Сегодня первый пост по книге "
От станции к станции: Путешествия с Боуи 1973 - 1976" давнего друга и соратника Боуи Джеффа Маккормака, ставшего непосредственным свидетелем чуть ли не самого насыщенного и интригующего периода его жизни. Маккормак был с Боуи (среди прочих приключений) в турах Ziggy Stardust и Diamond Dogs, на записи альбома Station To Station, на Транссибирском экспрессе и на съёмках "Человека, который упал на Землю". Джеффу было что рассказать, и он сделал это с юмором и... с одобрения главного героя, чьё предисловие сопровождает книгу.
В самой книге текст набран шрифтами разных цветов и размеров, что видимо должно соответствовать его фрагментарному и игривому характеру, и это по возможности воспроизведено в оформлении поста.
И - самое главное - благодарим прекрасного переводчика всех этих славных заметок -
kater_v !!! и надеемся на продолжение банкета :)
Этот текст является фан-переводом книги Джеффа Маккормака "От станции к станции: Путешествия с Боуи", все права на которую принадлежат автору и издательству Genesis Publications. Данная публикация не несёт никакой коммерческой прибыли и сделана с целью ознакомления и просвещения. Коммерческое копирование материала запрещено.
О Джефф,
Какая же это жутко умная идея. Зеленею, во всех оттенках, что это не я первый придумал. Взять нас с тобой и насочинять, будто мы ездили в Америку, в Японию, и - погодите, еще не все! - в х... Россию, не абы куда, я как рок-звезда, ты как жизнерадостный бэк-вокалист и пособник во всем, а потом написать книжку про это. Блестяще!
Думаешь, правда сможешь устроить, чтобы эту штуку напечатали?
Я в деле, если ты не против. Со всем этим фотошопом я уж достаточно разобрался, чтобы соорудить сколько надо достоверных фоток. Возможно, сумею пробраться в задний кабинет и приступить прямо сразу, пока мы не слишком нужны в гараже, пока босс доламывает старый машинный сарай, чтоб воздвигнуть ангар под двускатной крышей. Неплохая мысль, конечно, но лично я не считаю дизайн бокового крана вакуумного вентиля существенным моментом для погодоустойчивости. Но ты Карла и сам знаешь, шума много, толку мало, да и вообще, деньги-то его, что я буду переживать? (На той неделе достался Фиат-Спайдер 79-го года, надо было подправить капот. Так, немного проржавели шарниры, негодный сайлент-блок в рулевом управлении, затрудненный поворот вправо, но в конце концов вышло дивно. Пока клиент не приехал за ним, успел прокатиться. Просто отлично.)
Надеюсь, ты не против, если я предложу еще кое-какие дополнения к тому, что ты написал. Сам знаешь, пускай мне связать пару слов - проблема (просто упал, когда прочел, что, мол, я сочинял песни), но идейка-другая у меня бывали же.
Тебе стоит хорошенько обосновать идею, что музыку мы любили всегда. Что, скажем, пели «Я не малолетний преступник» Фрэнки Лаймона и The Teenager на углу Кембридж Роуд - звучит правдоподобно, а? У тебя же и правда был голос, так что это не такая уж неправда.
Как насчет того, чтоб превратить сына дизайнера Кансаи в дочь по имени Эмма? И что она, сама четырех лет от роду, водила моего сына по всему детскому магазину Кидди Уорлд, без всякого присмотра, все потому что в Токио так любят детей? Или это уж слишком?
Ты как-то упоминаешь балетного танцовщика Нуреева. А давай скажем, что я позаимствовал у него пару движений (простых, но эффектных) для постановки Diamond Dogs, еще когда ходил посмотреть его с... погоди... Клиффом Ричардом! Нет, пускай будет Мик Джаггер, а потом можно сказать, как мы, я и Джаггер, смеялись - кто первым применит эти движения. Как будто мы соревновались, что-то в этом роде. Как это тебе? Только я бы не стал слишком тормозить на разговорах про балет. Сам знаешь, что народ тут подумает.
