Дневник. 1987 - 89 год. Глава 11. Перестроечная суета под клиентом
Десятая глава
Осип и Иосиф, Мандельштам и Бродский, в виде столичных памятников. Оба ужасны, но уж какие есть
Мешанина, калейдоскоп перестроечных новостей, переживаний, впечатлений.
Про Маяковского я в том числе и какую-то хрень написал, но уж извините. Мал был и глуп.
Ну а серьезное отношение ко всяким пустопорожним выступлениям начальства и дурацким статьям всяких недоумков было неизбежно. Я был абсолютно типичным представителем. Известно кого и чего.
Так вот тогда и жили.
Краткие пояснения даю курсивом. И для удобства решил снабдить свои старые записи заголовками и подзаголовками.
30 марта 1988 года
Некто Горелов и прочая хрень
Может, и вправду возникает некое "новое мышление"?
А тут, рядом, на неделе в "Комсомолке" раздолбали Иосифа Бродского! Некто П. Горелов из ИМЛИ написал, что он - неважный поэт. Каково! Уж за что, за что можно предъявлять Бродскому счет, но как поэт он - первый из ныне живущих русскоязычных. Для меня это безусловно.
Но акция "Комсомолки" не личная, не случайная, слишком широко и громко обставлена, и кивают вновь на Лигачева, и конечно, не зря (я этого не читал, к стыду, надо прочесть).
А в "Неве" печатают стихи Бродского в №3, в том числе "Памяти Г.К. Жукова", непривычное для нас и по смелости мысли.
А в крохотном журнальчике "Век ХХ и мир", на 49 тысяч тиража (сегодня о таких тиражах журналы могут только мечтать), "круглый стол" о перестройке, где говорят (и печатают!) черт знает что. Ладно о Сталине, это уже нормально. А о Горбачеве: "мы гордимся каждым днем советской власти", это он сказал, а там ему говорят: да как не стыдно гордиться каждым днем!
И еще о недостаточности учения Ленина и Маркса черным по белому. И о том, что решения нынешних съездов-пленумов никто ни хрена не выполняет.
И в "Московских новостях" академик Сахаров выступил со своим, отличным от официального, пониманием карабахской проблемы. Хотя в газетах, даже в либеральных "Известиях", господствует тишь да ложь, и вновь вбивается в наши мозги нелепая цифра - 32 человека, погибших в Сумгаите.
Митька Благой и библейские громы
А вместе с тем эстонский журнальчик "Радуга" с крохотным тиражом 5500 публикует "Четвертую прозу" Мандельштама, страстно-уязвленный крик боли и проклятья "кровавой советской земле" и полному упадку порядочности и нравственности.
Такой сильный (все же не гениальный, слишком много личной уязвленности и чувства, образы яркие, хищные, цепкие, но... "Митька Благой", "была вся кровь, вся непримиримость, а стала пся-крев, стала всетерпимость", написано рукой гения, но это вылилось из глубин, не разбирая пути, как лава из вулкана) текст редко встретишь на страницах, даже ныне.
Мне понятны чувства поэта, оскорбленного и уязвленного (а затем убитого), но я побоялся бы объявлять "Четвертую прозу" вершиной творчества Мандельштама. Здесь негодование, ярость, чувство, не перешедшие в высшую сферу вдохновения. Даже слишком много фантазий, образов, крутых метафор изливает Мандельштам на головы Митьки Благого, "лицейской сволочи, разрешенной большевиками для пользы науки" и жалкого Горнфельда, судившегося с поэтом по вздорному обвинению в плагиате.
Сей памфлет, доведенный до библейских громов и сернистой ядовитости, рожден был, скажем даже прямо, совершенно ничтожными поводами. Хотя дай Бог кому так излить желчь, обиду и гнев на Советскую власть, между прочим. Эта публикация ох дорогого стоит! Не сел ли кто за неё!?
Еще какие-то рассказы
Рядом с этим все-таки шедевром плохо воспринимается иное. Но я всё же запомнил рассказ Анатолия Кима "Кузьмовочка", изысканный и прелестный, хотя слегка по-восточному манерный, но эта манерность орнамента искони присуща А. Киму, которого помню с позднего отрочества, когда неким таинственным откровением и очарованием меня пленил его роман "Собиратели трав".
С тех пор я и забывал этого писателя, и отмахивался от его изысканной вязи, но вернулся к нему с признанием и уважением к несомненному таланту.
