ВРЕМЯ ЧИТАТЬ КАМНИ
Экскурсовод привычно, без раздражения пересказывала давно заученный текст,
не рассчитывая на внимание окружающих. И правильно. Шумные экскурсанты, суетливо толкая друг друга, как заведенные щелкали фотоаппаратами. «Вопросы есть?» - устало обернулась экскурсовод.
- А что это за лицо в перьях?
- Слон?!.. Там слон? Они что, слонов видели?
Захотелось сесть в траву, закрыть уши руками, чтобы не слышать пустого гомона, и молчать, молчать, молчать. Потому что тогда ничто не помешает наблюдать за игрой света на древних белокаменных стенах, превращающей кентавров, львов, орлов, павлинов, грифонов и херувимов в дышащих, танцующих, хитро улыбающихся тебе незнакомцев…
Вот он - вечный ребус, знаменитая легенда, неразгаданная тайна. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском - рукотворное чудо предков. «Они», ведавшие, как выглядели слоны и херувимы, знали толк в своем деле. Зря, что ли, первый каменный храм в Москве возводился в 1326 году по образу и подобию Георгиевского собора? Зря, что ли, Аристотель Фиораванти, обустраивавший в XV веке Московский Кремль, был специально отправлен на «экскурсию» во Владимир, чтобы создать в новой столице Успенский собор, не уступающий по красоте владимирским храмам? Надменный итальянец долго отказывался верить, что в «дикой Московии» могли существовать столь блестящие образцы архитектуры…
- 15 минут на самостоятельный осмотр, - скомандовала экскурсовод.
Попробуем успеть.
«Сам бе мастер»
Сын Владимира Мономаха князь Гюрьги (он же Георгий, он же Юрий Долгорукий) в 1152 году построил на реке Колокше крепость, а в ней, как водится, церковь. Естественно, в честь св. Георгия, своего небесного покровителя. А поселение он назвал в собственную честь - Гюргев. Дабы отличать его от другого, приднепровского Гюргева, добавили «Польской», то есть стоящий в поле. Так и получился Юрьев-Польской - форпост на границах владимиро-суздальской земли. Досталось городку изрядно: в XIII, XIV и XV веках его разоряли монголо-татары, в XVII - жгли поляки. Как выглядела церковь, построенная Долгоруким, неведомо. Внук основателя Москвы - князь Святослав Всеволодович, получивший Юрьев-Польской в удел, - основал здесь мужской Михайло-Архангельский монастырь и, разобрав церковь Св. Георгия, построил новый собор - Георгиевский. Летописи уточняют, что Святослав «руши церковь святаго Юрия каменую, тако же бе обветшала и поломалася», а вместо нее возвел другую: «чудну зело, вельми украси ю резным каменем от подошвы и до верху святых лики и праздники, а сам бе мастер». До сих пор идут споры, действительно ли Святослав сам руководил строительством или летописец преувеличил его роль. Сие доподлинно неизвестно. Зато, благодаря археологам, известно, что собор Святослав возвел не на месте дедовской церкви, а рядом. Работы заняли четыре года: храм был закончен в 1234-м. И через четыре года Юрьев-Польской был разорен монголо-татарами в первый раз. В том же 1238 году Святослав участвовал в трагической для русских князей битве с монголо-татарами на реке Сить, позже стал великим князем Владимирским, ездил в Орду договариваться с ханами, а под конец жизни вернулся в Юрьев-Польской… Женат он был на Евдокии - дочери муромского князя Петра и княгини Февронии, тех самых святых, которые сегодня популяризируются в России как покровители семьи и влюбленных в противовес св. Валентину.