Никогда не поверю в тебя за рулем виннебаго. Ты же тощий мелкий англичанин!
И последнее - думаю, выйдет более проникновенно, если расписать, как на вокзале в Берлине, когда мы вылезли из поезда из России, грязные и ободранные, так называемые глэм-рокеры, у фанов вытянулись лица - и тут же просияли понимающими улыбками, когда кто-то из звукозаписывающей компании ткнул пальцем в надпись, откуда именно прибыл поезд - потому что у многих из тех ребят имелись родственники, которые застряли на Востоке.
А по большому счету. Джефф, у тебя вышла просто прекрасная книжечка, теплая и задорная. Она так отзывается теми временами, что почти хочется, чтобы они действительно когда-то были. Помечтай еще, а? Если когда-нибудь стоматология покажется тебе чересчур приземленным делом, готов поспорить, ты сделаешь карьеру как писатель. А кстати, если миссус обойдется без тебя как-нибудь в эти выходные, я собираюсь «позаимствовать» из мастерской одну впечатляющую машинку для настоящих янки. Линкольн Континенталь начала 70-х, очень славный. И по кружечке на патио в Ангеле, в Хенли-на-Темзе, как? Здорово.
Всего наилучшего, Дэвид Джонс. 2007.
25 марта, 1974
Уважаемый сэр,
Подтверждаем наш сегодняшний телефонный разговор. В результате которого мы резервировали номер люкс с двумя кроватями и примыкающий к нему номер с двумя кроватями на две ночи, 29 и 30 марта для м-ра Дэвида Боуи и м-ра Джеффри МакКормака.
Прилагаем гостиничный ваучер, оригинал которого наши клиенты предъявляют по прибытии. Пожалуйста, предъявляйте его и называйте ваше имя при любой надобности.
Также сообщаем, что прибытие ожидается в позднее время. Наши клиенты должны прибыть из Лондона поездом, на Северный вокзал, в 22-30 вечером 29 марта. Таким образом мы полагаем, что они присоединятся к вам, самое раннее, около 23 часов.
С благодарностью за сотрудничество,
искренне Ваш,
Дэйв Белджер, помощник менеджера
Служба по путешествиям при посольстве
Менеджер по приему
Отель Рафаэль
17, авеню Клебер,
Париж 16
Франция.
В начале 1973 года мне дважды по-настоящему улыбнулась фортуна.
Во-первых, однажды, когда я работал в лондонском офисе, мне позвонил старый школьный друг Дэвид Джонс. Дэвид Джонс теперь был Дэвидом Боуи и приглашал меня к себе в группу, The Spiders, на бэк-вокал и перкуссию, с тем чтобы отправиться на гастрольный тур по США, Японии я Соединенному Королевству.
Вторым подарком фортуны было то, что Дэвид не хотел летать самолетом. Таким образом, нам предстояло перемещаться на тысячи миль по земному шару на пароходах, машинах и поездах.
В конце тура Дэвид неожиданно объявил, что отходит от дел. Тем не менее, я остался с ним еще на два года, путешествовал, участвовал в других турах - Diamond Dogs и Young Americans, и в записи шести альбомов, от Aladdin Sane до Station to Station.
Вот история тех трех потрясающих лет, с моими до сих пор не публиковавшимися фотографиями Дэвида за работой и развлечениями.
Джефф Маккормак, 2007
МакКормак на презентации книги в Нью-Йорке, ноябрь 2007
«Ты в порядке, старик?»
«Ты в порядке, старик?»
Я сидел за столом в офисе в северном Лондоне и обалдело смотрел в пространство.
«Ты в порядке, старик?» - снова спросил Майк.
«Мне только что звонил Дэвид Боуи, сообщил, что я теперь у него в группе и еду в мировой тур»
«Замечательно, - сказал Майк, - Мой отец тоже едет. Он шофер у Боуи.»
«Замечательно»
Это было слишком чтобы врубиться сразу.