Не проскочил я мимо двух очерковых и довольно злых рассказов Юрия Нагибина в "Огоньке", вновь набирающем силу и входящем в азарт. "Жена президента" о лагерной судьбе жены Калинина - шоковый, сильнющий удар, аккурат поддых.
У Нагибина темы банальные, о Брежневе, о всякой бюрократии, ничего особенного, но неплохо.
Семенов, Маяковский и евреи
И грешным делом понравилась мне повестушка Юлиана Семенова "Версия-4" о смерти Маяковского. Мне и его сталинские документальные рассказы понравились, те, что были в "Мос. комсомольце", да и в "Неделе", где в более художественной всё форме.
Так вот, о Маяковском. Семенов нагловат, что позволяет себе придумывать "внутренний монолог" Маяковского, но убей меня Бог, написано хорошо! Я пытался придраться, искал обычную для него безвкусицу, но нет, не находил.
Не слишком ли левым сделан наш "лучший поэт эпохи"? Очень уж он Сталина ругает и его порядки, слишком много беседует с эмигрантами и "несоветскими" поэтами.
Но почему бы и нет? Образ Маяковского был сознательно искажен, оскоплен. Возможно, Семенов возвращает нас к истине, приближает к ней (нет, это был полный бред).
Маяковский был гениальным поэтом, написавшим кучу халтуры, верившим в революцию и Ленина, но он был гораздо сложнее и интереснее человечески, чем нам казалось. Да и не мог он, столь общественно чуткий, не почувствовать изменений (мягко говоря) в советской действительности к 1930 году!
И еще аспект, не менее важный. В 60-х годах выходило в "Правде" одно собрание сочинений Маяковского, под редакцией некоего Воронцова, помощника Суслова, где фактически писалось, что Маяковского довели до самоубийства Лиля Брик, ее любовник чекист Агранов и прочие жиды.
Этот антисемитский акт был все-таки сорван К. Симоновым (о нем еще будет тут разговор). И Семенов обо всем этом буквально пишет и восстанавливает историческую логику.
Так что я в последнее время уважительно отношусь к Ю. Семенову, несмотря на все его недостатки и кроличью плодовитость по зачатию безразмерных романов о Штирлице. Да, конечно, он конъюнктурщик, но ему приятна, нужна эта конъюнктура, а не иная. Да и слишком много личного в нем накопилось, и он это может выплеснуть (благодаря и связям своим, и влиянию, приобретенным не чистым путем, это так), а эта искренность, эта заквашенность на личных воспоминаниях и настоящих, непридуманных эмоциях, а также возможность выражать именно свои мысли, без оговорок, способствуют и художественному результату (Уфф!).
Все-таки Семенов всегда был отличным журналистом, но только сейчас он создает то, что можно назвать прозой.
Вот он - Юлиан Семенов
6 апреля
Унтер-офицерская вдова против "лигачевщины"
5 апреля 1988 года произошло событие, возможно, не менее серьезное, чем снятие Ельцина, но наоборот.
В "Правде" опубликовано нечто, не статья, не материал, более чем редакционная передовая, против "Советской России", против лигачевщины и неоконсерватизма, одним словом, против того подлого письма (Нины Андреевой - "Не могу поступиться принципами"), но даже авторша не названа, оно воспринято отнюдь не как читательское письмо, а как сознательный манифест противников перестройки.
В ответе "Правды" сказано почти всё, что говорят и думают нынешние порядочные люди. Писали ответ люди Яковлева (секретаря ЦК, а не Егора), одобрил сам Горбачев, а Лигачев вроде отступил, боюсь, что временно.
По слухам, Мишель его напрямую ругал, но ближе к действительности то, что он ругал Чикина, все-таки члена ЦК. Мало того, всю полосу целиком перепечатала "Советская Россия" как добросовестная унтер-офицерская вдова. Вроде бы, наша взяла. Но не рано ли радоваться?
Александр Николаевич Яковлев. Коммунисты его сильно не любят за измену делу их партии, но это проблемы их внутривидовой борьбы
10 апреля
Кому там задолжала КПСС?
Статья Гельмана, а точнее выступление на партсобрании Союза кинематографистов, в "Советской культуре". Там развиты положения правдинской полосы против не просто антиперестройщиков, а против инертного партийного аппарата, с требованиями полной гласности всех Пленумов и грядущей партконференции, с требованием отчета и подробного рассказа обо всех секретарях ЦК и заведующих отделами.
