Причины того, почему я уехала в Англию (продолжение)
Итак, закончился прошлый пост тем, где, кем и почему я работала в Висагинасе. Недолго я работала воспитателем общежития, потом пошли другие работы: техник ЖКО, экономист-снабженец на хлебозаводе, потом грянула "великая литовская независимость" (не умею изображать смайликами кривую усмешку, вы представьте).
Все посыпалось, промышленность, сельское хозяйство. Началось время испытаний. Наш русский город (только 6% литовцев было в 1991 году) испытал страшный шок. У всех родственники, корни в России, других республиках бывшего СССР, и вдруг - заграница, визы, вызовы. Встал на повестку вопрос языка, литовский никто не изучал, его практически редко можно было услышать в городе, литовцы и те с неохотой его использовали, особенно на работе, многих терминов, особенно из ядерной энергетики, на литовском языке просто не существовало. Горожане не особенно понимали и смысл литовской независимости, по их мнению, литовцы и так жили лучше всех в СССР, чего им еще надо. У меня было по-другому. Я отлично знала литовский еще до приезда в Висагинас, потому как пожила несколько лет в других, чисто литовских городах, особенно - в отличавшемся национальным патриотизмом (русские предпочитали называть это национализмом) Каунасе. Сделаю еще одно отступление, чтобы стало понятней, как и почему я попала в Литву. Я закончила МИХМ, меня направили в Бердск Новосибирской области, на гидролизный, что ли, завод. Приехала на заводик, предположительно выпускавший какие-то продукты для птицеводства. На проходной - дюжие мордовороты с пистолетами, на территорию завода не пропускают, пока не произведут полную проверку моей личности. Денег у меня - месячная зарплата в виде подъемных. Месяц ждала подтверждения моей политической благонадежности, потом посетила территорию завода, где располагался медпункт. Там только начала заполнять анкету, в первой строке был вопрос, болела ли туберкулезом - ответ был положительным, в детстве я им болела, потому как в сталинском концлагере с прививками для новорожденных было плоховато. Несмотря на полное выздоровление, в работе на этом предприятии мне категорически отказали. Так что пришлось мне несолоно хлебавши ехать назад в Москву, в министерство, за новым назначением. Чиновник нерешительно спросил - в Приморский край поедете? Там тоже гидролизный завод. Подумалось - отсижу там еще месяц, а вдруг придется через всю страну снова назад тащиться? Да и денег на дорогу нет, министерство второй раз подъемные не платит. Спросила, а в Литве ничего нет? Там мои родители живут. Был и там гидролизный завод. (Еще одно советское чудо - моя специальности была "Машины и аппараты для производства азотных удобрений", а на распределении мне предлагали только гидролизные заводы, ни один человек не попал ни на одно азотное предприятие). Так я попала в Литву. Жила с родителями, пока не родился мой сын - больной, некрасивый, неумный, шумный, "неправильный", который быстро стал персоной "нот грата" для родителей. Не хотелось их обременять, надо было искать пути получить собственное жилье. В то время этот путь был практически один - поехать на "комсомольскую стройку", где бурно строилось жилье. Что я и сделала, после нескольких лет жизни с сыном в общежитиях и бараках, получила вожделенную "полуторку". Литовский я стала изучать немедленно по прибытии сюда, на моей первой работе нас было несколько девчат-молодых специалистов, мы учили литовский наперегонки, соревнуясь. В нашем общежитии жили несколько литовок, жили мы дружно и разговаривали на обоих языках или на смешной смеси обоих. Через 3 месяца по прибытии в Литву меня перевели в начальники смены, в которой было много малограмотных, не говорящих по-русски грузчиков, пришлось не только объясняться, но и ругаться с ними по-литовски насчет нарядов и пьянок на работе (ежедневных). Потом я стала много читать по-литовски, много было литературы не переведенной на русский. Я узнала многое об