприятия жизни. Лучше цинизм, чем это бездарное враньё, наполняющее нашу жизнь! (Вон еще когда у меня появились эти нотки).
Вольтер разносторонен в жанрах. Хотя его трагедия "Заира" мне не приглянулась, она неплоха, но уныла. Впрочем, здесь вступает в силу моя аксиома о поэтическом переводе. Хотя поэма Вольтера "Орлеанская девственница", на мой взгляд, изящно и легко переведена М. Лозинским (на самом деле, под его редакцией).
Но главное, что создал Вольтер - его философские повести, в них он недосягаем даже для большинства современников.
Трезвая книга о загадках любви
Аббат Прево - "Манон Леско" - умная книга о загадках любви. Тончайший психологизм чисто интеллектуального порядка. Прево - за разум, и исследует страстную любовь де Грие, выходящую вроде бы за пределы разума. Но в книге есть вполне разумное обоснование этой казалось бы загадочной любви.
Де Грие непригоден для другого, хотя в нем есть и интеллект, и способности. Но они могут нормально развиваться лишь при условии жизни с Манон. Есть любовь - есть всё остальное.
Но мир, общество как оно есть, не в силах предоставить де Грие эту возможность, и потому он нарушает его условные и фальшивые законы. Хотя де Грие, на мой взгляд, тряпка и дерьмо. Но он вполне психологически оправдан.
Манон - обычная женщина, не только не терпит бедности, но не любит преодолевать искушения, она любит в любви разнообразие. Вполне распространенный экземпляр среди женского пола - не шлюха, а слабая женщина.
Но и де Грие слаб, ибо не может от нее отказаться. Они стоят друг друга.
Их любовь - нормальное явление, но ненормален мир, где они любят. Хотя Прево не одобряет их страсти, но объективно показывает естественность ее в принципе.
Однако к добру такое главенство чувства не приведет, и де Грие, и Манон героями не становятся, и трагических красок им не уделено.
Прево порой мудр и трезв - в рассуждениях де Грие о природе любви к Манон и к Богу, тождественности и счастье, которое дают ему эти два разных чувства. В обрисовке большинства характеров двумя-тремя мазками: отец, брат Манон, старые развратники, к которым Манон уходит, и сын второго из них.
Порой сентиментален и дает религиозную приторную приправу: финал, Тиберж (хотя в его образе есть резон), сын директора Убежища, разного рода священнослужители.
К сожалению, я мало знаю об авторе этой тонкой и умной повести. Но он типичный представитель французской прозы, а два главных образа стали типами и нарицательными фигурами.
Еще кадры из французского фильма "Манон Леско"
Литературная тетрадка советских времен
Мои дневники