В 60-е годы XV века Георгиевский собор, к ужасу горожан, рухнул. Возможно, это говорит в пользу того, что строил его действительно князь, а не профессиональный архитектор. Ведь подобные каменные храмы стояли на Руси по 500, а то и более лет. А постройка Святослава продержалась двести с небольшим. В XV же веке приехал в Юрьев-Польской из Москвы опытнейший архитектор Василий Ермолин. Специально, чтобы восстановить собор. Это он обновлял в столице обветшавшие кремлевские стены, перестраивал Спасские ворота, собор Вознесения, реставрировал церкви во Владимире… В «Ермолинской летописи» говорится, что Георгиевский собор «розвалилися вси до земли», так что перед архитектором стояла сложная задача. Восстановить собор в первозданном виде Ермолину не удалось: пропорции храма изменились, он стал более «приземистым». К тому же часть великолепных рельефов при обрушении погибла, часть уцелевших Ермолин пытался собрать так, чтобы воссоздать сюжетные линии каменного узора, но…
В XVII, XVIII и XIX веках к Георгиевскому собору постоянно что-то пристраивали, изуродовав его до неузнаваемости. Только в ХХ столетии все поздние пристройки были снесены. Так что собором можно снова любоваться.
Кружево в камне
А любоваться есть чем. Несмотря на то, что выглядит Георгиевский собор ныне не совсем так, как во времена Святослава, когда летописи воспевали его небывалую красоту.
Он и сейчас поражает воображение. Нет, не куполом и не размерами - храм невелик. Это как раз тот случай, когда красоту можно назвать ускользающей, нездешней, нереальной. Хотя, казалось бы, что может быть реальнее, ощутимее и весомее твердо стоящего, будто вросшего в землю белокаменного русского собора XIII века? Причина этого странного ощущения - завораживающий скульптурный рельеф. Первое, что приходит на ум при взгляде на него, - кружево в камне.
Чтобы понять, насколько сложна была в техническом отношении эта работа, достаточно сказать, что древние мастера сначала вырезали на отдельных камнях горельефы, которые ставились в кладку стен как обычные блоки. И только после того, как стены с горельефами были возведены, по готовой плоскости вырезали ковровый растительный орнамент, заключая фигуры в искусный лабиринт стеблей, листьев и цветов. Представьте, какая высочайшая точность и невероятная аккуратность требовались от резчиков: малейшая ошибка могла привести к необходимости менять целые фрагменты готовой кладки собора! Даже думать не хочется, чем мог рисковать допустивший ошибку мастер.
Совмещение подобных техник резьбы означает, что у строителей существовал детально проработанный проект храма, в противном случае идеально совместить ковровый узор с уложенными в кладку горельефами было бы просто невозможно.
Как же прекрасен он был в первозданном виде, когда эта изысканная кружевная каменная вязь полностью покрывала все стены собора! Можно только догадываться о том, какое восхищение и благоговение испытывали в те времена приходившие сюда верующие…
Вот и современные экскурсанты, отсняв положенную серию фотографий на тему «я на фоне…», все же выключают технику и всматриваются в плутоватые физиономии львов и гордые профили кентавров. Правда, между нами и теми, кто всматривался в рельефы Георгиевского собора семь столетий назад, есть разница. Они, в отличие от нас, в буквальном смысле читали стены храма, как книгу. И вопрос нашего современника о «лице в перьях» вызвал бы у них в лучшем случае недоумение, в худшем - опасение: а не повредился ли умом тот, кто его задает? Кто ж не знает, как выглядит херувим?
Потерянный код
В работах, посвященных Георгиевскому собору, можно встретить два мнения о знаменитых рельефах. Одни утверждают, что мастера скопировали их с византийских орнаментов, которыми были украшены ткани, блюда и прочая утварь княжеской казны. Другие осторожно пишут о том, что до сих пор наука не располагает достаточно полными данными об истоках этого декора.
Бессмысленно оспаривать влияние Византии на средневековое русское искусство. Как и спорить с тем, что создаваемые на Руси шедевры зодчества, иконописи, литературы были отмечены национальным своеобразием. Рельефы Георгиевского собора лишнее тому доказательство. На этих древних стенах слились в единую «летопись» христианские символы и мотивы славянского язычества.
И хотя полностью «прочитать» оригинальную историю, изложенную древними мастерами, нам не удастся (ведь при восстановлении собора в XV веке смысловой код рельефов был нарушен), мы все же можем отыскать отдельные «предложения», «слова» и «буквы».
