Дневник. 1983-86 год. Глава 46. Послесловие к шедевру
Сорок пятая глава
Прекрасная Елена Коренева в фильме "Ася"
Вот и завершена очередная тетрадка.
Три фильма.
"Асю" в упор не помню, разве что только очаровательную Елену Кореневу, в которую был немного влюблен время от времени.
Фильм Марлена Хуциева "Послесловие" я потом еще несколько раз смотрел, открывал в нем новые и новые глубины, это одно из лучших творений советского кинематографа.
Ну а к фильму Тодоровского "По главной улице с оркестром" я был чересчур суров. Не шедевр, конечно, но вполне симпатичная картина, и песни самого Тодоровского на стихи Григория Поженяна неплохие, ради них можно всё остальное вытерпеть.
Краткие пояснения даю курсивом. И для удобства решил снабдить свои старые записи заголовками и подзаголовками.
13 мая 1986 года
Ребенок с женскими страстями
Фильм "Ася", снятый И. Хейфицем, тоже не шедевр. Но он заставил меня подумать о тургеневской повести. Режиссер изо всех сил передавал ее в подробностях, в результате немецкий фон сюжета - поющие и пьющие бурши, немецкие домохозяйки - стали почти равноправны с событиями, происходящими с тремя главными героями.
Господин N, от чьего имени ведется рассказ - В. Езепов, нелепый, кургузый и толстоватый, да и немолодой господин в очках; Гагин - И. Костолевский - просто пустое место, не испытывает никаких чувств, просто плох; и удивительная, в точку, в десятку Ася - Е. Коренева, пугливая, капризная, прелестная, почти ребенок, с худыми детскими ручонками, но с женскими страстями.
Она влюбилась в толстяка, так как он был первый мужчина, ей встретившийся. Он же не прочь был с нею погулять, приятно провести время, а как узнал о любви, так испугался за свой покой прежде всего, и потому не дал возможности Асе остаться и поверить ему.
Ну и дальше все ясно, русский человек крепок задним умом, и когда все было позади и вернуть невозможно, N (так его зовут вроде) рванулся, бросился искать, застрадал и пр.
Но пока счастье было возможно, подсознательно сдержал себя. Ох, как это всё мне знакомо, как это точно. Пожалуй, одна из лучших повестей Тургенева. А экранизация так себе, жанрово-иллюстративна, только Коренева - прекрасна.
14 мая 1986
Плятт - крещендо с апофеозом
Видел два фильма, контрастных и разных.
"Послесловие" Марлена Хуциева, фильм прост, ровен, негромок, всё на двух героях. Зять - А. Мягков, современный успешный научный работник, корпит над диссертацией, возится с "Волгой", человек не очень глупый, видимо, специалист, да и не злой, не подлый.
К нему приехал тесть - Р. Плятт, странный и удивительный старик. Плятт начинает роль с крещендо и умудряется усиливать его по ходу действия. Его герой восторжен и упоен, ему 75 лет, и он наслаждается жизнью, с восторгом и пафосом говорит о самых простых вещах, сочиняет поэму о рижском и орловском хлебе, апофеозы универсамам и т.д.
Он раздражает, в первую очередь, своего зятя, каторжно впившегося в пишущую машинку, а кроме того, он сперва раздражает и зрителей (некоторые так и не преодолевают раздражения).
Хуциев создает и сохраняет постоянный контекст, второй план психлогического спора-конфликта зятя и тестя. Фактически не выходя за пределы квартиры, Хуциев достигает объема с помощью телевизора: там парят дельтапланы, летают самолеты, рвутся снаряды, тонут корабли.
А в квартире двое не могут понять друг друга.
Когда исчезает стена отчужденности
Зять корректен, вежлив, с трудом скрывает раздражение, курит, нервничает, мучается с диссертацией. Старик произносит монологи, вкрапляет иностранные слова. О! Он интеллигентен, образован, даже мудр.
Но чего он лезет? Чего он хочет? Будет ли конфликт - прямой?
Надо сказать, что быстро, четко начатый фильм забуксовывает в середине, порой пропадает внутренний ритм.
