Дневник. 1983-86 год. Глава 19. Шукшин с планеты чудиков
Восемнадцатая глава
Василий Макарович Шукшин с супругой. Из фильма "Калина красная"
Эйдельман, Мопассан и Шукшин - странная троица. Три фигуры, несовместимые одна с другими. Но так уж сошлось в те дни, ничего не могу с этим поделать. И не хочу.
Все эти старые мои записи я выкладываю для себя. Едва ли они кому-то еще интересны, что вполне естественно.
Зато мне интересно, я как будто бы заново перечитываю книги, пересматриваю спектакли и фильмы, вспоминаю детали и подробности давно прошедшего времени, и это доставляет мне удовольствие.
При этом не могу не заметить, что мои оценки многих авторов с тех пор сильно изменились. Я всякий раз об этом сообщаю, но текст 1984 года оставляю нетронутым.
Краткие пояснения даю курсивом. И для удобства решил снабдить свои старые записи заголовками и подзаголовками.
21 августа 1984 года
Малоудавшийся писатель
Н. Эйдельман как автор документально-философских, историко-литературных книг - уникальное явление в нашей литературе. Его "Грань веков" про Павла I по силе и ясности изображенной эпохи необъяснимо связана для меня с "Архипелагом ГУЛАГом", который я одновременно с Эйдельманом читал.
Тончайшая и увлекательнейшая его книга - "Пушкин и декабристы", написанная на избитую и хорошо исследованную тему, только она одна дала мне понятия о позиции Пушкина по отношению к декабристам.
И вот Эйдельман попробовал себя в художественной прозе, жанре, ему мало свойственном, захотел стать писателем, о чем мечтает любой журналист и документалист (вылез-таки в писатели Ю. Семенов, в драматурги - Г. Боровик, В. Чичков).
"Большой Жанно", книга о Пущине, оказалась малоудавшейся. Слишком много неоправданного, неправдоподобного, натянутого в самих сюжетных ходах. Пущин умудряется обнаруживать самыми странными способами, путем фантастических допущений, многие документы, бесконечно интересные, открытые и раскрытые Эйдельманом. Но автор изо всех сил пытается оправдать введение этих, порой секретных документов в дневник Пущина, собственно и являющийся книгой.
Иван Иванович Пущин, декабрист и "старый друг бесценный" Пушкина
Сколько лишних усилий, натяжек, когда бы в обычной своей книге, в привычном жанре, более художественной внутренне, без претензий на внешнюю художественность, всё смотрелось и читалось бы совершенно естественно и было бы вдвое увлекательнее.
Единственное, что бесспорно удалось Эйдельману как писателю, это образ самого Пущина, живой, непростой, но это случилось от глубокого проникновения в предмет и увлеченность им.
О! Пущин - не просто декабрист, это мыслитель, опережающий время, строго судивший себя и своих товарищей. Он может понять и простить царя, министров, генералов, некоторых предателей.
И осуждение крови (как и Лунин, очень близкий Эйдельману).
Эйдельман вгрызается в животрепещущую проблему, он находится у истоков того, что мы сейчас имеем, видит эти истоки, исследует их и не в восторге от дальнейшего хода вещей.
25 августа
Высокомерно о женщинах
Читая Мопассана, я испытываю разные ощущения. Некоторые новеллы просто захлестывают житейской мудростью и болью, как лучшие новеллы Чехова. Но, в основном, читаю просто с интересом и любопытством.
Сквозная тема первых сборников новелл - судьба женщины. Мопассан относится к женщинам в целом высокомерно (сегодня бы его обозвали "сексистом"), свысока, считая их существами в основном хитрыми, сластолюбивыми, способными на падение из чистого любопытства, ради острых, а то и просто новых ощущений.
Да и вообще картина человечества в этих новеллах - игра, возня самцов и самок, отношение к людям ироническое, и сам писатель в это время явно вел себя и жил так же, как его персонажи - брюхатил баб, просто пользовался ими, не думая о последствиях. Так что, я думаю, учение натурализма здесь ни при чем.
Есть новеллы и о человеческом (всеобщем, типическом) равнодушии к смерти, и о жадности, и вечно французские сюжеты о наследстве и слетающихся на труп родственниках и пр. Два сюжета, сюжетных хода запомнились. Женщина, ловящая мужиков на кладбище, выдавая себя за неутешную вдову над любой свежей могилой. И крестьяне, положившие труп отца в хлебный ларь, который у них вместо стола, и обедающие прямо над мертвецом, так скать, на его бренном теле.
