Странствия Николая Каразина (ч. 3)
САМАРСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ
Если путь твой к познанию мира ведет, - как бы ни был он долог и труден - вперед!
Фирдоуси
В 1877 году Русским географическим обществом была организована научная экспедиция для исследования бассейна реки Амударьи и возможной трассы Среднеазиатской железной дороги. Экспедиция эта более известна под названием Самарской по той причине, что в Самаре в то время постоянно находился ее сборный пункт и резиденция ее начальника.
Разнообразной и обширной была программа экспедиции. В состав ее вошли полковник Н.Я. Ростовцев - астроном и топограф, гидрограф капитан-лейтенант Н.Н. Зубов, профессор ботаники Н.В. Сорокин, профессор геологии И.В. Мушкетов, зоолог А. Пельцам, инженеры-путейцы Ляпунов, Соколовский, Яковлев, этнограф Н.А. Маев, фотограф Бухгольц, художники действительный член географического общества Н.Н. Каразин (бытовая живопись) и Н.Е. Симакоа (археология и история искусства).
Работы экспедиции, начавшись в 1877 году, продолжались в течение трех лет. Первые два года проводились изыскания различных путей через приаральские Каракумы от Оренбурга до Кара-Тургая.
Большой интерес представляет участие в этой экспедиции известных тогда художников Н.Н. Каразина и Н.Е. Симакова - талантливых мастеров и добросовестных исследователей.
Жизнь и творчество Н.Е. Симакова - тема отдельного повествования. Многое в его биографии пока неизвестно: предстоит кропотливая работа по исследованию его творчества. Друг и помощник Д.В. Григоровича, он внес заметный вклад в историю искусства нашей Родины.
Н.Н. Каразин хорошо знал Н.Е. Симакова. Они встречались в Петербурге в Обществе поощрения художеств. Н.Е. Симаков был желанным гостем на «воскресениях» у Н.Н. Каразина, где собирались многие известные представители петербургского общества. Возможно, увлекательные рассказы Каразина, на которые последний был большой мастер, о годах, проведенных им в Средней Азии, повлияли на решение Н.Е. Симакова участвовать в Самарской экспедиции.
Н.Н. Каразин начал свое путешествие из Самарканда, где в последних числах июля 1879 года собрались участники экспедиции. На него было возложено «изучение бытовой стороны жизни народонаселения тех мест, которые посетит экспедиция». Кроме того, ему же было поручено и ведение путевого журнала экспедиции - задание, с которым он справился блестяще. Уставшие от невзгод путевой жизни, капризов климата и утомительной каждодневной работы, спутники Николая Николаевича с большим интересом слушали по вечерам у бивачного костра записки своего «историографа». Каразин, по его словам, регулярно «набрасывал в альбоме все, что видел вокруг себя, и заносил в путевой журнал впечатления дня». Вот один из таких набросков - великолепное описание восточного базара в Карши:
«Базарная улица была запружена народом. Справа и слева тянулся ряд всевозможных лавок, расположенных группами по своим специальностям: сначала лавки мясников, распространяющие острый, бьющий в нос запах крови и ободранного мяса, далее - груды дынь, арбузов и всяких фруктов, затем лавки с красными товарами, задрапированные ради вывески кусками красного кумача; потом - седельные и шорные магазины, входы в которые были обвешаны всевозможной сбруей, седлами, чепраками и проч.; за шорниками следовали ювелиры и медники - красиво чеканенные, изящной легкой формы кумганы, медные умывальные тазы, блюда, подносы, кальяны - все это сверкало и золотилось на солнце, особенно, когда сквозь дырья базарного навеса проскользнет его яркий луч и разыграется, рассыплется на этих грудах металлической посуды. «Чай-хане» расположились на каждом перекрестке, на каждом повороте - там кипели в облаках пара колоссальные самовары тульской работы, там суетились мальчики в красных долгополых рубахах, разнося угощение седобородым чалмоносным посетителям этих азиатских кафе-ресторанов. Из боковых щелей переулков, куда едва мог бы протиснуться одинокий всадник, доносился чадный запах горелого кунжутного масла, там варился плов и готовились «зембузи» и пельмени; оттуда выбегали разносчики с подносами горячих, только что вынутых из печи лепешек... В воздухе стоял целый хаос звуков. Говор, крик, перебранки, рев верблюда, озлобленное ржание лягающегося жеребца, крики ослов, завывание муллы или странствующего факира-дувана - юродивого... А наверху, над головами - воркованье и хлопанье крыльев тысяч голубей, приютившихся на жердях и перекладинах базарных навесов...»