«Джим Лим? Шутишь... Джим Лим - твой отец?»
Я месяцами сидел меньше чем в восьми футах от Майка, и ничего такого ни разу не всплыло. А я ведь мог догадаться. Майк был, как отец, ростом шесть футов два дюйма и фигурой напоминал кирпичный сортир. Но Джим был много опаснее на вид, и ходили слухи, что он связан с криминалом.
Джим был просто жемчужина. Потом мы стали добрыми собутыльниками. Мы даже - к чему обычно приходят лондонцы - сделали один маленький бар в Нью-Йорке своим собственным любимым питейным местом.
Я продавал рекламное пространство в еженедельной строительной газете, и руководство этой Construction News, очевидно, чрезвычайно нуждалось в сотрудниках. Я пришел на собеседование, опоздав на пять минут - это я так думал. Потом оказалось, что я опоздал на 24 часа и пять минут. Нужно быть каким-то совершенно особенным придурком, чтобы прийти на собеседование на день позже. И нужно дойти почти до пределов глупости, чтобы прибавить еще пять минут.
Может быть, они подумали, что человек, которому хватило наглости явиться на 1445 минут позже и небрежно извиниться за «маленькое опоздание», сможет лучше, чем простой нормальный человек продавать рекламное пространство богатым ирландцам, у которых есть пара ярдов в Килберне и дюжины три лишних экскаваторов.
Поэтому ли или почему другому, но я, что невероятно, получил эту работу. Атмосфера была приятно свободная и работа более чем терпимая для человека, которому вполне нравится трепаться по телефону. И я, видимо, был неплох, потому что через девять месяцев мне предложили обучать новых работников «искусству» телефонных продаж.
Стал ли бы я когда еще лучше в этом деле, я никогда не узнаю - хотя у меня есть теория, что это дерьмо - тоже искусство, и оно либо есть от природы, либо нет. Восходить от одного почтенного поста в Construction News к другому, или поехать в мировой тур с Дэвидом Боуи как бэк-вокалист и перкуссионист... Давайте скажем, что это был не самый сложный выбор в моей жизни. А кроме того, в то утро в Элм Хаус, на Элм Стрит, в Лондоне, когда Гвен, сидевший на приеме звонков, объявил - с большим чувством - что м-р. Дэвид Боуи ждет меня на проводе - мне помнится, что мне, пожалуй, скорее сказали о моих планах на будущее, нежели спросили о них.
И чувствительный же парень был он. И удачливый же парень был я, что Дэвид Боуи оказался другом моего детства.
А потом еще это дело с Майком и его отцом.
Как будто всё встало точно на место.
Я познакомился с Дэвидом Джонсом, когда нам обоим было лет по семь-восемь, в начальной школе Burnt Ash Primary, в Бромли (Кент). Дэвид, на самом деле, мой почти самый старинный приятель. Самый старинный - Джордж Андервуд, художник, с которым мы познакомились в самой первой школе - Св. Марии, St.Mary's, там же в Бромли. Потом, в средней школе, в Bromley Tech Джордж и Дэвид станут хорошими друзьями.
Еще позже, лет через 12-13, Джордж будет делать обложки не только для пластинок Дэвида (Hunky Dory, Ziggy Stardust, и это не все), но и для Tyrannosaurus Rex, Procol Harum и многих других.
По каким-то соображениям моя мать решила, что школа Burnt Ash Primary лучше и больше способствует развитию, чем St.Mary`s, и что каким-то образом эта школа обратит ее ненадежного второго сына (и третьего ребенка) в одаренного ученика, каковым она сама меня считала. Ничего не вышло. Почему-то я вышел из нее с еще меньшим воодушевлением насчет учебы. У меня закрадывается подозрение, что дело было в тамошней форме. Она была коричневая.