Но до этого вспомним, чем являлся в Средние века для христианина храм. Своеобразным микрокосмом, воспроизводящим царство Бога, Небесный Иерусалим, модель Вселенной. Купол отождествляется с небом, апсида - с нематериальным миром и т.д. В христианской Византии очень рано поняли, какое колоссальное значение для распространения и упрочения религии имеет искусство. Неслучайно православное богослужение Павел Флоренский считал «синтезом искусств», подчеркивая, что архитектура, живопись, пение, проповедь нацелены на создание образа иного, идеального мира. Скульптуры, иконы, фрески, мозаики, буквица, орнаменты - все использовалось для общения с паствой. Разрабатывались каноны изображения Христа, Богородицы, небесного воинства, пророков и святых (периодически они изменялись, как, например, в 692 году, когда Трулльский вселенский собор запретил изображать Иисуса Христа в виде какого-либо символа - рыбы, агнца и т.д., что было характерно для раннего христианства). «Язык» этот должен был быть ясен простым людям: все, что они не могут понять из Писания, должно быть передано с помощью образов. А это значит, что «разговаривать» на этом «языке» надо было привычными с древности символами. И хотя язычество всячески преследовалось, почти весь мощнейший символический арсенал былых богов был заимствован и переработан христианством.
Можно только удивляться тому, сколько раз в сочинениях Отцов Церкви используются слова «абсолютная красота» и «красота». «Бог есть прекрасное», - писал в VI веке Дионисий Ареопагит. Ранние христианские богословы считали, что красота и прекрасное - это порядок и форма в противовес хаосу, равносильному Небытию. То есть Бог есть прекрасное, а земная красота - Его образ и отражение.
Кстати, интересная деталь: синоним слова «некрасивый» в русском языке - «безобразный», то есть существующий вне образа, без образа. Храм, как модель Вселенной, должен был поражать своим великолепием и быть наполнен образами-отражениями прекрасного. А образы эти должны были нести ясную смысловую нагрузку, донося запрограммированное послание до каждого человека.
Письма из прошлого
Так что же было «написано» на стенах Георгиевского собора?
Историки искусства, реставраторы и архитекторы проделали колоссальную работу по изучению храма, что дало возможность восстановить сюжеты его христианских композиций. На северном, главном, смотревшем на городскую площадь фасаде помещались «Распятие» (сейчас хранится внутри собора, как и части композиции «Вознесение Александра Македонского»), «Три отрока в пещи огненной» и «Даниил во рву львином». Сцена «Распятия» является обязательной в любом христианском храме и в объяснениях не нуждается. А ветхозаветные сюжеты о чудесном спасении трех отроков из огненной печи и пророке Данииле, которого не растерзали голодные львы, имели четкий подтекст: божественного покровительства достойны лишь истинно верующие. О том же свидетельствовала композиция на западном фасаде храма - «Семь отроков эфесских». По легенде, римский император Деций приказал замуровать в пещере 7 христиан, чтобы они погибли от голода и жажды. Но юноши уснули чудесным сном и были обнаружены живыми 200 лет спустя. Этот сюжет был очень популярен в средневековой Руси и часто изображался на амулетах и оберегах.
Еще одна ясно «прописанная» идея Георгиевского собора - защита Владимирского княжества божественными силами. На храме не менее трех изображений Спаса, окруженного фигурами ангелов и херувимов, представителей небесного воинства. Та же идея «читается» и в изображении выстроившихся перед нами, как будто в боевом строю, святых покровителей князей владимирской династии. Тема суровых защитников, мучеников и воинов смягчается образом небесной заступницы Руси - Богородицы. Это - Оранта, дважды изображенная на стенах собора. Тогда Оранта считалась прежде всего покровительницей Киева, и двойное использование ее образа, с учетом противостояния владимирских и киевских князей, могло восприниматься подданными первых как демонстрация преемственности Владимиром функций и значения угасающего Киева.