12 августа в 9 часов утра отряд снова вышел в путь на Гузар-Дербент. Дорога лежала через перевал Термиз-Дерваз - Железные ворота. По легенде, записанной Каразиным в Карши и Бухаре, здесь в теснинах отвесных скал, подпирающих вершинами небо, самим Тимуром будто бы были повешены настоящие железные ворота, ключи от которых находились под особой охраной. На полпути по ущелью, тянущемуся две с половиной версты, Н.Н. Каразин сделал рисунок, опубликованный позднее в журнале «Всемирная иллюстрация».
Позади остался древний Дербент, насчитывающий всего около двух тысяч жителей, в том числе двадцать мулл. В Кум-Кургане отряд встретился с первой партией экспедиции. После двухсуточной стоянки путешественники по берегу Сурхана (Сурхандарьи), через руины города Миа спустились в Термез, величественные развалины которого видели легионы Искандера - Александра Македонского и полчища Тимура. «Легенды говорят о его миллионном населении, необычайном богатстве и славе», - отметил в записках Каразин.
Здесь снова были образованы две партии, и низовый отряд 24 августа двумя группами - на каике по Амударье и берегом - покинул Термез. Береговую группу возглавлял Каразин. Пробираться пришлось по сплошному зеленому лабиринту зарослей камыша. Походная карта - «сорок верст в дюйме» - часто не соответствовала действительности, и путешественникам приходилось почти ежедневно вносить в нее поправки - иногда весьма существенные. В районе Келифа партия попала в землетрясение. Лошади отнеслись к нему равнодушно, но зато среди собак и верблюдов подземные толчки наделали много паники. Вскоре каик с ботаником Сорокиным, заболевшим лихорадкой, несмотря на ежедневный прием всеми членами экспедиции хинина, почти одновременно с береговым отрядом прибыл в Керки.
Путь от Керки до Чарджуя (Чарджоу) Н.Н. Каразин проделал уже на борту каика. Утром 7 сентября, погрузившись на два больших вновь нанятых каика, весь отряд продолжал путь по Амударье к Аральскому морю. По реке, обгоняя каики, бесшумно, словно тени, скользили саллы - плоты, сделанные из камыша, на которых вниз по реке путешествуют местные жители. Близ урочища Китменчи отряд подвергся нападению. К счастью, все обошлось без жертв. И через несколько дней путешественники благополучно добрались до Петро-Александровска. Здесь их ожидали прибывшие сюда прямо из Самарканда экспедиционные тарантасы и почта.
Отсюда отряд вышел напрямик через Кызылкумы на Казалинск. Была еще и окольная - более удобная и легкая дорога. Но, «ради лучшего ознакомления с характером песков, их геологическим типом, флорой и фауной пустыни», выбрали маршрут через пески. Два больших тарантаса «превосходной работы знаменитых казанских каретников», впряженные в пятерку верблюдов каждый, тронулись в опасный путь. Каразин обосновался в одном тарантасе с ботаником Сорокиным. Отряд передвигался старыми караванными тропами, отмеченными белеющими скелетами верблюдов и редкими колодцами. Колодцы - это сама история пустыни, ее невидимые маяки, вокруг которых кое-как теплилась жизнь. Заботились о колодцах большей частью сами путешественники. Хотя были и специалисты по этой части - «кудукчи» - колодезные мастера. Всю жизнь бродят они по пустыне от колодца к колодцу, поправляя ветхие и отрывая новые, живя «исключительно на счет проходящих караванов». «Жалкие, одичавшие труженики пустыни, - писал Н.Н. Каразин в своих дневниках, - грязные, оборванные, они как тени бродят по пескам или неподвижно по целым суткам сидят поблизости колодцев в ожидании каравана или одинокого путешественника; они гибнут в степи и их гибель никто не замечает...» Позднее в рассказе «Наурус и Джюра - братья кудукчи» Н.Н. Каразин расскажет о тяжелой судьбе скитальцев пустыни.
Медленно двигался отряд по сыпучим барханам. Тяжелые тарантасы часто застревали в песке по самые оси, и их приходилось вытаскивать «всем миром». Во время одной такой «операции» профессору Мушкетову колесом переехало ногу, к счастью кости остались целы. Вскоре сбежал один верблюд, еще более усугубив положение людей, оставшихся наедине с пустыней. Чуть было не сбежали погонщики - лаучи, но их удалось вернуть. Нестерпимый зной днем и леденящий холод ночью, когда «земля покрывалась сплошным покровом морозного инея», чрезмерный физический труд и лишения сопровождали отряд на всем пути через пески. Несмотря на все это, путники не теряли самообладания, о чем красноречиво говорят полные здорового юмора записи в путевом дневнике. «С нами был живой запас кур в клетке, привязанной за тарантасом, - писал Каразин. - Этот запас уже истощился, хотя мы резали только по одной курице в день. Остался только петух, весело певший по утрам, а иногда и днем, один, по-видимому, не терявший бодрости и доброго расположения духа. Петуху этому дарована была жизнь, и мы порешили не соблазняться его мясом, как бы плохо нам не приходилось, и довезти его до Казалинска живого...»