Кроме того, мать решила, что моему моральному развитию не повредит некая порция Благочестия, и пихнула меня в церковный хор школы св. Марии. Должно быть, кланы Джонсов и Андервудов получали духовное наставление из того же источника, потому что все мы трое, в рясах, стихарях и кружавчиках, оказались на спевках и церковных службах. Самыми лучшими концертами были венчания - за них не только тебе платили пять шиллингов - для тех времен, по-царски - но вдобавок, если церемония проходила в рабочий день, ты освобождался от школы.
Еще одно дело сводило нас всех троих вместе - встречи 18й группы Каб Скаутов («Щенков», младших скаутов). Встречи, само собой, происходили в церкви Св. Марии. Форма - зеленая. Мне не хочется ругать скаутское движение.
Это было одно из моих первых настоящих приключений - отправиться в поход на побережье, спеть несколько песен у костра и уснуть под звездами.
И вот много лет спустя Дэвид и я собирались пуститься во все это заново, но теперь с большим размахом, под другими звездами и в униформе куда более вычурной...
SS Canberra
«Еще овощей, милый Оскар?»
«Я нахожу овощи весьма вульгарными».
Мы поднялись на палубу парохода Канберра 24 января 1973 года. В точности как в кино, на набережной играл духовой оркестр. Помню, я подумал, какой же огромный этот корабль, он вздымался над нами всеми, как гигантский свадебный торт. Дэвид за год до того уже плавал на QE2, но мне мои Construction News не торопились устраивать командировки на роскошных лайнерах. Если не считать пары поездок во Францию на пароме, это мое морское путешествие было первым.
Поначалу меня настораживало, как куртуазно с нами обращаются корабельные офицеры. В своей морской форме они были такие элегантные и аккуратные, полная противоположность нам. Меня это беспокоило. Я никак не мог избавиться от мыслей о том, как вот, окажемся мы подальше в открытом море, и тогда они обступят нас, все с ухмылками как у Джека Николсона, и скажут: «Ну вот, пара фриков, а теперь наше время!»
Мы были безоговорочно не такими, как обычная публика на корабле, которая в большинстве своем состояла из англичан и американцев из верхушки среднего класса, более или менее отошедших от дел, от среднего до преклонного возраста.
Нас проводили в номер - каковой состоял из двух спален и гостиной, потом мы вернулись на палубу. Духовой оркестр все играл веселые песенки, люди на палубе махали тем, кто остался на набережной, те махали в ответ. Потом загудели корабельные машины, и мы медленно двинулись от берега. Люди принялись махать так отчаянно, как будто расставались на всю жизнь. А я и не думал, что уезжаю без малого на три года.
Нам понадобилось полтора дня на то, чтобы полностью осознать, насколько нормальным состоянием на круизном лайнере является практически абсолютное безделье. В этот второй день мы предвкушали полуденный чай как интересное событие. Когда дошло до обеда, мы постановили серьезно взяться за дело и одеться по-настоящему. Мой вполне консервативный наряд и длинные темные кудрявые волосы отменно контрастировали с Дэвидовыми ярко-рыжими патлами, сбритыми бровями, краской на лице и экзотическим костюмом, собственноручно изготовленным Фредди Буретти. Мы разыгрывали современных Оскара Уайлда и Бози. Скажем, я поворачивался к Дэвиду и говорил: «Еще овощей, милый Оскар?» А он томно и презрительно возводил глаза к разукрашенному потолку и отвечал: «Я нахожу овощи весьма вульгарными».
Развлечение, может быть, и незамысловатое, но все-таки немножко более увлекательное, чем единственная альтернатива - глядеть, как наши товарищи по плаванию пляшут в танцзале фокстрот под аккомпанемент явно тоскующей группы.
Конечно, в открытом море скучный танцзал превращался в другое зрелище - силы стихии швыряли милых старичков во всех направлениях.
Случалось, что группа заводила что-нибудь помимо фокстрота. Если звучало нечто хотя бы отдаленно латинское, то появлялась пара, которую мы прозвали “танго-парочка”, и танцпол переходил в их распоряжение. Когда они выдавали свой ломаный, рваный танец, было ясно, что никому из фокстротчиков за ними не угнаться. Несколько минут, и площадка была за ними, чему они были откровенно рады.