Вспомним о том, кому посвящен собор. Изображение св. Георгия помещено над входом северного фасада. Но вы не увидите того, к чему привыкли: ни коня, ни издыхающего дракона. Св. Георгий стоит во весь рост, смотрит вам в глаза, в его правой руке копье, в левой - щит, украшенный вставшим на дыбы львом. Такой же, кстати, красовался на гербе владимирских князей. Теперь понятно, почему на стенах собора так много львов и львиных масок!
Оттенки смыслов
Ранних христиан, как известно, отдавали на растерзание львам, а у христиан более поздних времен лев стал одним из излюбленных символов в искусстве. Странно? Да. Как и значение многих других символов, если упустить из виду одно важное обстоятельство. Средневековый человек жил в мире, переполненном предчувствиями, ассоциациями, предрассудками, отсылками к высшим смыслам. Бог для него проявлялся в каждой вещи, существе, явлении. Символы, с помощью которых он изъяснялся, имели не один, а два, а то и больше смысловых уровней и оттенков. Символические загадки можно было отгадывать на каждом шагу.
Ну вот, например, лев. В дохристианские времена он символизировал царскую власть, солнце, огонь. Христианство переняло льва в качестве символа царской власти, назвав Иисуса «львом от колена Иудина». Именно лев - одно из немногих животных, часто упоминаемых в Библии. Он же - символ евангелиста Марка, одно из четырех животных Апокалипсиса, охраняющих Небесный Иерусалим. И он же превратился в христианстве в один из образов, который принимает сатана! Но львы на Георгиевском соборе отношения к дьяволу явно не имеют. Почему? Во-первых, потому, что здесь они - напоминание о символе Владимирского княжества и охранители храма. Во-вторых, в подавляющем большинстве они изображены либо анфас, либо в три четверти. А ведь еще с VI-VII веков в византийском искусстве действовало строгое правило, ставшее общеупотребительным для католицизма и православия: демонические и второстепенные персонажи, прямого взгляда которых верующие должны избегать, изображались строго в профиль. Это называлось «начало отсутствия».
Неординарна в символическом смысле и персона грифона. Хотя на стенах Георгиевского собора они - явно второстепенные персонажи. Их здесь гораздо меньше, чем львов или птиц, они изображаются в профиль, с раскрытыми в немом крике клювами. В христианстве грифон, с одной стороны, символизирует бдительность и воинственность, с другой - воскресение и двойственную природу Христа: божественную (птица) и человеческую (животное). Так же как и лев, со временем грифон стал олицетворением сатаны. Но подобная оказия с этой милой полуптичкой-полульвом произошла все-таки позже, так что, скорее всего, они, как и хитрые цари зверей, играют роль стражей Георгиевского собора.
Но есть на этих стенах персонаж, изначальная принадлежность которого к хтоническим сущностям сомнений не вызывает. «Базиликос», или «кокатрис», король змей. Да, это - василиск, «без яда губящий», обращающий в пустыню любую местность. От его взгляда каменело все живое. Змеиный хвост завит кольцом, крылья распростерты, петушиные лапы хищно вцепились в камень. Глаз не видно. То ли их стерло время, то ли мастер сознательно лишил василиска его главного оружия. На всякий случай. Мало ли что? Вообще, демонических сущностей на стенах Георгиевского собора не так уж много по сравнению с католическими храмами-ровесниками. Когда в Юрьеве-Польском возводился собор, в Западной Европе уже около столетия бушевала готика, и изображение бесов и чудовищ на стенах храмов было обычным делом. Один из авторитетнейших европейских теологов-мистиков XII века, Бернар Клервоский, писал: «…зачем они здесь, эти поразительные нелепые чудовища, эта уродливая статность и статное уродство? Эти нечистоплотные обезьяны? Эти свирепые львы? Эти чудовищные кентавры?.. Со всех сторон вы окружены таким буйным и поразительным разнообразием форм, что куда приятнее предаваться чтению этих мраморных манускриптов и проводить дни, восхищаясь каждой подробностью этих орнаментов, вместо того чтобы размышлять о божественном законе». Кстати, о кентаврах Георгиевского собора. Вспоминая о полуконях-полулюдях, вооруженных топором или держащих за уши зайца, часто называют их полканами. Как бы не так. Полкан, как известно, один из героев «Повести о Бове Королевиче» - наполовину человек, наполовину конь (этим объясняют происхождение названия - «пол-коня»), обладающий неимоверной силой и скоростью. Но «Повесть о Бове Королевиче» - это пересказ средневекового французского романа о рыцаре Бово д’Антоне, переведенный на славянские языки не раньше XVI века! В романе Pulicane - полупес-получеловек, помогающий главному герою. Когда мастер Георгиевского собора вырезал кентавра, он вряд ли мог что-либо знать о Полкане. Так что на стенах русского храма XIII века перед нами не Полкан, а, скорее, Китоврас. И его изображение здесь вполне уместно. В конце концов, кто помогал легендарному Соломону строить не менее легендарный Храм?