Живо и увлекательно, образным языком написан дневник экспедиции. Десятки рисунков из путевых альбомов художника были напечатаны в журналах «Всемирная иллюстрация» и «Нива». Акварели, сделанные им во время Самарской экспедиции, находятся в Государственном художественном музее Латвии в Риге («Знатная дама», «Сарт», «Сафар-бей»), в Челябинской картинной галерее («Туркмен чадорчи» и др.), в Государственном музее искусств Узбекской ССР в Ташкенте («Перевозочный каик на Амударье»). Работы художника отличаются наблюдательностью, хорошим знакомством с местной жизнью. Его бойкий карандаш верно схватывал характерные стороны быта, подмечал черты национального в одежде и утвари. С особым мастерством запечатлевал Н.Н. Каразин картины восточной природы, сочетая в своих пейзажах документальность наблюдателя и лиризм художника. Богатейший материал, собранный во время Самарской экспедиции, послужил Каразину для создания многочисленных рисунков, акварелей и литературных произведений на восточные темы в последующие годы.
Одним «из самых выдающихся явлений в отношении к исследованию Средней Азии» названа Самарская экспедиция в докладах Российского географического общества. И не только научные результаты - рабочие дневники, отчеты и коллекции - хранят память о ней. Двое русских художников - Каразин и Симаков - своим участием в ней вписали несколько интересных страниц в историю нашей страны, нашего искусства.
1885 год был знаменательным для Н.Н. Каразина: в августе этого года «за известность и труды на художественном поприще» совет Академии художеств присвоил ему звание «почетного вольного общника».
В том же году Н.Н. Каразин получил заказ на исполнение восьми картин для Военной галереи Зимнего дворца.
Н.Н. Каразин всегда стремился к тому, чтобы его произведения «возможно ближе подходили к природе»: в этом он был продолжателем реалистических традиций русской батальной живописи. Общеизвестны были старание и добросовестность художника, с которыми он выполнял все свои работы - и большие, и маленькие.
Для сбора материалов Каразин весной 1885 года совершил поездку в Среднюю Азию, чтобы сделать натурные зарисовки местностей, этюды типов и аксессуаров для картин. Художнику были выданы документы на право беспрепятственного передвижения по всему Туркестанскому краю.
Впечатления об этой поездке Каразин изложил в путевом очерке «От Оренбурга до Ташкента», напечатанном в приложении к журналу «Всемирная иллюстрация». Очерк прекрасно дополняют семь отдельных листов иллюстраций и 22 рисунка в тексте. В этом своеобразном отчете о своей творческой командировке художник с большим мастерством передал своеобразие и колорит увиденных им мест на всем протяжении долгого пути.
Летом 1885 года Н.Н. Каразин начал работу над заказом. История создания картин этого цикла - тема отдельного интересного рассказа. Работа продолжалась до 1891 года, Художник написал восемь полотен, размерам около 1 м 80 см х З м 20 см. Три картины находятся сейчас в Русском музее, три другие - в фондах Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи в Ленинграде. Первую картину из этой серии - «Бой под Зарабулаком» (1886) - в 1970 году удалось обнаружить в запасниках художественного музея Таллина, где она хранится снятой с подрамника и намотанной на барабан. Местонахождение последней из восьми картин - «Ночной бой под Чандыром» (1891) - пока не установлено.
Еще в 1880 году была начата постройка Закаспийской железной дороги. Проложили всего четыре сотни верст пути от гавани Узун-Ада на Каспии до Кзыл-Арвата. Весь строительный материал для железнодорожного полотна и других сооружений, все оборудование, от локомотивов до последнего гвоздя, изготовлялось в России и доставлялось в Астрахань. Затем морем груз перевозился в Узун-Ада и по уже отстроенному участку дороги доставлялся к месту работ.
Начальником «морской части» этого сложного мероприятия был назначен С.О. Макаров - будущий знаменитый адмирал. Его энергия и организаторский талант во многом способствовали успеху дела. В распоряжении С.О. Макарова находились «ужасающие посудины», которые, возможно, еще помнили об удалых походах Стеньки Разина. Порты не имели ни причалов, ни оборудования для погрузки и выгрузки. Но и в таких условиях молодой флигель-адъютант ухитрялся доставлять в Узун-Ада не только рельсы и шпалы, но даже многотонные локомотивы.
После перерыва постройка дороги продолжалась в 1885 году по маршрутам: Геок-Тепе - Теджен - Мерв (Мары) - Чарджоу - Бухара - Катта-Курган - Самарканд, - всего 1943 версты по горячим, безводным, безлюдным пескам.
