рис. Андрея Пашкова
Сегодня вечером на улице Радио в РосНОУ будет
семинар по наивной поэзии. Приходите, кому интересно.
Меня туда пригласил друг студии поэт Валерий Силиванов. Он сказал, что тексты, которые написали Гена Акимов, Юра Бейлезон и другие студийцы, это и есть наивная поэзия. Попросил принести наши открытки.
Анаграмма Валерия Силиванова, рисунок Леонида Бершицкого
Я решила, что принесу книжки, открытки, рисунки и послушаю лекцию. Может быть, задам пару вопросов, поскольку в предмете мало что понимаю.
Но потом оказалось, что на семинаре предполагается моё выступление.
Наивная поэзия - новое для меня понятие, поэтому ночью я полезла в интернет, стала читать, что это такое.
Сразу наткнулась на диссертацию Д. Давыдова, который как раз тоже на этом семинаре будет.
Ух, ёлки... Нагромождение букв. Главное, что мне удалось оттуда вынести: принцип определения "наивности" в поэзии тот же, что в живописи. "Наивная живопись" мне понятнее, хотя тоже много вопросов, а что там с поэзией - ладно, может разберусь на семинаре.
Я рассказала студийцам про этот семинар, пояснив, что их творчество там изучают, как пример наива. Они захотели туда тоже пойти. Особенно заинтересовался Лёня, ему не дают покоя лавры Юры и он тоже хотел бы прижизненной славы. Юра, в свою очередь когда-то сильно ушибленный Германом Лукомниковым, и сам-то, на мой взгляд, весьма вторичен и вряд ли он так уж наивен в своих двустишиях (рисунки Юры при этом по-настоящему наивны). Но что-то своё, живое и свежее (т. н. "наивное"), до-лукомниковское, тоже иногда прорывается, особенно в ранних Юриных стихах:
"Пенка кофе будто дышит:
Это пар её колышет".
Текст и рисунок Юрия Бейлезона, 2009 г.
Короче, в итоге Лёня поддался влиянию Юры и что-то постоянно пишет теперь, отправляя мне множество двустиший в виде смс. Например:
"Я видел бедных, я видел богатых,
Не видел я только людей рогатых".
Я сказала, что им не стоит рваться на этот семинар и что научные семинары и лекции - это всегда скучно. Не буду же я объяснять Лёне, что его там будут рассматривать как "склонного к (художественному) письму девианта (аутсайдера, душевнобольного), этнического или субкультурного маргинала, пытающегося реализовать литературные потенции в чуждой этнической или субкультурной среде."
Субкультурные маргиналы... Что ж, можно сказать и так. Видимо, диагноз обязывает быть аутсайдером и в искусстве.
Но как же тогда стихи Аси Климановой или Сони Шаталовой? Это тоже наивная поэзия?
Я никак не согласна трактовать поэзию Аси как опыты "душевнобольного, пытающегося реализовать литературные потенции в чуждой среде". Бог с ним, с девиантом, но что значит в этом контексте слово "пытающегося"?
В обыденной жизни Асе пришлось очень нелегко, на десять взрослых хватило бы с лихвой. Диагноз у неё оказался очень жёстким, наладить коммуникацию с внешним миром она никак не могла, хотя очень хотела; общение для Аси было почти нереальной вещью. Но в литературе, кино, театре, музыке она была человеком более чем искушённым и чувствовала себя, как рыба в воде. Несмотря на юный возраст, она научилась говорить (точнее, ПИСАТЬ) очень внятно о вещах ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКИХ, одинаковых для любой "среды". Она всё про нас понимала. Поэтому её стихи всем нам и интересны:
Поток дождя волной накроет
Ступеньку дачного крыльца
Она мне столько раз приснилась
И будет сниться без конца.
Здесь солнце замерло до срока
Стоит печали торжество
Река бежит к своим истокам,
Не понимая ничего
Проснуться, больше не надеясь,
Войти, не открывая глаз
Моей души коснулось тело
И мир обрушился на нас
* * *
Уж как ветер на рябинку
В чистом поле налетел
В чистом поле налетел
Догола ее раздел
Стоит голая рябинка
Только веточки дрожат
Только веточки дрожат
Листья понизу лежат
Придут хвори да болезни
Тело белое вертеть
Тело белое вертеть
Душу вытряхнуть
Уж ты тело мое к хвори приноравливайся
Ты душа моя от мира отворачивайся
Ты душа моя от мира отворачивайся
Ты душа моя ко смерти подготавливайся
Это что, тоже "наивная поэзия"? Но что же тогда поэзия не наивная...
Проще говоря, Ася с Соней нам, тёмным, неустанно объясняют с высоты своего ясного и чёткого понимания, как устроено мироздание.
Вот стихи Сони Шаталовой:
В ритме песни огня
есть очень странные паузы.
Они будоражат меня
И вместе с тем завораживают.
Вспоминается что-то древнее,
И уже - не я, а кто-то,
Кто жил когда-то, наверное,
И вышел раз из болота,
И увидел горящее дерево.
И Бог сказал ему: «Пользуйся!»
И он в этот глас так уверовал,
Что уже Человеком шёл по лесу...