Несмотря на все это, мы завели там нескольких друзей. Первой стала дама средних лет, ответственная за увеселения на пароходе. Эту даму мы, с полного ее одобрения, прозвали «Натти» («Чокнутой»).
Мы никогда не видели Натти трезвой. Всегда под градусом, всегда воодушевленная, она вдобавок умела строить поразительнейшие гримасы и менять их с пугающей скоростью. Будучи совсем пьяной, она могла пройти от сияющей улыбки до трагического отчаяния за время пока прикуривала сигарету. А в качестве коды могла широко раскинуть руки и разразиться истерическим смехом - и это все без видимых причин. Если ты на самом деле нравился Натти, то она хватала тебя за шею и трясла твою голову. Наши головы она трясла частенько, и сама она нам тоже нравилась.
Среди других, и очень нам полюбившихся новых знакомых, была пара лет примерно по 60, из Кенсингтона, Лондон - буквально за уголом от Харродс (самый известный универсальный магазин в Лондоне). Гордон и его жена были два настоящих представителя очень специфической английской породы - верхушки среднего класса. Они никому ничего не доказывают, но благожелательно принимают других и рады проявлениям чего-то особенного и непохожего. Мы обычно обедали с Гордоном и его женой - и с Натти, если ей удавалось нас разыскать - а частенько ей не удавалось отыскать даже сам ресторан. Бывало, мы сталкивались после обеда, и она, с коктейлем в руке, выговаривала нам за то, что нас не было, где она искала. Разумеется, мы от всей души извинялись и заверяли, что такое не повторится. Заказывали выпивку и ей, и себе - себе порцию побольше, честно пытаясь догнать Натти в смысле степени опьянения. К несчастью - или к счастью - у нее имелись в этом отношении свои собственные вершины, и для нас они были за пределами достижимого.
Спустя шесть (или семь) дней мы прибыли в Нью-Йорк. Попрощавшись с Гордоном, его женой и славной, милой Натти - лицо которой сумело сменить 16 выражений за 30 секунд и пришло в конце концов к чему-то напоминающему искреннее огорчение - мы затем проследовали по шаткому трапу на сушу, в средоточие шума и беспрерывного напора.
Прилети я в первый раз в жизни в Нью-Йорк на самолете - получился бы культурный шок. Но прибыть морем, когда все твои чувства убаюканы мягким ходом «Канберры» - это что-то вроде прыжка с тарзанкой с высоты под амил-нитритом.
Все вокруг казалось крупнее и жестче чем я привык видеть - легковушки, грузовики, люди - и это будоражило и смущало одновременно. Нас приветствовали разные представители от RCA и менеджмента Боуи - и проводили к лимузину.
Я всю жизнь мечтал увидеть Нью-Йорк - и вот мы ехали в отель, и моя мечта сбывалась. Это город оказывался куда живее и пульс его бился куда быстрее, чем я мог себе вообразить. Всего было слишком много, чтобы переварить сразу. Дэвид без умолку выдавал комментарии то про одну улицу, то про другую, то про какой-нибудь дом, то указывал на одного, то на другого прохожего, и все это перебивали резкие сигналы желтых такси, которые то пулями вылетали в сторону, то ныряли обратно в поток движения.
Мы направлялись к «Грамерси Парк Отелю», на 2-е Лексингтон Авеню. «Грамерси» представлял собой, что называется, «традиционный» отель. Его теплая, дружелюбная атмосфера сработала как замечательный антидот после безумной дороги из порта. Помню, я почувствовал, что почти пришел в себя, когда мы сели за столик у окна, с видом на маленький парк, и где-то на заднем плане пианист принялся что-то негромко наигрывать. Это было почти как вернуться на нашу «Канберру». Точно помню, в тот момент я подумал, что жизнь не может быть приятнее.
Вид на Манхеттен с прибывающего корабля, 1941 год.
UPD:
ПРОДОЛЖЕНИЕ