Однако взрыв наконец происходит. Тесть восстает против самоуничтожающего, саморазрушающего поведения зятя. Плятт широк, экспрессивен, он учит жить, учит страстно, самозабвенно. Далее он затрагивает глобальные темы, говорит о конце света, о Льве Толстом, о каких-то философских проблемах.
Редкий актер смог бы оправдать столь преувеличенно неправдоподобное поведение, но Плятт справляется. Да, его герой имеет право говорить о человечестве, о людях, о чем угодно, его мнения и речи искренни и выстраданы, он прожил перед этим жизнь, и вместе с тем, это несчастный старик. Приехал увидеть дочку, не застал, прекрасно понимает, что он мешает зятю, что он старомоден. Но настаивает на своем.
Может быть, именно в этом возрасте начинает человек упиваться жизнью, видеть ее богатство, разнообразие, и старик пытается открыть глаза молодому человеку, повернуть его лицом к жизни.
В какой-то момент, скоротечный и неопределенный, вдруг мы видим, что между двумя людьми исчезает стена отчужденности, что зять пробуждается, неожиданно слышит старика, даже едва ему не отвечает. Но это эпизод, грань, дальше - снова в себя, в раковину.
Простая притча о вечном
Когда старик уезжает, неожиданно оказывается, что зять воспринял заряд, подпал под влияние неприятно восторженного эпикурейца (в лучшем смысле). Он выходит на балкон, впитывает воздух, дышит. И возникает видение - где только что стоял Мягков, стоит старик. То ли это в воображении, то ли это как память о старике. Но он оставил след в душе своего младшего товарища.
Потом понимаешь, насколько недоговорен образ старика, его жизненные реалии, сюжетные детали, и это, конечно, не случай из жизни, это ближе к притче, ее тема и содержание, идея весьма просты, даже как-то отпугивающе примитивны. О том, как надо жить. И как человек на пороге смерти это осознает, но Плятт трагичен, ибо лишь на краткий миг всё то, что он понял, увидел.
И как трудно еще не старому человеку, обремененному семьей, работой, службой и пр., понять некие простые истины. А раздражение, которое вызывает во многих зрителях герой Плятта, показывает, что люди не хотят осознать простых истин, сердятся на них, объявляют, что это "общие места", но не исполняют их на деле.
Хуциев толкует об элементарном, общеизвестном: общении с людьми, внимании к другому человеку, внимании к собственному здоровью и пр. Как банально! Но в то же время необходимо! Вот как я понял фильм, достаточно сложный. Следует еще подумать и осмыслить.
16 мая
В общем-то, конфликт прост: современный деловой человек, забывший о душе, о природе, и последний могиканин духовности, удивляющийся, наивно и оттого преувеличенно для нас, обычным вещам, к которым мы привыкли, но привыкать не должны.
Да, тема фильма проста и банальна, ее решение лишено ярких находок, фокусов, эффектов. Но, повторяю, мы отмахиваемся от многих банальных истин, ибо не следуем им в жизни, а надо бы.
По главной улице в никуда
Фильм П. Тодоровского (По главной улице с оркестром) - пример отсутствия цельности, сугубо операторской, фрагментарной режиссуры, как набор движущихся цветных открыток.
Всё необязательно, произвольно, много эффектных ракурсов, кадров, остроумных моментов, но всё не объединено.
Произвол, независимость от сюжета - признак многих фильмов. Но когда возникали неожиданные планы, не связанные впрямую с действием, у Михалкова в "Родне", было внутреннее родство, была логика и, напрягшись, я ее понимал.
У Тодоровского никакой внутренней логики нет, серьезное чередуется со смешным, анекдотическое с сентиментальным, и всё возникает и исчезает без всякой необходимости. И название необязательное - "По главной улице с оркестром". Почему? А почему бы и нет? Актеры хорошие, и, кроме опостылевшего Костолевского, вечного красавчика-любовника, не знают, что им делать, ибо и в их исполнении и материале нет внутренней логики. Вот так вот всё.