Сказано, что партия нам задолжала, занимается не тем, чем надо, и очень плохо работает в условиях демократии, которую сама партия и загубила.
А действовать старым сталинским методом нынешний агитпроп ЦК умеет и хочет. Короче говоря, это явные и чистые требования оппозиции, хотя статья наверняка завизирована и поддержана Горбачевым.
Впрочем, будем ждать июльской партконференции, там все решится, назад или вперед.
Касты из яйцеклеток
Блистательная, британски элегантная и хлесткая антиутопия Олдоса Хаксли "О дивный новый мир!" - о мире-рае потребителей и коллективистов, разделенном на четкие касты: альфа, бета, гамма, дельта и эпсилон-полукретины. Причем касты создаются изначально из яйцеклеток, анонимно оплодотворенных, ни отцов, ни матерей нет, но все идиотически счастливы.
16 апреля
Я начал читать "Мы" Замятина и понял. что после этого не смог бы читать Хаксли. Все-таки Хаксли гораздо мельче, проще, но сначала о романе Хаксли.
18 апреля
Вообще-то интересно рассуждать сразу о двух романах, хотя я Замятина пока не дочитал.
Если Хаксли рассказывает и показывает изобретенный и сконструированный его фантазией мир, мир, где царит культ наслаждения, удовольствия, удовлетворения и потребления, то есть, все-таки мир, генетически связанный с западной цивилизацией. Главное - сбыт каждого произведенного товара и продукта, высокий технологический уровень, выродившееся репортерство, кишащие журналисты, осязательно-обонятельные кинотеатры с порнухами, чистые западные дела. Из наших реалий только подавляющий дух коллективизма, "каждый принадлежит всем", и врожденная пропаганда, когда с эмбриональных лет младенцам вбивают в мозг лозунги, это Хаксли использовал советские обычаи, как он их себе представлял, и довольно верно представлял.
Но Хаксли отстранен и холодноват, картину придуманного им мира он разворачивает спокойно и постепенно, вначале ознакомив с основными принципами этого бытия, причем даже пойдя на искусственно традиционные чисто литературные исхищрения.
И только после обстоятельной экспозиции-лекции, где многое названо и объяснено, Хаксли приступает к сюжету.
Замятин поступает иначе. В мир своих героев он вводит нас рывками, ничего не объясняя и не рассказывая, так что не сразу и понятно, о чем речь, но становится ясно из самого хода действия, а не из спокойных четких пояснений.
Замятин эмоциональнее, он проникает в психологию, он изнутри, через человека, через личность показывает мир. Но о нем речь впереди.
Дело в том, что Хаксли именно фантазировал, конструировал, все его блистательные изобретения и находки - от ума, от таланта к выдумке. А Замятин сам жил в примерно таком уже, вывернутом, абсурдном советском мире. Ему и не надо было выдумывать, он лишь заострил, довел до крайности основные характерные черты советского общества и идеологии, и сделал это еще в 1918-20 году, при Ленине, но прозорливость его поразительна! Впрочем, о "Мы" речь пойдет позднее.
Хаксли писал позже, что-то из Замятина, возможно, и взял, как-то тот, может быть, повлиял. Разве что как отправная точка, советский безумный идиотический коллективизм.
Но антиутопия и фантазия о будущем - традиционный английский жанр. Был уже и Батлер с Erewhon, был и Уэллс, были и более ранние фантасты.
Кстати, о "Машине времени" как отличном примере типичной антиутопии обычно забывают, а зря, Уэллса нельзя вынимать из высокой английской литературы.
Так что не следует преувеличивать влияние и сходство Замятина с Хаксли. Я (подчеркиваю - пока) практически, всерьез, не считая мелких деталей, ничего общего не вижу. Но Замятин, по-моему, лучше и сильнее.
22 апреля
Сырокомский печатает Галича
Да, дышать стало легче, это заметно и по нашему главному редактору (Сырокомскому в "Неделе"), оживившемуся и олевевшему. Вроде бы, печатаем даже Галича.
Но "Октябрь" №4 Галича уже напечатал хорошую, солидную подборку стихов и отличную, умную и полностью честную статью Ст. Рассадина. Год назад я не поверил бы, если б мне сказали, что такие публикации когда-то у нас вообще будут!