Сложнее разобраться с двумя другими персонажами Георгиевского собора - девой-птицей и существом, похожим и на волка, и на пса с гривой (хотя некоторые исследователи называют его «пардусом», то есть барсом).
Женщин-птиц в русских мифах и легендах насчитывалось не меньше трех - Сирин, Алконост и Гамаюн. Последняя, кажется, меньше всего подходит для изображения на соборе. Она - родом из древней славянской мифологии, посланница бога Велеса, предвещающая будущее и приносящая разрушительные бури. Опасная птица. А образ Алконоста был заимствован русскими из греческого мифа о несчастной Алкионе, превращенной богами в зимородка. Если люди слышат ее пение, они впадают в забвение. Не слишком позитивная характеристика. Что касается Сирин, то ее имя тоже греческого происхождения (естественно, от сирен) и созвучно русскому названию рая - Ирий. Спускаясь из рая на землю, она поет для людей, разгоняя печаль и тоску. Сирин часто ассоциируют со славянскими берегинями, вилами, русалками, изначально бывшими добрыми божествами, приносящими дожди и плодородие.
Если предположить, что второе странное существо - это все-таки пес, то, возможно, это славянский Симаргл. Этот языческий бог изображался в виде пса, он охранял Древо жизни и тоже относился к богам плодородия. Между прочим, хвост существа со стен Георгиевского собора явно напоминает какое-то растение.
Изображение растительного мира - основа коврового узора этого храма. Он довольно разнообразен. Здесь и почти геральдические цветы лилии, и, кажется, стилизованные листья аканта - распространенного в античности орнамента, заимствованного Византией, и вьющиеся стебли с характерными листьями, похожие на виноградные лозы. Кстати, очень важный момент. Собор посвящен св. Георгию, который сегодня воспринимается большинством только как святой воин. Но в старые времена Егорий-храбрый почитался не только как бесстрашный воитель, но и как «устроитель земли», покровитель землепашцев (именно так и переводится с греческого на русский его имя). В Юрьев день - 23 апреля - крестьяне в первый раз после зимы выгоняли скот пастись в поле. Так что, как видите, обилие растительного орнамента на храме Георгия - тоже неслучайно.
Особое внимание привлекают странные, трехъярусные цветы-деревья, очень живо напоминающие традиционные орнаменты славянских вышивок, символизирующих Великую мать Макошь (исследователи нередко называют такие цветы-деревья «змееногой богиней» или «женщиной-вазоном»), превратившуюся в итоге в христианскую Параскеву Пятницу…
Как мы помним, храм - это модель Вселенной, которая в Средневековье состояла как минимум из трех уровней: небесных сфер и рая, земли, а также мира тьмы и забвения - ада. На стенах Георгиевского собора можно найти персонажей, символизирующих все эти уровни. А растительный орнамент, связывающий здесь каждый из миров, фактически превращается в великое Древо жизни, символизирующее с древних времен само Мироздание. Круг замкнулся…
Глубина народной памяти
…Недавно в Ростове Великом довелось заглянуть в маленькую лавочку, торгующую изделиями народных промыслов. Среди вороха поделок, вещичек и бессмысленных мелочей вдруг отыскалась витрина с россыпью небольших изразцов. На керамических квадратиках, любовно расписанных современным художником, скакали китоврасы-полканы, скалились добрые львы, распускали сияющие крылья Сирин, Гамаюн и Алконост…
«Нужно знать глубину народной памяти», - писал один из ведущих российских историков, археолог и академик Борис Александрович Рыбаков. Не поспоришь.