Кадры из фильмов
Мои дневники
Дневник. 1983-86 год
Прекрасная Елена Коренева в фильме "Ася"
Вот и завершена очередная тетрадка.
Три фильма.
"Асю" в упор не помню, разве что только очаровательную Елену Кореневу, в которую был немного влюблен время от времени.
Фильм Марлена Хуциева "Послесловие" я потом еще несколько раз смотрел, открывал в нем новые и новые глубины, это одно из лучших творений советского кинематографа.
Ну а к фильму Тодоровского "По главной улице с оркестром" я был чересчур суров. Не шедевр, конечно, но вполне симпатичная картина, и песни самого Тодоровского на стихи Григория Поженяна неплохие, ради них можно всё остальное вытерпеть.
Краткие пояснения даю курсивом. И для удобства решил снабдить свои старые записи заголовками и подзаголовками.
13 мая 1986 года
Ребенок с женскими страстями
Фильм "Ася", снятый И. Хейфицем, тоже не шедевр. Но он заставил меня подумать о тургеневской повести. Режиссер изо всех сил передавал ее в подробностях, в результате немецкий фон сюжета - поющие и пьющие бурши, немецкие домохозяйки - стали почти равноправны с событиями, происходящими с тремя главными героями.
Господин N, от чьего имени ведется рассказ - В. Езепов, нелепый, кургузый и толстоватый, да и немолодой господин в очках; Гагин - И. Костолевский - просто пустое место, не испытывает никаких чувств, просто плох; и удивительная, в точку, в десятку Ася - Е. Коренева, пугливая, капризная, прелестная, почти ребенок, с худыми детскими ручонками, но с женскими страстями.
Она влюбилась в толстяка, так как он был первый мужчина, ей встретившийся. Он же не прочь был с нею погулять, приятно провести время, а как узнал о любви, так испугался за свой покой прежде всего, и потому не дал возможности Асе остаться и поверить ему.
Ну и дальше все ясно, русский человек крепок задним умом, и когда все было позади и вернуть невозможно, N (так его зовут вроде) рванулся, бросился искать, застрадал и пр.
Но пока счастье было возможно, подсознательно сдержал себя. Ох, как это всё мне знакомо, как это точно. Пожалуй, одна из лучших повестей Тургенева. А экранизация так себе, жанрово-иллюстративна, только Коренева - прекрасна.
14 мая 1986
Плятт - крещендо с апофеозом
Видел два фильма, контрастных и разных.
"Послесловие" Марлена Хуциева, фильм прост, ровен, негромок, всё на двух героях. Зять - А. Мягков, современный успешный научный работник, корпит над диссертацией, возится с "Волгой", человек не очень глупый, видимо, специалист, да и не злой, не подлый.
К нему приехал тесть - Р. Плятт, странный и удивительный старик. Плятт начинает роль с крещендо и умудряется усиливать его по ходу действия. Его герой восторжен и упоен, ему 75 лет, и он наслаждается жизнью, с восторгом и пафосом говорит о самых простых вещах, сочиняет поэму о рижском и орловском хлебе, апофеозы универсамам и т.д.
Он раздражает, в первую очередь, своего зятя, каторжно впившегося в пишущую машинку, а кроме того, он сперва раздражает и зрителей (некоторые так и не преодолевают раздражения).
Хуциев создает и сохраняет постоянный контекст, второй план психлогического спора-конфликта зятя и тестя. Фактически не выходя за пределы квартиры, Хуциев достигает объема с помощью телевизора: там парят дельтапланы, летают самолеты, рвутся снаряды, тонут корабли.
А в квартире двое не могут понять друг друга.
Когда исчезает стена отчужденности
Зять корректен, вежлив, с трудом скрывает раздражение, курит, нервничает, мучается с диссертацией. Старик произносит монологи, вкрапляет иностранные слова. О! Он интеллигентен, образован, даже мудр.
Но чего он лезет? Чего он хочет? Будет ли конфликт - прямой?
Надо сказать, что быстро, четко начатый фильм забуксовывает в середине, порой пропадает внутренний ритм.