истории страны, в частности, о жестоком подавлении студенческой демонстрации в Каунасе, самосожжении студента Римаса Каланты. Все это было известно из советской прессы, где преподносилось как отрыжка национализма и бандитизм. Но живя между литовцами, я услышала другую сторону - и ужаснулась. Страшный шок был у меня, когда от секретаря комитета комсомола нашего отдела (!) я услышала фразу - "Мы гораздо лучше жили при фашистской оккупации, чем при советской" (это в 1979 году примерно!). Я готова была подраться с ним, ненавидела, спорила до хрипоты. Но все литовцы только улыбались в ответ мою горячность, потом один за другим стали рассказывать - о том, какими добрыми были немцы - с литовцами, как они угощали детей конфетами, и какими жестокими были русские, сколько людей было отправлено в Сибирь, какой огромный процент населения был утрачен маленькой Литвой после освобождения (почти треть). Узнала я о пакте Молотова-Риббентропа, которые одним росчерком на карте решили судьбу Прибалтики, не спросив мнения народов этих стран. Лесные братья, о которых я слышала, читала в советских книгах только страшные вещи, оказались по мнению литовцев, неуловимыми мстителями, местными Робин Гудами, а охотившиеся на них кегебисты - палачами, грабителями и насильниками. Признавали, правда, что жестокость процветала с обеих сторон. Рассказывали честно и о том, с каким радостным энтузиастом литовцы ловили и расстреливали евреев, немцы мало участвовали в этом процессе - местные жители сделали все за них, поделив имущество убитых евреев, которые часто были зажиточными лавочниками и ремесленниками в маленьких городках. Таким образом система привитых мне с детства взглядов дала глубокую трещину. Вспомнилось, как иронизировали над нашим "социализмом" учившиеся в моем институте иностранцы, говорившие, что никогда не будут строить такой социализм в своих странах. Подумалось, какое моральное право имеет Россия учить всех, как жить, если не может сделать порядка и процветания в собственной стране. Сравнила чистую ухоженную Литву, в которой даже последний пьяница в каждой деревне выращивает цветы во дворе, и Россию. Я попыталась вернуться на родину, когда родился мой сын в 1976 году, поехала в Березники, где все еще жило много старых друзей. Родила там сына, пробыла там 7 месяцев и поняла, что мы погибнем тут. За все время пребывания ни разу не видела мяса в магазине, ела практически только картошку несколько месяцев. Город моего детства поразил исключительной грязью, мусором и поголовным пьянством. Так что я вернулась в Литву к родителям, спасая его жизнь. Когда началось движение за независимость Литвы, я уже горячо ему сочувствовала. Стала "белой вороной" среди висагинцев, не знавших истории Литвы, ее языка, обычаев, и, как правило, не желавших знать. Независимость не принесла с собой процветания, само собой. Поначалу была блокада со стороны России, развал хозяйства, напрасные надежды на помощь Запада в награду за помощь в развале Союза. Потом потихоньку хозяйство стало восстанавливаться. Меня кормило мое знание языка. Я начала работать переводчицей с литовского, днем - в разных предприятиях поначалу, в газете, дома - частным образом. Литовский язык стал государственным, на нем издавались все законы, часто меняющиеся в новом государстве, а знание их было необходимо для хозяйственной деятельности множества мелких предприятий, рождавшихся и умиравших без счета. Знание литовского языка было законодательно признано необходимым для многих категорий работников, люди лихорадочно его учили, сдавали экзамены на нужные категории, потом чаще всего забывали за ненадобностью. Перевод законов и стал основным "куском хлеба" для меня. Так я получила работу на атомной станции - вожделенную работу для каждого висагинца, дающую уверенность в завтрашнем дне и определенное материальное благополучие. Надо заметить, что атомная станция обеспечивает более 80% энергетических нужд страны, так что огромным шоком явилось