СИМВОЛИЧЕСКАЯ АЗБУКА
Грифон
Легендарный монстр, с головой, крыльями и когтями орла, а телом - льва. В древности считалось, что грифоны охраняли золото Индии, а греки были уверены, что они стерегут золотые копи скифов. В иносказательном смысле считался стражем Древа жизни, символизировал страх на пути восхождения к высшей истине. В христианстве означал воскресение и двойственную природу Христа. В средневековой Европе олицетворял силу Солнца. В «Божественной комедии» Данте грифоны везут триумфальную колесницу Церкви с Иисусом Христом. Возможно, этот мотив станет понятнее, если вспомнить, что в античности грифоны считались священными животными Аполлона и тоже везли его колесницу. Позже в христианской традиции стал олицетворять сатану.
Китоврас
Иными словами - кентавр. Голова и торс человека, тело - лошади. В древнегреческих мифах выступали одновременно и как представители сил зла, и как добрые помощники героев (кентавр Хирон - учитель Ахиллеса и т.д.). Часто изображались в свите Бахуса. В средневековой Европе олицетворяли низменную, животную природу. На Руси были известны под именем Китовраса (позже - полканы), иногда наделялись крыльями. Китоврас, по версии русской легенды, кентавр, которого царь Соломон обманом заставил помогать в строительстве Иерусалимского храма. Якобы научил Соломона, как с помощью алмаза обтесывать камни, состязался с царем в мудрости. В итоге получил перстень Соломона, с помощью которого отомстил - забросил царя в далекую страну. Некоторые варианты легенды утверждают, что Китоврас был родным братом Соломона.
Лев
В Древней Греции считался проводником Солнца, а весной Дионис мог являться в образе льва. У славян-лютичей лев - олицетворение бога войны Радогоста. В Средние века у христиан стал символом воскресения: в бестиариях рассказывалось, что новорожденные львята 3 дня пребывали мертвыми, пока лев не возвращал их к жизни своим дыханием. У буддистов лев - храбрость и благородство, символизирует Север, с которым связан приход Будды. В Ветхом Завете со львом сравниваются Иуда, Дан, Саул, Даниил, лев - одно из четырех явленных Иезекиилю животных. Лев также знак отшельничества и одиночества, соотносится со многими христианскими святыми. Он же - эмблема Антихриста. В Псалтири победа над князем тьмы интерпретировалась как победа надо львом и драконом.
Лилия
В христианской традиции является символом чистоты и целомудрия, в первую очередь ассоциируется с Богородицей. Кроме того, может символизировать раскаяние, поскольку считается, что лилия выросла из слез Евы, когда она покидала Эдем. Лилией увенчан жезл архангела Гавриила. В раннем Средневековье fleur-de-lys стала геральдической эмблемой французских королей, хотя до XII века лилия не была признана официальным символом французской монархии.
Павлин
Ассоциировался с царским достоинством, любовью, являлся символом красоты. В греческой мифологии узор на перьях павлина считался глазами убитого гиганта Аргуса. В раннем христианстве павлин связывался с солнцем и считался символом бессмертия. Позже христиане считали, что узор на перьях павлина символизирует «всевидящую Церковь».
Херувим
В христианстве второй после серафимов ангельский чин, херувимы - одни из тех, кто наиболее приближен к Богу. Согласно ветхозаветной традиции, херувим, вооруженный огненным мечом, охраняет вход в Эдем, а также является средством передвижения Бога. Согласно описаниям, Ковчег Завета охраняли два отлитых из золота херувима. По Иоанну Златоусту, херувим - это «полная мудрость».
Лада Клокова
Журнал "Русский мир.ry", сентябрь 2009 года
http://www.russkiymir.ru/russkiymir/ru/magazines/archive/2009/09/article0002.html