Иллюстрация к роману Евг. Замятина "Мы"
Мои дневники
Дневник. Тетрадь №4. 1987-89 годы
Необязательные мемуары
Осип и Иосиф, Мандельштам и Бродский, в виде столичных памятников. Оба ужасны, но уж какие есть
Мешанина, калейдоскоп перестроечных новостей, переживаний, впечатлений.
Про Маяковского я в том числе и какую-то хрень написал, но уж извините. Мал был и глуп.
Ну а серьезное отношение ко всяким пустопорожним выступлениям начальства и дурацким статьям всяких недоумков было неизбежно. Я был абсолютно типичным представителем. Известно кого и чего.
Так вот тогда и жили.
Краткие пояснения даю курсивом. И для удобства решил снабдить свои старые записи заголовками и подзаголовками.
30 марта 1988 года
Некто Горелов и прочая хрень
Может, и вправду возникает некое "новое мышление"?
А тут, рядом, на неделе в "Комсомолке" раздолбали Иосифа Бродского! Некто П. Горелов из ИМЛИ написал, что он - неважный поэт. Каково! Уж за что, за что можно предъявлять Бродскому счет, но как поэт он - первый из ныне живущих русскоязычных. Для меня это безусловно.
Но акция "Комсомолки" не личная, не случайная, слишком широко и громко обставлена, и кивают вновь на Лигачева, и конечно, не зря (я этого не читал, к стыду, надо прочесть).
А в "Неве" печатают стихи Бродского в №3, в том числе "Памяти Г.К. Жукова", непривычное для нас и по смелости мысли.
А в крохотном журнальчике "Век ХХ и мир", на 49 тысяч тиража (сегодня о таких тиражах журналы могут только мечтать), "круглый стол" о перестройке, где говорят (и печатают!) черт знает что. Ладно о Сталине, это уже нормально. А о Горбачеве: "мы гордимся каждым днем советской власти", это он сказал, а там ему говорят: да как не стыдно гордиться каждым днем!
И еще о недостаточности учения Ленина и Маркса черным по белому. И о том, что решения нынешних съездов-пленумов никто ни хрена не выполняет.
И в "Московских новостях" академик Сахаров выступил со своим, отличным от официального, пониманием карабахской проблемы. Хотя в газетах, даже в либеральных "Известиях", господствует тишь да ложь, и вновь вбивается в наши мозги нелепая цифра - 32 человека, погибших в Сумгаите.
Митька Благой и библейские громы
А вместе с тем эстонский журнальчик "Радуга" с крохотным тиражом 5500 публикует "Четвертую прозу" Мандельштама, страстно-уязвленный крик боли и проклятья "кровавой советской земле" и полному упадку порядочности и нравственности.
Такой сильный (все же не гениальный, слишком много личной уязвленности и чувства, образы яркие, хищные, цепкие, но... "Митька Благой", "была вся кровь, вся непримиримость, а стала пся-крев, стала всетерпимость", написано рукой гения, но это вылилось из глубин, не разбирая пути, как лава из вулкана) текст редко встретишь на страницах, даже ныне.
Мне понятны чувства поэта, оскорбленного и уязвленного (а затем убитого), но я побоялся бы объявлять "Четвертую прозу" вершиной творчества Мандельштама. Здесь негодование, ярость, чувство, не перешедшие в высшую сферу вдохновения. Даже слишком много фантазий, образов, крутых метафор изливает Мандельштам на головы Митьки Благого, "лицейской сволочи, разрешенной большевиками для пользы науки" и жалкого Горнфельда, судившегося с поэтом по вздорному обвинению в плагиате.
Сей памфлет, доведенный до библейских громов и сернистой ядовитости, рожден был, скажем даже прямо, совершенно ничтожными поводами. Хотя дай Бог кому так излить желчь, обиду и гнев на Советскую власть, между прочим. Эта публикация ох дорогого стоит! Не сел ли кто за неё!?
Еще какие-то рассказы
Рядом с этим все-таки шедевром плохо воспринимается иное. Но я всё же запомнил рассказ Анатолия Кима "Кузьмовочка", изысканный и прелестный, хотя слегка по-восточному манерный, но эта манерность орнамента искони присуща А. Киму, которого помню с позднего отрочества, когда неким таинственным откровением и очарованием меня пленил его роман "Собиратели трав".
С тех пор я и забывал этого писателя, и отмахивался от его изысканной вязи, но вернулся к нему с признанием и уважением к несомненному таланту.