требование Евросоюза о ее закрытии, обусловившее членство в ЕС. Литве не оставили выбора, 31 декабря 2009 года станция должна быть закрыта. И будет. Многие висагинцы, имевшие российские корни, надо сказать, подумывали о переселении на родину. Но Россия - не Германия, раскиданные по мировым просторам ее дети ее волнуют мало. Думается, бывших прибалтийцев, отравленных бациллами западных свобод, тоже не особо ждут в России, даже тех, о бедственном положении которых Россия кричит на каждом углу - неграждан Латвии и Эстонии. В Литве все граждане, тут не было проблем с русскими, как в меньших по размеру соседках, процент их по сравнению с ними был небольшой, так что Литва могла позволить себе красивый жест - дать гражданство всем. А в России к прибалтийцам относятся как к предателям, видимо, ожидали большего сопротивления движениям независимости с их стороны. Одна женщина из моего отдела решила было вернуться в Россию, продали квартиру в Литве, приобрели в России, поехали, торчали там почти три года, так и не получили не вида на жительство, ни гражданства, ни работы. Прожили все накопленное, и вернулись назад, купили дешевую дачу, там и живут с тех пор. Она умерла быстро от рака, может, переживания ускорили уход. Теперь, я слышала, получение вида на жительство упрощено. Не знаю, но мне кажется, поздно. Россия - матушка в очередной раз доказала, что она мачеха своим детям. Членство в Евросоюзе открыло для литовцев новые возможности для эмиграции, которыми они и воспользовались в полной мере. Сегодня Литва занимает первое место в ЕС по проценту эмигрировавших. Я отдавала себе отчет, что при закрытии АЭС я потеряю работу одна из первых, я не специалист ядерной энергетики. Так что я взялась за изучение английского. Потом оставила сына, наняв женщину смотреть за ним, и поехала. Общалась с сыном через компьютер с вэб-камерой ежедневно, а также с женщиной, что за ним ухаживала. Висагинас пустеет, множество людей эмигрировало, но в Россию - очень малый процент. Вроде бы это меняется, наших сейчас приглашают принять участие в строительстве и эксплуатации новой АЭС в Калининградской области. Может, будет какой-то прорыв. Посмотрим.
Все посыпалось, промышленность, сельское хозяйство. Началось время испытаний. Наш русский город (только 6% литовцев было в 1991 году) испытал страшный шок. У всех родственники, корни в России, других республиках бывшего СССР, и вдруг - заграница, визы, вызовы. Встал на повестку вопрос языка, литовский никто не изучал, его практически редко можно было услышать в городе, литовцы и те с неохотой его использовали, особенно на работе, многих терминов, особенно из ядерной энергетики, на литовском языке просто не существовало. Горожане не особенно понимали и смысл литовской независимости, по их мнению, литовцы и так жили лучше всех в СССР, чего им еще надо. У меня было по-другому. Я отлично знала литовский еще до приезда в Висагинас, потому как пожила несколько лет в других, чисто литовских городах, особенно - в отличавшемся национальным патриотизмом (русские предпочитали называть это национализмом) Каунасе. Сделаю еще одно отступление, чтобы стало понятней, как и почему я попала в Литву. Я закончила МИХМ, меня направили в Бердск Новосибирской области, на гидролизный, что ли, завод. Приехала на заводик, предположительно выпускавший какие-то продукты для птицеводства. На проходной - дюжие мордовороты с пистолетами, на территорию завода не пропускают, пока не произведут полную проверку моей личности. Денег у меня - месячная зарплата в виде подъемных. Месяц ждала подтверждения моей политической благонадежности, потом посетила территорию завода, где располагался медпункт. Там только начала заполнять анкету, в первой строке был вопрос, болела ли туберкулезом - ответ был положительным, в детстве я им болела, потому как в сталинском концлагере с прививками для новорожденных было плоховато. Несмотря на полное выздоровление, в работе на этом предприятии мне категорически отказали. Так что пришлось мне несолоно хлебавши ехать назад в Москву, в министерство, за новым назначением. Чиновник нерешительно спросил - в Приморский край поедете? Там тоже гидролизный завод. Подумалось - отсижу там еще месяц, а вдруг придется через всю страну снова назад тащиться? Да и денег на дорогу нет, министерство второй раз подъемные не платит. Спросила, а в Литве ничего нет? Там мои родители живут. Был и там гидролизный завод. (Еще одно советское чудо - моя специальности была "Машины и аппараты для производства азотных удобрений", а на распределении мне предлагали только гидролизные заводы, ни один человек не попал ни на одно азотное предприятие). Так я попала в Литву. Жила с родителями, пока не родился мой сын - больной, некрасивый, неумный, шумный, "неправильный", который быстро стал персоной "нот грата" для родителей. Не хотелось их обременять, надо было искать пути получить собственное жилье. В то время этот путь был практически один - поехать на "комсомольскую стройку", где бурно строилось жилье. Что я и сделала, после нескольких лет жизни с сыном в общежитиях и бараках, получила вожделенную "полуторку". Литовский я стала изучать немедленно по прибытии сюда, на моей первой работе нас было несколько девчат-молодых специалистов, мы учили литовский наперегонки, соревнуясь. В нашем общежитии жили несколько литовок, жили мы дружно и разговаривали на обоих языках или на смешной смеси обоих. Через 3 месяца по прибытии в Литву меня перевели в начальники смены, в которой было много малограмотных, не говорящих по-русски грузчиков, пришлось не только объясняться, но и ругаться с ними по-литовски насчет нарядов и пьянок на работе (ежедневных). Потом я стала много читать по-литовски, много было литературы не переведенной на русский. Я узнала многое об истории страны, в частности, о жестоком подавлении студенческой демонстрации в Каунасе, самосожжении студента Римаса Каланты. Все это было известно из советской прессы, где преподносилось как отрыжка национализма и бандитизм. Но живя между литовцами, я услышала другую сторону - и ужаснулась. Страшный шок был у меня, когда от секретаря комитета комсомола нашего отдела (!) я услышала фразу - "Мы гораздо лучше жили при фашистской оккупации, чем при советской" (это в 1979 году примерно!). Я готова была подраться с ним, ненавидела, спорила до хрипоты. Но все литовцы только улыбались в ответ мою горячность, потом один за другим стали рассказывать - о том, какими добрыми были немцы - с литовцами, как они угощали детей конфетами, и какими жестокими были русские, сколько людей было отправлено в Сибирь, какой огромный процент населения был утрачен маленькой Литвой после освобождения (почти треть). Узнала я о пакте Молотова-Риббентропа, которые одним росчерком на карте решили судьбу Прибалтики, не спросив мнения народов этих стран. Лесные братья, о которых я слышала, читала в советских книгах только страшные вещи, оказались по мнению литовцев, неуловимыми мстителями, местными Робин Гудами, а охотившиеся на них кегебисты - палачами, грабителями и насильниками. Признавали, правда, что жестокость процветала с обеих сторон. Рассказывали честно и о том, с каким радостным энтузиастом литовцы ловили и расстреливали евреев, немцы мало участвовали в этом процессе - местные жители сделали все за них, поделив имущество убитых евреев, которые часто были зажиточными лавочниками и ремесленниками в маленьких городках. Таким образом система привитых мне с детства взглядов дала глубокую трещину. Вспомнилось, как иронизировали над нашим "социализмом" учившиеся в моем институте иностранцы, говорившие, что никогда не будут строить такой социализм в своих странах. Подумалось, какое моральное право имеет Россия учить всех, как жить, если не может сделать порядка и процветания в собственной стране. Сравнила чистую ухоженную Литву, в которой даже последний пьяница в каждой деревне выращивает цветы во дворе, и Россию. Я попыталась вернуться на