Как мы ездили на Свадьбу. О Соне и Сакуре
После двух суток пути мы наконец добрались до Сони. У нее в доме, как всегда, шумно. Теперь, кроме ее двух детей, вечерами там бывают еще двое ее племянников помладше с мамой, работница чайного заводика и некий бразилец, непонятным мне образом сюда попавший. Все это многочеловечие сидит на первом этаже и создает приличный шум.
Сыну тут понравилось. Ему подарили деревянный набор вагончиков в чемоданчике, его приняли в игру и ему было совершенно наплевать на языковые барьеры. Только люди постарше пытались спросить меня, что он им говорит - остальные, кажется, прекрасно все понимали без переводчика (а если не понимали, то игре это не мешало ни коим образом). В какой-то момент стало страшно, что сын просто откажетс оттуда уходить.
Нас с мужем поили чаем. Юрка благородно терпел питие из маленьких чашек и даже отвечал содержательно, когда его спрашивали, какой чай ему больше нравится. Подарили Соне флакон 19 века из Юркиных запасов и подвеску из чароита; надо было детям тоже чего-нибудь подарить, но тут я всегда теряюсь.
Вечером оставили нас ужинать (лапша с утушенной говядиной, кукурузная мешанина с морковью и грибами, куча всякой травы и рис). На нас напал бразилец с живописанием своей биографии. Хорошо, что английский у него еще хуже, чем китайский, и было мало что понятно.
После ужина нас (вернее, наши вещи) закинули в гостиницу и повезли на ночной рынок. Зачем-то протащили нас по одежным рядам, потом дети зависли у автоматов и тира, и пока они там зависали, я безбожно объедалась, потому что делать было больше нечего.
Утром мы сели на автобус и покатили в горы. Идея была в том, чтобы закинуть вещи в Пьянань, а самим скататься выше, в национальный парк, погулять в садах. До Пьянаня добрались, а там чуть не слезли с автобуса, потому что местные мои знакомые стали нас пугать, что в сады нас не пустят. Оказалось, что туда не пускают на машинах - а на автобусе пожалуйста. Особенно сильно это ограничение стало ощущаться за 5 км до въезда, когда в автобус набилось куча народу, желающих попасть в сады, и бросивших поэтому машины в ближайшем поселке. Было их не меньше, чем тех, кто ехал с самой равнины. И шуму от них было тоже не меньше.
В садах, оказывается, начала распускаться сакура, и все рванули туда за душевной гармонией. Какая уж тут гармония, если треть садов забита припаркованными машинами, везде туристические автобусы и толпы людей...
Если отойти от самого сакурного места, можно было даже относительно спокойно погулять. Тут сын решил, что пора стать моделью, и требовал фотографироваться чуть ли не на каждом камне.
Нашатались до сыта, еле влезли в обратный автобус, спустились в Пьянань, поели и завалились спать, наплевав на изначальные планы сходить посмотреть чайную плантацию. Вечером еще сходили на чай к Саюн, где Данька старательно отбирал игрушки у ее внука (внук в долгу не оставался).
В общем, Иланьские дни у нас были набиты детьми, чаем и сакурой.
Сыну тут понравилось. Ему подарили деревянный набор вагончиков в чемоданчике, его приняли в игру и ему было совершенно наплевать на языковые барьеры. Только люди постарше пытались спросить меня, что он им говорит - остальные, кажется, прекрасно все понимали без переводчика (а если не понимали, то игре это не мешало ни коим образом). В какой-то момент стало страшно, что сын просто откажетс оттуда уходить.
Нас с мужем поили чаем. Юрка благородно терпел питие из маленьких чашек и даже отвечал содержательно, когда его спрашивали, какой чай ему больше нравится. Подарили Соне флакон 19 века из Юркиных запасов и подвеску из чароита; надо было детям тоже чего-нибудь подарить, но тут я всегда теряюсь.
Вечером оставили нас ужинать (лапша с утушенной говядиной, кукурузная мешанина с морковью и грибами, куча всякой травы и рис). На нас напал бразилец с живописанием своей биографии. Хорошо, что английский у него еще хуже, чем китайский, и было мало что понятно.
После ужина нас (вернее, наши вещи) закинули в гостиницу и повезли на ночной рынок. Зачем-то протащили нас по одежным рядам, потом дети зависли у автоматов и тира, и пока они там зависали, я безбожно объедалась, потому что делать было больше нечего.
Утром мы сели на автобус и покатили в горы. Идея была в том, чтобы закинуть вещи в Пьянань, а самим скататься выше, в национальный парк, погулять в садах. До Пьянаня добрались, а там чуть не слезли с автобуса, потому что местные мои знакомые стали нас пугать, что в сады нас не пустят. Оказалось, что туда не пускают на машинах - а на автобусе пожалуйста. Особенно сильно это ограничение стало ощущаться за 5 км до въезда, когда в автобус набилось куча народу, желающих попасть в сады, и бросивших поэтому машины в ближайшем поселке. Было их не меньше, чем тех, кто ехал с самой равнины. И шуму от них было тоже не меньше.
В садах, оказывается, начала распускаться сакура, и все рванули туда за душевной гармонией. Какая уж тут гармония, если треть садов забита припаркованными машинами, везде туристические автобусы и толпы людей...
Если отойти от самого сакурного места, можно было даже относительно спокойно погулять. Тут сын решил, что пора стать моделью, и требовал фотографироваться чуть ли не на каждом камне.
Нашатались до сыта, еле влезли в обратный автобус, спустились в Пьянань, поели и завалились спать, наплевав на изначальные планы сходить посмотреть чайную плантацию. Вечером еще сходили на чай к Саюн, где Данька старательно отбирал игрушки у ее внука (внук в долгу не оставался).
В общем, Иланьские дни у нас были набиты детьми, чаем и сакурой.