В романе "Жизнь" главная героиня Жанна - чистейшее создание в нравственном смысле. И она противопоставлена всему миру - чувственному мужу, которому она с отвращением вынуждена отдаться, крестьянам, фермерам и даже родителям, которые в юности грешили и погуливали. Вообще всем бренным и живым людям.
Неясно, что хотел сказать Мопассан одухотворенным, поэтичным образом Жанны - то, что такие, как она, уникальны, что мир плох или что так и быть должно. Есть, конечно, оттенки темы обреченности дворянства, но Жанна как личность вообще нетипична, уникальна и для мира Мопассана, и для нашего грешного мира. Роман занятный, легко и приятно читается, но чего-то глубокого мне не хватает у Мопассана, пока во всем творчестве.
Ги де Мопассан
27 августа
Лучшие рассказы Мопассана, прочтенные мной пока. "Королева-Гортензия" - грустная, мудрая, люди в истинном свете, атмосфера горького авторского всепонимания человеческой природы.
"Мадмуазель Фифи" - страшная картина извращенности, развращенности пруссаков-завоевателей. "Драгоценности" - едкая, едчайшая сатира.
Про деревню - без умиления
Читал и перечитывал рассказы Шукшина. Совсем особый автор. Несовершенство формы стилизовано под некую сознательную малограмотность, под стиль доверительной беседы, разговора.
Хотя за этими небрежными периодами, сделанными вроде бы тяп-ляп (хотя Шукшин не отделывал каждую фразу, как Флобер, да и не очень умел), проглядывают иногда блистательные образы, сочные сравнения.
Но сила Шукшина не в форме, он всегда задевал самое больное и трепещущее, он ставил самые наболевшие проблемы, его беспокоила жестокость во всех проявлениях, равнодушие и особенно свойственное всему человечеству подозрительность к ближним неординарным, необычным, "чудикам".
Страдательная фигура чудика - вот основа его рассказов. Хотя есть у него герои - мнимые чудики, играющие в неординарность, а в сущности ничтожные, в основном, пьяницы.
Но во всех своих героях Шукшин ищет, находит и любит моменты, где они вдруг проявляют лучшие качества, хотя б и ненадолго, мгновения доброты, благородства, светлые миги, весьма редкие в тяжелой, забитой, однообразной деревенской жизни.
Чего нет у этого настоящего выходца из народа, это кичливости сельской глубинкой, противопоставленной якобы испорченному городу, как это звучит порой у очень хороших писателей Белова, Астафьева, мнимо деревенских продуктов чисто городской культуры, где-то эстетизирующих "первозданность" деревни и душу русского сельчанина.
Шукшин, наоборот, кричит о темноте глубинки, о безграмотности, агрессивной и кичливой, этих мужиков. Знаменитый Глеб Капустин из рассказа "Срезал" - вот она, воинствующая темнота деревни, злая пародия на славянофильствующие воззрения наших деревенщиков, крепких задним умом, о первичности деревни, как некоего почти незамутненного очага истинно русской культуры. Лишь сейчас я понял содержание и основной смысл этого рассказа. (Дело в том, что еще в школьную пору меня посылали от класса на олимпиаду, где надо было написать короткое сочинение-рецензию именно на этот рассказа Шукшина, и я написал тогда какую-то хрень)
Забыть невольные изъяны!
Не всегда Шукшин столь язвителен, порой оплакивает темноту, трагично-безысходен, как в рассказе о смерти старика или о матери, сын которой чуть не убил двоих в пьяной драке, а она идет и ищет заступничества в милиции, у прокурора и едет в район и дальше, наивно надеясь, что добрые люди помогут. Конечно, город у Шукшина - не самое лучшее место, там тоже царит равнодушие, но тем не менее противопоставления нет.
И всегда содержание шукшинских мудрых, порядочнейших рассказов заставляет забыть нарочные или невольные изъяны формы, языка, стиля. Они искренни и правдивы, а что еще нужно?
А вот Б. Васильев с его "Ивановым катером" в этом свете показался мне малость романтичным, не до конца правдивым. И Егор Полушкин его (главный герой повести "Не стреляйте в белых лебедей") - сентиментально-поэтическое творение, нет какого-то грана правды. Васильев тоже пытался подстроиться к деревенщикам, но посконности не хватило.
Кадр из фильма "Странные люди", на мой взгляд, лучшего у Шукшина
Мои дневники
Дневник. 1983-86 год
Василий Макарович Шукшин с супругой. Из фильма "Калина красная"
Эйдельман, Мопассан и Шукшин - странная троица. Три фигуры, несовместимые одна с другими. Но так уж сошлось в те дни, ничего не могу с этим поделать. И не хочу.
Все эти старые мои записи я выкладываю для себя. Едва ли они кому-то еще интересны, что вполне естественно.
Зато мне интересно, я как будто бы заново перечитываю книги, пересматриваю спектакли и фильмы, вспоминаю детали и подробности давно прошедшего времени, и это доставляет мне удовольствие.
При этом не могу не заметить, что мои оценки многих авторов с тех пор сильно изменились. Я всякий раз об этом сообщаю, но текст 1984 года оставляю нетронутым.
Краткие пояснения даю курсивом. И для удобства решил снабдить свои старые записи заголовками и подзаголовками.
21 августа 1984 года
Малоудавшийся писатель
Н. Эйдельман как автор документально-философских, историко-литературных книг - уникальное явление в нашей литературе. Его "Грань веков" про Павла I по силе и ясности изображенной эпохи необъяснимо связана для меня с "Архипелагом ГУЛАГом", который я одновременно с Эйдельманом читал.
Тончайшая и увлекательнейшая его книга - "Пушкин и декабристы", написанная на избитую и хорошо исследованную тему, только она одна дала мне понятия о позиции Пушкина по отношению к декабристам.
И вот Эйдельман попробовал себя в художественной прозе, жанре, ему мало свойственном, захотел стать писателем, о чем мечтает любой журналист и документалист (вылез-таки в писатели Ю. Семенов, в драматурги - Г. Боровик, В. Чичков).
"Большой Жанно", книга о Пущине, оказалась малоудавшейся. Слишком много неоправданного, неправдоподобного, натянутого в самих сюжетных ходах. Пущин умудряется обнаруживать самыми странными способами, путем фантастических допущений, многие документы, бесконечно интересные, открытые и раскрытые Эйдельманом. Но автор изо всех сил пытается оправдать введение этих, порой секретных документов в дневник Пущина, собственно и являющийся книгой.
Иван Иванович Пущин, декабрист и "старый друг бесценный" Пушкина
Сколько лишних усилий, натяжек, когда бы в обычной своей книге, в привычном жанре, более художественной внутренне, без претензий на внешнюю художественность, всё смотрелось и читалось бы совершенно естественно и было бы вдвое увлекательнее.
Единственное, что бесспорно удалось Эйдельману как писателю, это образ самого Пущина, живой, непростой, но это случилось от глубокого проникновения в предмет и увлеченность им.
О! Пущин - не просто декабрист, это мыслитель, опережающий время, строго судивший себя и своих товарищей. Он может понять и простить царя, министров, генералов, некоторых предателей.
И осуждение крови (как и Лунин, очень близкий Эйдельману).
Эйдельман вгрызается в животрепещущую проблему, он находится у истоков того, что мы сейчас имеем, видит эти истоки, исследует их и не в восторге от дальнейшего хода вещей.
25 августа
Высокомерно о женщинах
Читая Мопассана, я испытываю разные ощущения. Некоторые новеллы просто захлестывают житейской мудростью и болью, как лучшие новеллы Чехова. Но, в основном, читаю просто с интересом и любопытством.
Сквозная тема первых сборников новелл - судьба женщины. Мопассан относится к женщинам в целом высокомерно (сегодня бы его обозвали "сексистом"), свысока, считая их существами в основном хитрыми, сластолюбивыми, способными на падение из чистого любопытства, ради острых, а то и просто новых ощущений.
Да и вообще картина человечества в этих новеллах - игра, возня самцов и самок, отношение к людям ироническое, и сам писатель в это время явно вел себя и жил так же, как его персонажи - брюхатил баб, просто пользовался ими, не думая о последствиях. Так что, я думаю, учение натурализма здесь ни при чем.
Есть новеллы и о человеческом (всеобщем, типическом) равнодушии к смерти, и о жадности, и вечно французские сюжеты о наследстве и слетающихся на труп родственниках и пр. Два сюжета, сюжетных хода запомнились. Женщина, ловящая мужиков на кладбище, выдавая себя за неутешную вдову над любой свежей могилой. И крестьяне, положившие труп отца в хлебный ларь, который у них вместо стола, и обедающие прямо над мертвецом, так скать, на его бренном теле.