родину, когда родился мой сын в 1976 году, поехала в Березники, где все еще жило много старых друзей. Родила там сына, пробыла там 7 месяцев и поняла, что мы погибнем тут. За все время пребывания ни разу не видела мяса в магазине, ела практически только картошку несколько месяцев. Город моего детства поразил исключительной грязью, мусором и поголовным пьянством. Так что я вернулась в Литву к родителям, спасая его жизнь. Когда началось движение за независимость Литвы, я уже горячо ему сочувствовала. Стала "белой вороной" среди висагинцев, не знавших истории Литвы, ее языка, обычаев, и, как правило, не желавших знать. Независимость не принесла с собой процветания, само собой. Поначалу была блокада со стороны России, развал хозяйства, напрасные надежды на помощь Запада в награду за помощь в развале Союза. Потом потихоньку хозяйство стало восстанавливаться. Меня кормило мое знание языка. Я начала работать переводчицей с литовского, днем - в разных предприятиях поначалу, в газете, дома - частным образом. Литовский язык стал государственным, на нем издавались все законы, часто меняющиеся в новом государстве, а знание их было необходимо для хозяйственной деятельности множества мелких предприятий, рождавшихся и умиравших без счета. Знание литовского языка было законодательно признано необходимым для многих категорий работников, люди лихорадочно его учили, сдавали экзамены на нужные категории, потом чаще всего забывали за ненадобностью. Перевод законов и стал основным "куском хлеба" для меня. Так я получила работу на атомной станции - вожделенную работу для каждого висагинца, дающую уверенность в завтрашнем дне и определенное материальное благополучие. Надо заметить, что атомная станция обеспечивает более 80% энергетических нужд страны, так что огромным шоком явилось требование Евросоюза о ее закрытии, обусловившее членство в ЕС. Литве не оставили выбора, 31 декабря 2009 года станция должна быть закрыта. И будет. Многие висагинцы, имевшие российские корни, надо сказать, подумывали о переселении на родину. Но Россия - не Германия, раскиданные по мировым просторам ее дети ее волнуют мало. Думается, бывших прибалтийцев, отравленных бациллами западных свобод, тоже не особо ждут в России, даже тех, о бедственном положении которых Россия кричит на каждом углу - неграждан Латвии и Эстонии. В Литве все граждане, тут не было проблем с русскими, как в меньших по размеру соседках, процент их по сравнению с ними был небольшой, так что Литва могла позволить себе красивый жест - дать гражданство всем. А в России к прибалтийцам относятся как к предателям, видимо, ожидали большего сопротивления движениям независимости с их стороны. Одна женщина из моего отдела решила было вернуться в Россию, продали квартиру в Литве, приобрели в России, поехали, торчали там почти три года, так и не получили не вида на жительство, ни гражданства, ни работы. Прожили все накопленное, и вернулись назад, купили дешевую дачу, там и живут с тех пор. Она умерла быстро от рака, может, переживания ускорили уход. Теперь, я слышала, получение вида на жительство упрощено. Не знаю, но мне кажется, поздно. Россия - матушка в очередной раз доказала, что она мачеха своим детям. Членство в Евросоюзе открыло для литовцев новые возможности для эмиграции, которыми они и воспользовались в полной мере. Сегодня Литва занимает первое место в ЕС по проценту эмигрировавших. Я отдавала себе отчет, что при закрытии АЭС я потеряю работу одна из первых, я не специалист ядерной энергетики. Так что я взялась за изучение английского. Потом оставила сына, наняв женщину смотреть за ним, и поехала. Общалась с сыном через компьютер с вэб-камерой ежедневно, а также с женщиной, что за ним ухаживала. Висагинас пустеет, множество людей эмигрировало, но в Россию - очень малый процент. Вроде бы это меняется, наших сейчас приглашают принять участие в строительстве и эксплуатации новой АЭС в Калининградской области. Может, будет какой-то прорыв. Посмотрим.