Или вот вам вдогонку стихи моего ученика Гены Акимова:
однажды я видел электричку
похожую на гусеницу
вместо ножек у неё было множество колёс
я обрадовался и помахал рукой
мне захотелось на ней проехаться
на этой скоростной электричке
о если б я на ней поехал
я бы играл в карты с друзьями
и смотрел в окно
на леса на встречные поезда
на мосты на монастыри церкви
на солнце которое едет вместе с нами
на тепловозы на солярке
которая служит топливом им
я видел маневровый тепловоз
который стучал колёсами
песенку про Олю Борисову
потом проехал электровоз
и я вспомнил своего друга Шурика
который сейчас дома в Москве
который как раз отдыхает
а потом проехал ещё один тепловоз вот
который стучал колёсами
и я вспомнил Серёжу Стрижакова
я с ним разговаривал по телефону
просто так разговаривал
как мы с ним ехали в метро
он мне спел песенку "Облака"
потом проехал электровоз
и я вспомнил Игоря Костина
а потом проехал товарный поезд
а потом мне понравилось
как Алёша Федотов играл на пианино
а потом проехал тепловоз под его музыку
звучала музыка и ехали одни тепловозы -
два на солярке один маневровый
и ещё один на солярке
и ещё два маневровых
я стоял на улице и смотрел поезда
из книги "Двое", "Особая Полиграфия", текст и рисунок Льва Вирина
Наивное искусство и всё примыкающее к нему (особенно "аутсайдерское") мне в целом, пожалуй, не нравится. Когда смотришь общие каталоги художников-аутсайдеров или ходишь на их выставки, видишь там мало хорошего. Эти художники, как и "профессиональные", производят много тухлого и мутного.
Понятно, что у людей, придумавших такие вот семинары, совсем другой подход. Нравится или нет, какая разница? Может, специалисту не надо изучаемый предмет непременно любить. Они в этом видят материал для анализа. Тему для диссертации. Разве разберёшь этих учёных.
Но я не искусствовед и могу внятно говорить только о том, что люблю. Если в искусстве нет любования жизнью, то оно мне неинтересно. Это во мне с детства настолько глубоко зашито, что даже делает невозможным для меня глубокое изучение истории искусства и литературы. Это я ещё в училище заметила. Я могу прочитать или увидеть что-то "не моё", отдать должное выразительности, мастерству и техничности автора, но если в его работах нет искренности, удивления перед красотой, радости, то я почти всегда тут же забываю о его существовании, каким бы гениальным это не считалось. Это относится и к поэзии, и к кино, и к музыке. Не могу смотреть и слушать, а тем более изучать и запоминать всё подряд. Жизнь коротка, хочется успеть вкусить простого и красивого. Поэтому, если кто-то из моих студийцев рисует размазанные по асфальту мозги с подробными подписями или изображает сцены совокупления людей с животными (и такое у нас бывало), то я не отговариваю их, пусть себе рисуют, но и не спешу хвастаться этими трофеями и не делаю об этом книжек и выставок. Никакого интереса к этим рисункам не проявляю, хотя понимаю, что они тоже часть нашей жизни, но это шлак. Слава Богу, в последнее время сцены насилия из рисунков на свободную тему стали как-то у нас исчезать, уступая место ясному, спокойному. А уж радоваться простым вещам они умеют лучше меня, и тут уж я у них учусь. В их присутствии весь быт как-то расцветает и наполняется здравым смыслом. Как ни парадоскально, в них часто больше житейской мудрости и здравомыслия, чем во мне и многих моих друзьях-художниках "без диагноза". Не говоря уж о простоте в бытовом общении и об интуитивном чувстве такта почти у каждого из них. Те, кто общался с Лёней, Ратмиром, Алёной, Андреем, Колей, Женей, Катей, Геной и почти всеми нашими учениками, могут это подтвердить.
текст и рисунок Алёны Трубихиной
Картины Иры Баклановой прекрасны до аварии, но хороши и её рисунки "после". До аварии Ирина Бакланова была профессиональным и довольно успешным художником. Её картины были всегда гимном радости, да таким мощным, что на её выставках всем летать хотелось.
Ирина Бакланова, "Вербное воскресенье", 2000 г.
Картины Иры до аварии нельзя было назвать наивным искусством, а уж тем более аутсайдерским.
А сейчас? Да то же самое. Посмотрите на этот рисунок. Где тут аутсайдерство:
рисунок Ирины Баклановой, 2011 г.
Только мышление у неё теперь правополушарное, как у многих моих учеников, да вдобавок ещё полная обездвиженность.
Сидит она утром в своём инвалидном кресле, смотрит в окно. Птичка пролетела, и у Иры сердце замирает от радости. А скрывать радость она теперь разучилась. Яблоко на столе: "Ах! Какое!" Солнце вышло из-за облака - это уж повод для настоящего ликования. Цветы подарили - "КАКИЕ! КАКИЕ! КАКИЕ!"
Мы с Таней Антоновой и Владом Суровегиным гостили у Иры дней десять назад и были в очередной раз поражены этим её простодушием. Я бы хотела научиться так же легко и открыто, как Ира, радоваться ветру, облаку, яблоку или птице. Вопрос только в том, какой ценой это ей далось.
А горе - оно, конечно, тоже тут, рядом, никуда не девалось. Оно у всех людей бывает, не только у инвалидов, как и счастье.
Да только и про горе тоже можно рассказать так, что жить ещё больше захочется, несмотря на инвалидность, ведь главное - этот свет, который у каждого из нас сияет изнутри от рождения. Но иногда куда-то он потом исчезает (наверно, от жизненного опыта, полученного с возрастом).
рисунок Анны Арефьевой из книжки "Двое", 2009 г. (изд. Особая Полиграфия")
Из книжки "МОЯ КНИГА", 2013 (текст и рисунки Алёны Трубихиной, изд. студии Ника)
Боже упаси нас с вами от того, чтоб быть или называться маргиналами или аутсайдерами. В этом нет ничего хорошего.
Уж лучше будем "наивными". Наивными ведь и без диагнозов люди бывают.
А это "Букет для мамы", рисунок Андрея Пашкова: