Северная Станция
Начала писать текст, который попросился изнутри головы этим утром. Похоже, что это будет целая повесть, поэтому я буду писать его по частям.
Я давно не писала художественного, так что будьте снисходительны и оставляйте, пожалуйста, комментарии, если вам станет интересно узнать, что было дальше. Ну и вообще.
Ваша Соня.
1. Станция
Герр не совсем понимал, что именно происходит на их станции и куда теперь следует бежать. Он знал, что надо найти Оливию и Тома, а ещё лучше - и собаку тоже, а вот куда все подевались, и куда утекают оставшиеся маллоны станции - было непонятно. Оглядевшись вокруг, он подобно муравьишке стал двигаться в те стороны, куда с наибольшей вероятностью потёк народ, когда объявили... А что, собственно, объявили? Когда сеньоры были понятными - напомни-ка, получается вспомнить?
Он вздохнул и на бегу попытался восстановить в памяти события предыдущего дня. К сожалению, это оказалось совсем непросто. Для начала, Герр совершенно не помнил, где он в последний раз видел «ПШ».
Чтобы рассказать о том, что мучило Герра, нужно немного рассказать о его жизни и о том, как она была устроена.
Маллонская структура - маллонами называли тех, кто родился в Огороде станции - строилась на том, что каждому жившему на Уровнях выдавали пожизненный пост в системе управления, но вовсе не обязательно объясняли смысл и силу вложенного в задачу действия. Герр работал на инженерном потоке, где делали новые приборы и совершали с их помощью операции, а также занимались нагрузочным тестированием, - иногда им в одни руки выдавали приборы, которые следовало тайно ввести в эксплуатацию в быту, чтобы проверить, как он будет действовать в условиях всеобщей неосведомлённости о существовании прибора. Например, Мерри как-то выдали выборочный активатор звуковых волн - включив его, Мерри мог слышать звуки выбранных объектов в радиусе более чем пяти сотен метров вокруг в подробностях. Разумеется, присутствующие рядом тоже отмечали улучшение слышимости: из-за этого произошло три маллонских развода, а кроме того, удалось дважды предотвратить возгорание в строительном цехе. Мерри в докладе выписал плюсы и минусы промышленного производства прибора, но сам не внёс никаких улучшений, кроме расширения радиуса до километра: а за это получил штраф, поскольку на этом этапе прибор стал «добивать» действием до сеньорских этажей станции, что, конечно, было грубой интервенцией в их частную жизнь.
Герр думал об этой истории, пытаясь понять, что же за штуку ему выдали в Ведомстве три недели назад, строго наказав использовать как игрушку и не пытаясь понять общий смысл действия прибора. Но как же можно не пытаться понять общий смысл, когда ты тестировщик и всё, что ты делал с начала жизни - это искал закономерности и способы их нарушить? Однако, с этой новой светло-фиолетовой штукой, похожей на радио или на телепульт, всё оказалось не так просто. Каждый раз, когда Герр нажимал на кнопку активации, происходило что-то, что как будто бы прочитывало его мысли, подстраиваясь под одно из желаний, причем Герр не мог в точности передать устройству команду, оно само решало, какое из его желаний выполнить; или же в выборе устройства всё же была логика? Герр помнил, как решил сделать системное исследование этой функции более серьёзным, переодеваясь перед зеркалом. В начале работы ему иногда доставались приборы с мысленным управлением, например, переводчик, которому Герр диктовал короткие фразы, не произнося их губами, а прибор радостно рассказывал, как это будет на местном наречии того или иного этажа. Как-то раз ему попался автоответчик, это было действительно ужасно: прибор отвечал на вопросы раньше Герра, прочитывая его первый мысленный импульс, - к счастью, период тестирования завершили раньше, чем Герр успел поговорить с Оливией о своей бывшей жене, потому что он очень боялся её ревности (Оливия была его любовницей, но отношения были уже очень серьёзными и Герр подумывал о том, чтобы подать заявление на досрочный выход из траурного пятилетия, которое обязывало его не жениться, пока, цитируем, радость не вернется в его сердце - Герра безумно раздражали иногда официальные формулировки Оола, который рулил станцией, - как такая, например, как «раб Огорода». Ну что это такое, «раб Огорода»? Курам на смех...).
Так вот, автоответчик не испортил его личную жизнь, но изрядно насолил, пока коллеги, угадавшие принцип работы прибора, стали нарочно задавать Герру не самые удобные вопросы. И в конце концов, следуя своему рабочему инженерному долгу, Герр довольно много рассказал о своих политических взглядах, такого, что не следовало бы вообще говорить в этих стенах. Он остался на своей должности, но ощущал, что стал намного менее востребован как разработчик, когда дело касалось мысленного управления или так называемых «систем с высокой степенью абстракции», т. е. направленных на управление станцией в целом, а не только отдельными аспектами быта и техники. Он знал это, не думая о том, откуда он это знает, - он боялся задавать себе вопросы о том, сколько знают о нём и о содержимом его головы сеньоры. Рабу Огорода следовало быть покорным и умным одновременно, и в случае Герра это было неким противоречием, он чувствовал, что должен сдерживать себя, прежде чем что-то осознает - и всегда заходить в новое знание словно бы как в холодную реку - медленно и осторожно, пробуя ногой температуру. Как бы то ни было, сейчас это было совершенно неуместно. Происходило бедствие. Надо было выяснить, почему.
Прибор назывался «ПШ». Не было никаких цифр или слов, которые бы поясняли его работу. «Разбирайся, мальчик, сам». На нём было несколько кнопок, две самые большие были расположены в паре, подобно регулировке громкости или выбору «плюс-минус». Как и экран, кнопки были светло-голубыми, а тело прибора было сиреневого цвета. Похоже было, что на экране отражались какие-то частоты, на которые прибор настраивался, - это могли быть уровни мыслей (Герр понятия не имел, как это считывалось и как работало), или, может быть, уровни отклика на тот или иной сигнал, поданный прибором - потому что прибор не более и не менее как изменял реальность. Именно это Герр выяснил, встав перед зеркалом и включив прибор во второй раз (первый был, конечно же, ещё на работе, пока ему демонстрировали навигацию и давали инструкции по ТБ). Нет, не было ни одной причины, по которой Герр мог бы догадаться, что ему нравится носить средневековые камзолы и ботинки с бантами, как у самых старших сеньоров, пока прибор не отразил его в зеркале именно в таком виде. Герр охнул от восторга, пытаясь успокоить ошалевший мозг. Да, первое, что он решил сделать в процессе тестирования - это пожелал увидеть себя в «более внушительном» облике. Как всегда, первые опыты Герр ставил на себе или на вещах вокруг, и не трогал значимые темы, стараясь обходиться простыми развлечениями или пространственными перемещениями, не более. Но тут... Интересно, что Герр не подумал «хочу камзол». Он подумал «хочу выглядеть круче». Прибор отреагировал раньше, чем эта мысль приобрела форму, - и более того, Герр не был уверен, что вокруг него повисла уже привычная завеса голографии, материя костюма очень напоминала ту, что Герр видел с друзьями на фабрике тканей, когда экскурсовод случайно завёл их в цех пошива для сеньоров. Ни разу, никогда в жизни, Герр не видел ничего более яркого и аляповатого, чем тот сумасшедше пышный цех, но и подумать не мог, что ему запомнилось это как красивое. Скорее, ему казалось сеньорское стремление к роскоши безвкусицей... Или нет? И теперь, ощупывая костюм, Герр думал о том, сколько это продлится. И действительно, - не успел Герр и до туфель добраться, как костюм чудесным образом переплавился обратно в рабочий пиджак простого маллонского парня. Герру понравилось, что перемена оказалась почти неощутима - как будто в сознание капнули обезболивающим на какой-то момент, и после этого он уже выглядел привычно, нормально. Не было уродливого промежуточного положения, как с голограммой - когда часть тебя ещё похожа на Уук-шула, а часть уже поддевает рабочие джинсы, пытаясь справиться с неловкостью и отвлечь внимание удивлённой маллонки. У Герра было мало опыта использования камуфляжа, но уже он дал понять, что обычно иллюзия внешности строится ненадолго. Минут десяти вполне хватало, чтобы провернуть простой трюк со знакомством, или чтобы получить обед в столовой второй раз. Так вот, камуфляж был камуфляжем, - люди видели вместо Герра кого-то другого, а в случае «ПШ» Герр и сам ощущал себя иначе, зеркало отражало именно те малиновые рукава, которые Герр мог ощупать. На пять минут. Потом он попробовал подумать об изменении своего тела, «хочу выглядеть более спортивно». Это не получилось, но зато зеркало отразило его с лишним орденом на груди. Герр задумался. Может быть, первая его мысль была о статусе на станции, а не о том, красивы ли его плечи и грудь? О, его тестирование давно не было таким увлекательным. Герр провел час перед зеркалом, думая о разных вариантах своей внешности (он боялся выйти за пределы чисто материальных желаний), и в итоге даже смог добиться того, чтобы на какие-то пять минут превратиться в Уук-шула, звезду местных шоу, уже «на самом деле», а не оболочкой «снаружи костюма». Это было чрезвычайно странно, потому что телесные ощущения тоже немного «поплыли» и Герр долго отходил от ощущения напряжения в мышцах после того, как подрос на пару сантиметров вверх в подражание Уук-шулу. Самое необычное было в том, как он в этом процессе «переходов» ощущал свою «тестирующую часть» сознания: она как будто бы отчасти теряла привычную ясность, живость осознанности. Герр очень привык наблюдать за собой и за миром, он считал свою внимательность частью профессиональной компетенции, но когда в результате действия прибора тело Герра стало немного менее герровским, то и сознание его подстроилось под новое вместилище, потратив на это какое-то количество сил.
Он неприятно улыбнулся внутри и заключил, что будет использовать прибор осторожно. Следующий акт испытаний должен был пройти у него на работе, так что возможность расширить сферу применения (под присмотром) появится, и это будет более безопасно. Впрочем, Герру очень хотелось подумать о своих личных проблемах, а этого не стоило делать в присутствии включенного прибора (по ТБ при работе со всеми «мысленными» приборами следовало соблюдать строгую дисциплину ума и не переключаться на слишком личные вещи, Герр помнил это). Впрочем, что значит «слишком». «Мы и так все под надзором», - думал Герр, отбирая лучшие рубашки из шкафа перед походом на долгожданное свидание.
Прошла неделя, и с Герром стали происходить странные вещи. Его стала искушать возможность поиграться с «ПШ». Он попросил прибор выдать ему съедобное яблоко, это получилось, Герр съел его, но понятия не имел, растворилось ли яблоко в его организме через пять минут или же каким-то образом впиталось в него? Ведь если прибор собрал яблоко из ближайших к себе молекул, то оно должно было превратиться обратно в воздух или что там было вокруг. Новых ощущений в теле на протяжении дня Герр не испытал, о чем и написал в ночном докладе. Но на следующий день он снова попросил у прибора яблоко, и в этот раз ел его медленно, чтобы не успеть за пять минут: и огрызок... Как бы сказать, он не исчез, подобно дыму, который бы развеивался ветром. Он просто ...перестал быть. Как и в случае с первым костюмом, сам момент перехода полностью заглушался. Сознание не опознавало никакого промежутка, это было словно секундная слепота, словно бы Герра ткнули лицом в подушку, чтобы он не успел увидеть, как работает исчезание. И появление было таким же. Об этом Герру не хотелось докладывать, он каким-то краем ума чувствовал, что это важный эффект, который вообще не должен попасть в его поле зрения, что это не то, о чём дано рассуждать инженеру второго класса (довольно высокий статус, но всё ещё без доступа к - как это называется - систем с высокой абстракцией). Но профессиональное внимание застревало на моменте этого «оглушения». Ему хотелось больше понять о динамике возникновения и исчезания предметов, больше понять о том, как именно прибор взаимодействует с его вниманием. Поскольку «ПШ» очевидно читал его мысли более глубоко, чем на уровне слов, Герр решил, что прибору доступен и частичный контроль над его восприятием.
Оливия знала, чем занимается Герр. Чаще всего он делился с ней и описаниями приборов, с которыми работает, несмотря на так называемую тайну эксплуатации. Это было не против правил, поскольку смысл этой тайны был в том, чтобы окружающие не знали, когда инженер тестирует прибор и на ком, а когда нет. А вот что это за прибор, людям можно было объяснить, если это могло помочь тестированию. Конечно, чаще всего люди догадывались, но это обычно касалось приборов с очевидным действием, вроде того же улучшения звука или вроде растягивания длины предметов - в прошлом году была одна забавная штука с присоской, - ты ставишь её на, скажем, диван, и диван становится втрое длиннее. Конечно же, понятно, что именно это инженер и тестирует. Ну, это из простых самых. Были и ментальные приборы, более занятные, но с ними эксперименты в присутствии других чаще всего не требовались, вполне было достаточно одного инженера и его головы, так скажем.
Поэтому каждое воскресенье обычно Герр приносил показать Оливии и её сыну Тому какую-нибудь новую игрушку, и рассказывал, что за задание ему выдали. Том обычно просился тоже пощупать прибор, и иногда, когда задачи были совсем безобидные, Герр давал ему попробовать раз или два включить приборчик.
Однако, про «ПШ» Герр не говорил им ничего - не только потому, что он заставил Герра озадачиться в адрес собственного внимания, - но и потому, что Герр ощущал странную тягу к удовлетворению своих желаний с помощью «ПШ», а это значило, что рано или поздно ему захочется протестировать прибор с участием Оливии и Тома. Ему хотелось оставить для себя эту возможность открытой.
Что же до Тома... Надо сказать о нём пару слов, пожалуй.
Том искал разные способы отношения к Герру, назовём это так. Его родной отец Ж., офицер, сеньор, улетал в командировки на две-четыре недели почти постоянно, избегал личного общения и занимался своим статусом гораздо больше, чем семьёй. Том понимал, что Герр не очень хорошо поступает, сожительствуя с мамой, пока отец в отъезде, но, с другой стороны, ему хотелось иметь кого-то близкого среди старших, и Герр подходил на эту роль лучше, чем отстранённый и слишком важный Ж. Поэтому, с одной стороны, Том всегда играл и общался с Герром, а, с другой стороны, он прекрасно понимал, что в его руках козырь - стоит Тому рассказать отцу про мамин роман, и карьера Герра полетит к чертям, а мамин устроенный быт тут же превратится в сеньорскую тюрьму, пусть и высокого класса обслуживания.
Против браков маллонов и сеньоров на станции не возражали, но все прекрасно понимали, что нет ни единого способа произвести потомство, которое бы в будущем поднялось по статусу, ведь маллонские тела были совершенно другими, никто не позволил бы маллону-полукровке претендовать на этаж господ.
Что такое «маллон», вообще? Это человек, которого вырастили в Огороде. Да, это слово звучало смешно, но как ни крути, оно наибольшим образом подходило для описания процесса появления на свет Герра и ему подобных. Никто уже не помнил толком, как происходило его *первичное вскармливание*, уже в младенческом возрасте маллонов отдавали в садики и воспитывали в семейных традициях, и поэтому знания об Огороде маллоны получали в школе - Герр подозревал, что это большей частью мифология, но куда было деваться, станция есть станция, если знаний о чём-то не выдают сеньоры, то, значит, их неоткуда получить. С сеньорами же всё было просто - они рождались и размножались естественным путём, как когда-то на Земле (когда планета ещё существовала, сто пятьдесят лет назад). Маллоны своего потомства естественным путём иметь не могли. Только сеньоры-мужчины могли сделать так, чтобы у маллонки-женщины появился ребёнок, но маллон-мужчина не мог оплодотворить никого. Полукровки тоже чаще всего были бесплодны, однажды как-то был сенсационный случай беременности сеньорки от рабочего-полукровки, но он закончился выкидышем и вся история на этом завершилась. Впрочем, межклассовые браки были очень редки, и подробно эту тему на станции не изучали (по крайней мере, массово об этом не было известно).
Таким образом, из встреч Оливии и Герра в любом случае не вышло бы пугающих последствий для брака обоих, но после смерти жены Герра ситуация сама собой стала более серьёзной, оба уже не представляли себе жизни друг без друга. Да и Том уже хотел, чтобы всё встало на свои места, было тяжело всё время прятать чувства, в том числе от далёкого, но всё ещё отца (Ж.). Эта история развивалась уже два года, и чем дальше, тем тяжелее было каждому (а Ж. тем временем строил карьеру и улетал во всё более долгие командировки, что, конечно, влияло на ощущения Оливии).
И последний раз, когда Герр был у Тома и Оливии, впервые случилось нечто действительно ужасное. Похоже, что они все каким-то образом оказались причастны к тому, что сейчас происходит на станции.
Так что инженер второго класса Герр Нун хорошенько призадумался и постарался вспомнить в деталях тот день, когда произошло непоправимое и «ПШ» оказался утерян.