В романе "Жизнь" главная героиня Жанна - чистейшее создание в нравственном смысле. И она противопоставлена всему миру - чувственному мужу, которому она с отвращением вынуждена отдаться, крестьянам, фермерам и даже родителям, которые в юности грешили и погуливали. Вообще всем бренным и живым людям.
Неясно, что хотел сказать Мопассан одухотворенным, поэтичным образом Жанны - то, что такие, как она, уникальны, что мир плох или что так и быть должно. Есть, конечно, оттенки темы обреченности дворянства, но Жанна как личность вообще нетипична, уникальна и для мира Мопассана, и для нашего грешного мира. Роман занятный, легко и приятно читается, но чего-то глубокого мне не хватает у Мопассана, пока во всем творчестве.
Ги де Мопассан
27 августа
Лучшие рассказы Мопассана, прочтенные мной пока. "Королева-Гортензия" - грустная, мудрая, люди в истинном свете, атмосфера горького авторского всепонимания человеческой природы.
"Мадмуазель Фифи" - страшная картина извращенности, развращенности пруссаков-завоевателей. "Драгоценности" - едкая, едчайшая сатира.
Про деревню - без умиления
Читал и перечитывал рассказы Шукшина. Совсем особый автор. Несовершенство формы стилизовано под некую сознательную малограмотность, под стиль доверительной беседы, разговора.
Хотя за этими небрежными периодами, сделанными вроде бы тяп-ляп (хотя Шукшин не отделывал каждую фразу, как Флобер, да и не очень умел), проглядывают иногда блистательные образы, сочные сравнения.
Но сила Шукшина не в форме, он всегда задевал самое больное и трепещущее, он ставил самые наболевшие проблемы, его беспокоила жестокость во всех проявлениях, равнодушие и особенно свойственное всему человечеству подозрительность к ближним неординарным, необычным, "чудикам".
Страдательная фигура чудика - вот основа его рассказов. Хотя есть у него герои - мнимые чудики, играющие в неординарность, а в сущности ничтожные, в основном, пьяницы.
Но во всех своих героях Шукшин ищет, находит и любит моменты, где они вдруг проявляют лучшие качества, хотя б и ненадолго, мгновения доброты, благородства, светлые миги, весьма редкие в тяжелой, забитой, однообразной деревенской жизни.
Чего нет у этого настоящего выходца из народа, это кичливости сельской глубинкой, противопоставленной якобы испорченному городу, как это звучит порой у очень хороших писателей Белова, Астафьева, мнимо деревенских продуктов чисто городской культуры, где-то эстетизирующих "первозданность" деревни и душу русского сельчанина.
Шукшин, наоборот, кричит о темноте глубинки, о безграмотности, агрессивной и кичливой, этих мужиков. Знаменитый Глеб Капустин из рассказа "Срезал" - вот она, воинствующая темнота деревни, злая пародия на славянофильствующие воззрения наших деревенщиков, крепких задним умом, о первичности деревни, как некоего почти незамутненного очага истинно русской культуры. Лишь сейчас я понял содержание и основной смысл этого рассказа. (Дело в том, что еще в школьную пору меня посылали от класса на олимпиаду, где надо было написать короткое сочинение-рецензию именно на этот рассказа Шукшина, и я написал тогда какую-то хрень)
Забыть невольные изъяны!
Не всегда Шукшин столь язвителен, порой оплакивает темноту, трагично-безысходен, как в рассказе о смерти старика или о матери, сын которой чуть не убил двоих в пьяной драке, а она идет и ищет заступничества в милиции, у прокурора и едет в район и дальше, наивно надеясь, что добрые люди помогут. Конечно, город у Шукшина - не самое лучшее место, там тоже царит равнодушие, но тем не менее противопоставления нет.
И всегда содержание шукшинских мудрых, порядочнейших рассказов заставляет забыть нарочные или невольные изъяны формы, языка, стиля. Они искренни и правдивы, а что еще нужно?
А вот Б. Васильев с его "Ивановым катером" в этом свете показался мне малость романтичным, не до конца правдивым. И Егор Полушкин его (главный герой повести "Не стреляйте в белых лебедей") - сентиментально-поэтическое творение, нет какого-то грана правды. Васильев тоже пытался подстроиться к деревенщикам, но посконности не хватило.
Кадр из фильма "Странные люди", на мой взгляд, лучшего у Шукшина
Мои дневники
Дневник. 1983-86 год