15 мая 1888 года в Самарканде состоялось торжественное открытие последнего участка дороги. Вся линия была выстроена менее чем за три года - с невиданной для того времени быстротой. 43 миллиона рублей составила стоимость работ: каждая верста дороги обошлась казне в 32 000 золотых рублей. Однако это было весьма дешево, если учесть громадную трудность перевозок и строительства в пустыне.
Н.Н. Каразин ездил в качестве гостя на открытие Закаспийской железной дороги и проехал ее из конца в конец. Художник составил большой альбом рисунков, который был издан в Париже фирмой Буассонад. На этот альбом было ассигновано 100 000 франков. Альбом состоял из двадцати листов большого формата. На каждом листе помещено по нескольку прекрасно выполненных литографий, изображающих местности, бытовые сцены, железнодорожные постройки, различные моменты строительства дороги и т. д. Эти рисунки являются для нас теперь интереснейшей живописной летописью трудовой героической эпопеи тех дней. Некоторые из рисунков были помещены в журнале «Всемирная иллюстрация» за 1888 год. В художественном музее города Лебедин Сумской области находится акварель Н.Н. Каразина из этого цикла под названием «Постройка Закаспийской железной дороги».
Все рисунки для альбома художник исполнил акварелью. Они были изданы а точных хромолитографических копиях. Этот альбом был, пожалуй, последним из дореволюционных литографированных художественных изданий, посвященных Средней Азии. А поездка эта была и последней поездкой Н.Н. Каразина в Среднюю Азию.
ИМЯ, ДОСТОЙНОЕ ЖИТЬ
Дан музе Вашей путь большой,
и вот она живет меж нами -
двойной пленяя красотой:
Востока жгучими очами
и нежной русскою душой!
Из экспромта В. Величко на юбилее Н.Н. Каразина, 1896 г.
Несмотря на то, что Средняя Азия всегда была главной темой творчества Н.Н. Каразина, среднеазиатские сюжеты далеко на исчерпывали всей его деятельности как художника. Он рисовал Петербург и Сибирь, Молдавию и Украину, Кавказ и Памир, Египет и Индию, Японию и Дальний Восток, Финляндию и суровый Север.
Художественная деятельность его была столь обширной, что потребуется, по-видимому, еще немало времени, чтобы разыскать, разобрать и изучить его богатое творческое наследие.
Трудную и интересную жизнь прожил Николай Николаевич Каразин. У него были обширные творческие планы и по части литературной, и по части художественной. Тяжелый недуг, в течение многих лет подтачивавший его здоровье, не дал ему возможности осуществить эти планы. Последствия военных ранений и многотрудных лет, проведенных в Средней Азии, рано стали давать знать о себе. Летом 1898 года Каразин перенес жесточайшее двустороннее воспаление легких. С каждым годом организм Николая Николаевича слабел. Стала исчезать его необыкновенная трудоспособность, и это он переносил особенно тяжело. Постепенно развилась болезнь сердца.
«После яркого пятого года наступила смутная эпоха: все чего-то искали, оживленно спорили, волновались, а за всем этим чувствовалась усталость, разуверенность, пустота», - писал Н. Рерих. Давно распалась дружная когда-то семья художников - членов одного российского художественного цеха. «Никогда не было в русском искусстве такого количества направлений, группировок, объединений, ассоциаций, как в начале XX века. Они выдвигали свои «платформы», свои теоретические программы. Они отрицали предшественников...», - пишет Д. Сарабьянов. Все это не мог не видеть Н.Н. Каразин - «представитель старой живописи», как он сам называл себя в это время. На глазах рушились его идеалы. И это еще более усугубляло его положение.
Весной 1907 года по совету врачей он переехал из Петербурга в Гатчину, славившуюся тогда чистотой воздуха и питьевой воды. Из-за финансовых трудностей большая часть имущества, коллекций, рисунков Каразина была распродана с молотка. После переезда состояние больного поначалу улучшилось, но затем снова начались рецидивы болезни. Летом 1908 года участились сердечные приступы. Николай Николаевич умер 6 декабря 1908 года.
За год до смерти, в конце 1907 года, на заседании совета Академии художеств по предложению Е.Е. Волкова, К.Я. Крыжицкого и А.И. Куинджи «за известность на художественном поприще» Н.Н. Каразину было присвоено почетное звание академика...
Более чем в сорока музеях и галереях Советского Союза хранятся произведения Н.Н. Каразина. Огромно число его книжных и журнальных иллюстраций.
Актуально звучат слова Н.Н. Каразина, взятые эпиграфом ко всему здесь написанному: «Надо, чтобы славные и добрые дела глубоко врезались в душу современников, передавались такими же глубокими, неизгладимыми чертами в сердца потомства и из поколения в поколение, без напоминающей помощи колоссальных, а все-таки не вечных монументов, хранили вечную славу о добрых и мудрых своих предшественниках...»