Я давно не писала художественного, так что будьте снисходительны и оставляйте, пожалуйста, комментарии, если вам станет интересно узнать, что было дальше. Ну и вообще.
Ваша Соня.
1. Станция
Герр не совсем понимал, что именно происходит на их станции и куда теперь следует бежать. Он знал, что надо найти Оливию и Тома, а ещё лучше - и собаку тоже, а вот куда все подевались, и куда утекают оставшиеся маллоны станции - было непонятно. Оглядевшись вокруг, он подобно муравьишке стал двигаться в те стороны, куда с наибольшей вероятностью потёк народ, когда объявили... А что, собственно, объявили? Когда сеньоры были понятными - напомни-ка, получается вспомнить?
Он вздохнул и на бегу попытался восстановить в памяти события предыдущего дня. К сожалению, это оказалось совсем непросто. Для начала, Герр совершенно не помнил, где он в последний раз видел «ПШ».
Чтобы рассказать о том, что мучило Герра, нужно немного рассказать о его жизни и о том, как она была устроена.
Маллонская структура - маллонами называли тех, кто родился в Огороде станции - строилась на том, что каждому жившему на Уровнях выдавали пожизненный пост в системе управления, но вовсе не обязательно объясняли смысл и силу вложенного в задачу действия. Герр работал на инженерном потоке, где делали новые приборы и совершали с их помощью операции, а также занимались нагрузочным тестированием, - иногда им в одни руки выдавали приборы, которые следовало тайно ввести в эксплуатацию в быту, чтобы проверить, как он будет действовать в условиях всеобщей неосведомлённости о существовании прибора. Например, Мерри как-то выдали выборочный активатор звуковых волн - включив его, Мерри мог слышать звуки выбранных объектов в радиусе более чем пяти сотен метров вокруг в подробностях. Разумеется, присутствующие рядом тоже отмечали улучшение слышимости: из-за этого произошло три маллонских развода, а кроме того, удалось дважды предотвратить возгорание в строительном цехе. Мерри в докладе выписал плюсы и минусы промышленного производства прибора, но сам не внёс никаких улучшений, кроме расширения радиуса до километра: а за это получил штраф, поскольку на этом этапе прибор стал «добивать» действием до сеньорских этажей станции, что, конечно, было грубой интервенцией в их частную жизнь.
Герр думал об этой истории, пытаясь понять, что же за штуку ему выдали в Ведомстве три недели назад, строго наказав использовать как игрушку и не пытаясь понять общий смысл действия прибора. Но как же можно не пытаться понять общий смысл, когда ты тестировщик и всё, что ты делал с начала жизни - это искал закономерности и способы их нарушить? Однако, с этой новой светло-фиолетовой штукой, похожей на радио или на телепульт, всё оказалось не так просто. Каждый раз, когда Герр нажимал на кнопку активации, происходило что-то, что как будто бы прочитывало его мысли, подстраиваясь под одно из желаний, причем Герр не мог в точности передать устройству команду, оно само решало, какое из его желаний выполнить; или же в выборе устройства всё же была логика? Герр помнил, как решил сделать системное исследование этой функции более серьёзным, переодеваясь перед зеркалом. В начале работы ему иногда доставались приборы с мысленным управлением, например, переводчик, которому Герр диктовал короткие фразы, не произнося их губами, а прибор радостно рассказывал, как это будет на местном наречии того или иного этажа. Как-то раз ему попался автоответчик, это было действительно ужасно: прибор отвечал на вопросы раньше Герра, прочитывая его первый мысленный импульс, - к счастью, период тестирования завершили раньше, чем Герр успел поговорить с Оливией о своей бывшей жене, потому что он очень боялся её ревности (Оливия была его любовницей, но отношения были уже очень серьёзными и Герр подумывал о том, чтобы подать заявление на досрочный выход из траурного пятилетия, которое обязывало его не жениться, пока, цитируем, радость не вернется в его сердце - Герра безумно раздражали иногда официальные формулировки Оола, который рулил станцией, - как такая, например, как «раб Огорода». Ну что это такое, «раб Огорода»? Курам на смех...).