Не проскочил я мимо двух очерковых и довольно злых рассказов Юрия Нагибина в "Огоньке", вновь набирающем силу и входящем в азарт. "Жена президента" о лагерной судьбе жены Калинина - шоковый, сильнющий удар, аккурат поддых.
У Нагибина темы банальные, о Брежневе, о всякой бюрократии, ничего особенного, но неплохо.
Семенов, Маяковский и евреи
И грешным делом понравилась мне повестушка Юлиана Семенова "Версия-4" о смерти Маяковского. Мне и его сталинские документальные рассказы понравились, те, что были в "Мос. комсомольце", да и в "Неделе", где в более художественной всё форме.
Так вот, о Маяковском. Семенов нагловат, что позволяет себе придумывать "внутренний монолог" Маяковского, но убей меня Бог, написано хорошо! Я пытался придраться, искал обычную для него безвкусицу, но нет, не находил.
Не слишком ли левым сделан наш "лучший поэт эпохи"? Очень уж он Сталина ругает и его порядки, слишком много беседует с эмигрантами и "несоветскими" поэтами.
Но почему бы и нет? Образ Маяковского был сознательно искажен, оскоплен. Возможно, Семенов возвращает нас к истине, приближает к ней (нет, это был полный бред).
Маяковский был гениальным поэтом, написавшим кучу халтуры, верившим в революцию и Ленина, но он был гораздо сложнее и интереснее человечески, чем нам казалось. Да и не мог он, столь общественно чуткий, не почувствовать изменений (мягко говоря) в советской действительности к 1930 году!
И еще аспект, не менее важный. В 60-х годах выходило в "Правде" одно собрание сочинений Маяковского, под редакцией некоего Воронцова, помощника Суслова, где фактически писалось, что Маяковского довели до самоубийства Лиля Брик, ее любовник чекист Агранов и прочие жиды.
Этот антисемитский акт был все-таки сорван К. Симоновым (о нем еще будет тут разговор). И Семенов обо всем этом буквально пишет и восстанавливает историческую логику.
Так что я в последнее время уважительно отношусь к Ю. Семенову, несмотря на все его недостатки и кроличью плодовитость по зачатию безразмерных романов о Штирлице. Да, конечно, он конъюнктурщик, но ему приятна, нужна эта конъюнктура, а не иная. Да и слишком много личного в нем накопилось, и он это может выплеснуть (благодаря и связям своим, и влиянию, приобретенным не чистым путем, это так), а эта искренность, эта заквашенность на личных воспоминаниях и настоящих, непридуманных эмоциях, а также возможность выражать именно свои мысли, без оговорок, способствуют и художественному результату (Уфф!).
Все-таки Семенов всегда был отличным журналистом, но только сейчас он создает то, что можно назвать прозой.
Вот он - Юлиан Семенов
6 апреля
Унтер-офицерская вдова против "лигачевщины"
5 апреля 1988 года произошло событие, возможно, не менее серьезное, чем снятие Ельцина, но наоборот.
В "Правде" опубликовано нечто, не статья, не материал, более чем редакционная передовая, против "Советской России", против лигачевщины и неоконсерватизма, одним словом, против того подлого письма (Нины Андреевой - "Не могу поступиться принципами"), но даже авторша не названа, оно воспринято отнюдь не как читательское письмо, а как сознательный манифест противников перестройки.
В ответе "Правды" сказано почти всё, что говорят и думают нынешние порядочные люди. Писали ответ люди Яковлева (секретаря ЦК, а не Егора), одобрил сам Горбачев, а Лигачев вроде отступил, боюсь, что временно.
По слухам, Мишель его напрямую ругал, но ближе к действительности то, что он ругал Чикина, все-таки члена ЦК. Мало того, всю полосу целиком перепечатала "Советская Россия" как добросовестная унтер-офицерская вдова. Вроде бы, наша взяла. Но не рано ли радоваться?
Александр Николаевич Яковлев. Коммунисты его сильно не любят за измену делу их партии, но это проблемы их внутривидовой борьбы
10 апреля
Кому там задолжала КПСС?
Статья Гельмана, а точнее выступление на партсобрании Союза кинематографистов, в "Советской культуре". Там развиты положения правдинской полосы против не просто антиперестройщиков, а против инертного партийного аппарата, с требованиями полной гласности всех Пленумов и грядущей партконференции, с требованием отчета и подробного рассказа обо всех секретарях ЦК и заведующих отделами.
Сказано, что партия нам задолжала, занимается не тем, чем надо, и очень плохо работает в условиях демократии, которую сама партия и загубила.
А действовать старым сталинским методом нынешний агитпроп ЦК умеет и хочет. Короче говоря, это явные и чистые требования оппозиции, хотя статья наверняка завизирована и поддержана Горбачевым.
Впрочем, будем ждать июльской партконференции, там все решится, назад или вперед.
Касты из яйцеклеток
Блистательная, британски элегантная и хлесткая антиутопия Олдоса Хаксли "О дивный новый мир!" - о мире-рае потребителей и коллективистов, разделенном на четкие касты: альфа, бета, гамма, дельта и эпсилон-полукретины. Причем касты создаются изначально из яйцеклеток, анонимно оплодотворенных, ни отцов, ни матерей нет, но все идиотически счастливы.
16 апреля
Я начал читать "Мы" Замятина и понял. что после этого не смог бы читать Хаксли. Все-таки Хаксли гораздо мельче, проще, но сначала о романе Хаксли.
18 апреля
Вообще-то интересно рассуждать сразу о двух романах, хотя я Замятина пока не дочитал.
Если Хаксли рассказывает и показывает изобретенный и сконструированный его фантазией мир, мир, где царит культ наслаждения, удовольствия, удовлетворения и потребления, то есть, все-таки мир, генетически связанный с западной цивилизацией. Главное - сбыт каждого произведенного товара и продукта, высокий технологический уровень, выродившееся репортерство, кишащие журналисты, осязательно-обонятельные кинотеатры с порнухами, чистые западные дела. Из наших реалий только подавляющий дух коллективизма, "каждый принадлежит всем", и врожденная пропаганда, когда с эмбриональных лет младенцам вбивают в мозг лозунги, это Хаксли использовал советские обычаи, как он их себе представлял, и довольно верно представлял.
Но Хаксли отстранен и холодноват, картину придуманного им мира он разворачивает спокойно и постепенно, вначале ознакомив с основными принципами этого бытия, причем даже пойдя на искусственно традиционные чисто литературные исхищрения.
И только после обстоятельной экспозиции-лекции, где многое названо и объяснено, Хаксли приступает к сюжету.
Замятин поступает иначе. В мир своих героев он вводит нас рывками, ничего не объясняя и не рассказывая, так что не сразу и понятно, о чем речь, но становится ясно из самого хода действия, а не из спокойных четких пояснений.
Замятин эмоциональнее, он проникает в психологию, он изнутри, через человека, через личность показывает мир. Но о нем речь впереди.
Дело в том, что Хаксли именно фантазировал, конструировал, все его блистательные изобретения и находки - от ума, от таланта к выдумке. А Замятин сам жил в примерно таком уже, вывернутом, абсурдном советском мире. Ему и не надо было выдумывать, он лишь заострил, довел до крайности основные характерные черты советского общества и идеологии, и сделал это еще в 1918-20 году, при Ленине, но прозорливость его поразительна! Впрочем, о "Мы" речь пойдет позднее.
Хаксли писал позже, что-то из Замятина, возможно, и взял, как-то тот, может быть, повлиял. Разве что как отправная точка, советский безумный идиотический коллективизм.
Но антиутопия и фантазия о будущем - традиционный английский жанр. Был уже и Батлер с Erewhon, был и Уэллс, были и более ранние фантасты.
Кстати, о "Машине времени" как отличном примере типичной антиутопии обычно забывают, а зря, Уэллса нельзя вынимать из высокой английской литературы.
Так что не следует преувеличивать влияние и сходство Замятина с Хаксли. Я (подчеркиваю - пока) практически, всерьез, не считая мелких деталей, ничего общего не вижу. Но Замятин, по-моему, лучше и сильнее.
22 апреля
Сырокомский печатает Галича
Да, дышать стало легче, это заметно и по нашему главному редактору (Сырокомскому в "Неделе"), оживившемуся и олевевшему. Вроде бы, печатаем даже Галича.
Но "Октябрь" №4 Галича уже напечатал хорошую, солидную подборку стихов и отличную, умную и полностью честную статью Ст. Рассадина. Год назад я не поверил бы, если б мне сказали, что такие публикации когда-то у нас вообще будут!
Иллюстрация к роману Евг. Замятина "Мы"
Мои дневники
Дневник. Тетрадь №4. 1987-89 годы
Необязательные мемуары