Однако взрыв наконец происходит. Тесть восстает против самоуничтожающего, саморазрушающего поведения зятя. Плятт широк, экспрессивен, он учит жить, учит страстно, самозабвенно. Далее он затрагивает глобальные темы, говорит о конце света, о Льве Толстом, о каких-то философских проблемах.
Редкий актер смог бы оправдать столь преувеличенно неправдоподобное поведение, но Плятт справляется. Да, его герой имеет право говорить о человечестве, о людях, о чем угодно, его мнения и речи искренни и выстраданы, он прожил перед этим жизнь, и вместе с тем, это несчастный старик. Приехал увидеть дочку, не застал, прекрасно понимает, что он мешает зятю, что он старомоден. Но настаивает на своем.
Может быть, именно в этом возрасте начинает человек упиваться жизнью, видеть ее богатство, разнообразие, и старик пытается открыть глаза молодому человеку, повернуть его лицом к жизни.
В какой-то момент, скоротечный и неопределенный, вдруг мы видим, что между двумя людьми исчезает стена отчужденности, что зять пробуждается, неожиданно слышит старика, даже едва ему не отвечает. Но это эпизод, грань, дальше - снова в себя, в раковину.
Простая притча о вечном
Когда старик уезжает, неожиданно оказывается, что зять воспринял заряд, подпал под влияние неприятно восторженного эпикурейца (в лучшем смысле). Он выходит на балкон, впитывает воздух, дышит. И возникает видение - где только что стоял Мягков, стоит старик. То ли это в воображении, то ли это как память о старике. Но он оставил след в душе своего младшего товарища.
Потом понимаешь, насколько недоговорен образ старика, его жизненные реалии, сюжетные детали, и это, конечно, не случай из жизни, это ближе к притче, ее тема и содержание, идея весьма просты, даже как-то отпугивающе примитивны. О том, как надо жить. И как человек на пороге смерти это осознает, но Плятт трагичен, ибо лишь на краткий миг всё то, что он понял, увидел.
И как трудно еще не старому человеку, обремененному семьей, работой, службой и пр., понять некие простые истины. А раздражение, которое вызывает во многих зрителях герой Плятта, показывает, что люди не хотят осознать простых истин, сердятся на них, объявляют, что это "общие места", но не исполняют их на деле.
Хуциев толкует об элементарном, общеизвестном: общении с людьми, внимании к другому человеку, внимании к собственному здоровью и пр. Как банально! Но в то же время необходимо! Вот как я понял фильм, достаточно сложный. Следует еще подумать и осмыслить.
16 мая
В общем-то, конфликт прост: современный деловой человек, забывший о душе, о природе, и последний могиканин духовности, удивляющийся, наивно и оттого преувеличенно для нас, обычным вещам, к которым мы привыкли, но привыкать не должны.
Да, тема фильма проста и банальна, ее решение лишено ярких находок, фокусов, эффектов. Но, повторяю, мы отмахиваемся от многих банальных истин, ибо не следуем им в жизни, а надо бы.
По главной улице в никуда
Фильм П. Тодоровского (По главной улице с оркестром) - пример отсутствия цельности, сугубо операторской, фрагментарной режиссуры, как набор движущихся цветных открыток.
Всё необязательно, произвольно, много эффектных ракурсов, кадров, остроумных моментов, но всё не объединено.
Произвол, независимость от сюжета - признак многих фильмов. Но когда возникали неожиданные планы, не связанные впрямую с действием, у Михалкова в "Родне", было внутреннее родство, была логика и, напрягшись, я ее понимал.
У Тодоровского никакой внутренней логики нет, серьезное чередуется со смешным, анекдотическое с сентиментальным, и всё возникает и исчезает без всякой необходимости. И название необязательное - "По главной улице с оркестром". Почему? А почему бы и нет? Актеры хорошие, и, кроме опостылевшего Костолевского, вечного красавчика-любовника, не знают, что им делать, ибо и в их исполнении и материале нет внутренней логики. Вот так вот всё.
Кадры из фильмов
Мои дневники
Дневник. 1983-86 год