Так вот, автоответчик не испортил его личную жизнь, но изрядно насолил, пока коллеги, угадавшие принцип работы прибора, стали нарочно задавать Герру не самые удобные вопросы. И в конце концов, следуя своему рабочему инженерному долгу, Герр довольно много рассказал о своих политических взглядах, такого, что не следовало бы вообще говорить в этих стенах. Он остался на своей должности, но ощущал, что стал намного менее востребован как разработчик, когда дело касалось мысленного управления или так называемых «систем с высокой степенью абстракции», т. е. направленных на управление станцией в целом, а не только отдельными аспектами быта и техники. Он знал это, не думая о том, откуда он это знает, - он боялся задавать себе вопросы о том, сколько знают о нём и о содержимом его головы сеньоры. Рабу Огорода следовало быть покорным и умным одновременно, и в случае Герра это было неким противоречием, он чувствовал, что должен сдерживать себя, прежде чем что-то осознает - и всегда заходить в новое знание словно бы как в холодную реку - медленно и осторожно, пробуя ногой температуру. Как бы то ни было, сейчас это было совершенно неуместно. Происходило бедствие. Надо было выяснить, почему.
Прибор назывался «ПШ». Не было никаких цифр или слов, которые бы поясняли его работу. «Разбирайся, мальчик, сам». На нём было несколько кнопок, две самые большие были расположены в паре, подобно регулировке громкости или выбору «плюс-минус». Как и экран, кнопки были светло-голубыми, а тело прибора было сиреневого цвета. Похоже было, что на экране отражались какие-то частоты, на которые прибор настраивался, - это могли быть уровни мыслей (Герр понятия не имел, как это считывалось и как работало), или, может быть, уровни отклика на тот или иной сигнал, поданный прибором - потому что прибор не более и не менее как изменял реальность. Именно это Герр выяснил, встав перед зеркалом и включив прибор во второй раз (первый был, конечно же, ещё на работе, пока ему демонстрировали навигацию и давали инструкции по ТБ). Нет, не было ни одной причины, по которой Герр мог бы догадаться, что ему нравится носить средневековые камзолы и ботинки с бантами, как у самых старших сеньоров, пока прибор не отразил его в зеркале именно в таком виде. Герр охнул от восторга, пытаясь успокоить ошалевший мозг. Да, первое, что он решил сделать в процессе тестирования - это пожелал увидеть себя в «более внушительном» облике. Как всегда, первые опыты Герр ставил на себе или на вещах вокруг, и не трогал значимые темы, стараясь обходиться простыми развлечениями или пространственными перемещениями, не более. Но тут... Интересно, что Герр не подумал «хочу камзол». Он подумал «хочу выглядеть круче». Прибор отреагировал раньше, чем эта мысль приобрела форму, - и более того, Герр не был уверен, что вокруг него повисла уже привычная завеса голографии, материя костюма очень напоминала ту, что Герр видел с друзьями на фабрике тканей, когда экскурсовод случайно завёл их в цех пошива для сеньоров. Ни разу, никогда в жизни, Герр не видел ничего более яркого и аляповатого, чем тот сумасшедше пышный цех, но и подумать не мог, что ему запомнилось это как красивое. Скорее, ему казалось сеньорское стремление к роскоши безвкусицей... Или нет? И теперь, ощупывая костюм, Герр думал о том, сколько это продлится. И действительно, - не успел Герр и до туфель добраться, как костюм чудесным образом переплавился обратно в рабочий пиджак простого маллонского парня. Герру понравилось, что перемена оказалась почти неощутима - как будто в сознание капнули обезболивающим на какой-то момент, и после этого он уже выглядел привычно, нормально. Не было уродливого промежуточного положения, как с голограммой - когда часть тебя ещё похожа на Уук-шула, а часть уже поддевает рабочие джинсы, пытаясь справиться с неловкостью и отвлечь внимание удивлённой маллонки. У Герра было мало опыта использования камуфляжа, но уже он дал понять, что обычно иллюзия внешности строится ненадолго. Минут десяти вполне хватало, чтобы провернуть простой трюк со знакомством, или чтобы получить обед в столовой второй раз. Так вот, камуфляж был камуфляжем, - люди видели вместо Герра кого-то другого, а в случае «ПШ» Герр и сам ощущал себя иначе, зеркало отражало именно те малиновые рукава, которые Герр мог ощупать. На пять минут. Потом он попробовал подумать об изменении своего тела, «хочу выглядеть более спортивно». Это не получилось, но зато зеркало отразило его с лишним орденом на груди. Герр задумался. Может быть, первая его мысль была о статусе на станции, а не о том, красивы ли его плечи и грудь? О, его тестирование давно не было таким увлекательным. Герр провел час перед зеркалом, думая о разных вариантах своей внешности (он боялся выйти за пределы чисто материальных желаний), и в итоге даже смог добиться того, чтобы на какие-то пять минут превратиться в Уук-шула, звезду местных шоу, уже «на самом деле», а не оболочкой «снаружи костюма». Это было чрезвычайно странно, потому что телесные ощущения тоже немного «поплыли» и Герр долго отходил от ощущения напряжения в мышцах после того, как подрос на пару сантиметров вверх в подражание Уук-шулу. Самое необычное было в том, как он в этом процессе «переходов» ощущал свою «тестирующую часть» сознания: она как будто бы отчасти теряла привычную ясность, живость осознанности. Герр очень привык наблюдать за собой и за миром, он считал свою внимательность частью профессиональной компетенции, но когда в результате действия прибора тело Герра стало немного менее герровским, то и сознание его подстроилось под новое вместилище, потратив на это какое-то количество сил.
Он неприятно улыбнулся внутри и заключил, что будет использовать прибор осторожно. Следующий акт испытаний должен был пройти у него на работе, так что возможность расширить сферу применения (под присмотром) появится, и это будет более безопасно. Впрочем, Герру очень хотелось подумать о своих личных проблемах, а этого не стоило делать в присутствии включенного прибора (по ТБ при работе со всеми «мысленными» приборами следовало соблюдать строгую дисциплину ума и не переключаться на слишком личные вещи, Герр помнил это). Впрочем, что значит «слишком». «Мы и так все под надзором», - думал Герр, отбирая лучшие рубашки из шкафа перед походом на долгожданное свидание.
Прошла неделя, и с Герром стали происходить странные вещи. Его стала искушать возможность поиграться с «ПШ». Он попросил прибор выдать ему съедобное яблоко, это получилось, Герр съел его, но понятия не имел, растворилось ли яблоко в его организме через пять минут или же каким-то образом впиталось в него? Ведь если прибор собрал яблоко из ближайших к себе молекул, то оно должно было превратиться обратно в воздух или что там было вокруг. Новых ощущений в теле на протяжении дня Герр не испытал, о чем и написал в ночном докладе. Но на следующий день он снова попросил у прибора яблоко, и в этот раз ел его медленно, чтобы не успеть за пять минут: и огрызок... Как бы сказать, он не исчез, подобно дыму, который бы развеивался ветром. Он просто ...перестал быть. Как и в случае с первым костюмом, сам момент перехода полностью заглушался. Сознание не опознавало никакого промежутка, это было словно секундная слепота, словно бы Герра ткнули лицом в подушку, чтобы он не успел увидеть, как работает исчезание. И появление было таким же. Об этом Герру не хотелось докладывать, он каким-то краем ума чувствовал, что это важный эффект, который вообще не должен попасть в его поле зрения, что это не то, о чём дано рассуждать инженеру второго класса (довольно высокий статус, но всё ещё без доступа к - как это называется - систем с высокой абстракцией). Но профессиональное внимание застревало на моменте этого «оглушения». Ему хотелось больше понять о динамике возникновения и исчезания предметов, больше понять о том, как именно прибор взаимодействует с его вниманием. Поскольку «ПШ» очевидно читал его мысли более глубоко, чем на уровне слов, Герр решил, что прибору доступен и частичный контроль над его восприятием.
Оливия знала, чем занимается Герр. Чаще всего он делился с ней и описаниями приборов, с которыми работает, несмотря на так называемую тайну эксплуатации. Это было не против правил, поскольку смысл этой тайны был в том, чтобы окружающие не знали, когда инженер тестирует прибор и на ком, а когда нет. А вот что это за прибор, людям можно было объяснить, если это могло помочь тестированию. Конечно, чаще всего люди догадывались, но это обычно касалось приборов с очевидным действием, вроде того же улучшения звука или вроде растягивания длины предметов - в прошлом году была одна забавная штука с присоской, - ты ставишь её на, скажем, диван, и диван становится втрое длиннее. Конечно же, понятно, что именно это инженер и тестирует. Ну, это из простых самых. Были и ментальные приборы, более занятные, но с ними эксперименты в присутствии других чаще всего не требовались, вполне было достаточно одного инженера и его головы, так скажем.
Поэтому каждое воскресенье обычно Герр приносил показать Оливии и её сыну Тому какую-нибудь новую игрушку, и рассказывал, что за задание ему выдали. Том обычно просился тоже пощупать прибор, и иногда, когда задачи были совсем безобидные, Герр давал ему попробовать раз или два включить приборчик.
Однако, про «ПШ» Герр не говорил им ничего - не только потому, что он заставил Герра озадачиться в адрес собственного внимания, - но и потому, что Герр ощущал странную тягу к удовлетворению своих желаний с помощью «ПШ», а это значило, что рано или поздно ему захочется протестировать прибор с участием Оливии и Тома. Ему хотелось оставить для себя эту возможность открытой.
Что же до Тома... Надо сказать о нём пару слов, пожалуй.
Том искал разные способы отношения к Герру, назовём это так. Его родной отец Ж., офицер, сеньор, улетал в командировки на две-четыре недели почти постоянно, избегал личного общения и занимался своим статусом гораздо больше, чем семьёй. Том понимал, что Герр не очень хорошо поступает, сожительствуя с мамой, пока отец в отъезде, но, с другой стороны, ему хотелось иметь кого-то близкого среди старших, и Герр подходил на эту роль лучше, чем отстранённый и слишком важный Ж. Поэтому, с одной стороны, Том всегда играл и общался с Герром, а, с другой стороны, он прекрасно понимал, что в его руках козырь - стоит Тому рассказать отцу про мамин роман, и карьера Герра полетит к чертям, а мамин устроенный быт тут же превратится в сеньорскую тюрьму, пусть и высокого класса обслуживания.
Против браков маллонов и сеньоров на станции не возражали, но все прекрасно понимали, что нет ни единого способа произвести потомство, которое бы в будущем поднялось по статусу, ведь маллонские тела были совершенно другими, никто не позволил бы маллону-полукровке претендовать на этаж господ.
Что такое «маллон», вообще? Это человек, которого вырастили в Огороде. Да, это слово звучало смешно, но как ни крути, оно наибольшим образом подходило для описания процесса появления на свет Герра и ему подобных. Никто уже не помнил толком, как происходило его *первичное вскармливание*, уже в младенческом возрасте маллонов отдавали в садики и воспитывали в семейных традициях, и поэтому знания об Огороде маллоны получали в школе - Герр подозревал, что это большей частью мифология, но куда было деваться, станция есть станция, если знаний о чём-то не выдают сеньоры, то, значит, их неоткуда получить. С сеньорами же всё было просто - они рождались и размножались естественным путём, как когда-то на Земле (когда планета ещё существовала, сто пятьдесят лет назад). Маллоны своего потомства естественным путём иметь не могли. Только сеньоры-мужчины могли сделать так, чтобы у маллонки-женщины появился ребёнок, но маллон-мужчина не мог оплодотворить никого. Полукровки тоже чаще всего были бесплодны, однажды как-то был сенсационный случай беременности сеньорки от рабочего-полукровки, но он закончился выкидышем и вся история на этом завершилась. Впрочем, межклассовые браки были очень редки, и подробно эту тему на станции не изучали (по крайней мере, массово об этом не было известно).
Таким образом, из встреч Оливии и Герра в любом случае не вышло бы пугающих последствий для брака обоих, но после смерти жены Герра ситуация сама собой стала более серьёзной, оба уже не представляли себе жизни друг без друга. Да и Том уже хотел, чтобы всё встало на свои места, было тяжело всё время прятать чувства, в том числе от далёкого, но всё ещё отца (Ж.). Эта история развивалась уже два года, и чем дальше, тем тяжелее было каждому (а Ж. тем временем строил карьеру и улетал во всё более долгие командировки, что, конечно, влияло на ощущения Оливии).
И последний раз, когда Герр был у Тома и Оливии, впервые случилось нечто действительно ужасное. Похоже, что они все каким-то образом оказались причастны к тому, что сейчас происходит на станции.
Так что инженер второго класса Герр Нун хорошенько призадумался и постарался вспомнить в деталях тот день, когда произошло непоправимое и «ПШ» оказался утерян.