Про Катину бабушку
Строго говоря, это была Катина прабабушка. Ей было около девяноста лет и жила она в поселке на перевале. Кто не знает, что такое перевал, попробуйте представить: полтора часа на машине по очень крутому горному серпантину все время вверх. Мы ехали втроем на мотоцикле с коляской и это были, натурально, космические перегрузки. Хуже всех было Коле, который вел мотоцикл "Урал". Хотя меня тошнило и в коляске. И вот когда вы взобрались на гору и дорога превратилась из вертикальной в просто наклонную - можете считать, что вы на месте. В радиусе 20 километров от этого поселка не было ничего. Ничегошеньки. Одно только гнусное сельпо, в котором продавались пиво, хлеб и проклятые консервы "цыпленок в собственном соку", навеки врезавшиеся мне в память. Покупка сигарет напоминала визит к наркодилеру - надо было позвонить в дверь квартиры, которую указали местные, назвать кодовое слово, затем купить блок элэма по тройной цене. То же и с алкоголем, но "водкой" они называли продукт возгонки собственного приготовления, так что мы не рискнули. Однако вернемся к бабушке. Она была достаточно дряхлая, но создавала впечатление человека вполне разумного, сохранившего в столь преклонном возрасте рассудок. Позже мы узнаем, что впечатление было ложное, но это произойдет не сразу, а только через пару дней. Только слабость не позволит ей порешить нас топором, забыв, что мы гостим у нее и приняв за грабителей. А пока Катя устраивала смотрины, показывая прабабушке Колю с самых выгодных сторон. Бабушка казалась довольной, поскольку то и дело повторяла "Коленька, ангелок", обращаясь к огромному лысому детине. Что, впрочем, не помешало ей прокрасться в комнату глухой ночью и внезапно включить свет - а ну как у нас там происходит что-то интересное. Ничего интересного, разумеется, не происходило. Все спали тревожным сном, продолжая вновь и вновь переживать бесконечный путь к перевалу. Так что вспышки света нас почти не беспокоили. Наутро Коля уехал даже не разбудив бабушки - так она умаялась во время своих ночных налетов. А к вечеру она пришла в комнату, где мы готовились к вылазке в поселок. Там она села на кровать и принялась качать ножками, сцепив их друг с дружкой, и положив на коленки круглый живот с удобно сложенными на нем ручками. Она была настолько маленькая, что на кровать забиралась с усилием, а ножки очень здорово не доставали до пола. И мы что-то говорили ей, она что-то отвечала, но было видно, что пришла она не за тем. Что-то очень мучило бабушку. Что-то грызло ее изнутри. Очень долго она пыталась сформулировать свой вопрос к внучке, а когда сделала это, то сделала самым лучшим образом. Прошло двадцать лет, а она все еще стоит у меня перед глазами, как живая.
- А что, Катя, - рубанула бабка с плеча. - А есть ли у Коли хер?
Катя посмотрела на меня вытаращенными глазами, краснея от сдерживаемого смеха. Теперь была ее очередь думать, и она тоже справилась. Сделала невинную гримаску, повернулась к бабушке и чистым детским голоском спросила:
- А что такое "хер", бабушка?
История начала мне нравиться, главное было не спугнуть. Я тоже вылупилась на бабку в ожидании объяснений. О, какая дивная метаморфоза произошла со старушкой. Ее лицо осветилось высокомерием, она вздернула подбородок и снисходительно взирала на нас, не переставая болтать ножками, а весь вид ее говорил: "Салаги, щеглы, младенцы!". И, насладившись вдоволь своим несомненным превосходством, бабушка снизошла до ответа:
- Ну как же. Хер - это хер! - многозначительно и даже несколько пафосно произнесла она.
Кате игра тоже нравилась, потому она приняла еще более глупый вид и тоном последней Красной Шапочки на Земле задала следующий вопрос:
- А зачем он нужен, бабушка?
В этом месте бабка даже на секунду перестала радоваться нашему унижению, ибо увидала воочию настоящее слабоумие.
- Как зачем? - всплеснула она ручками и хлопнула себя по коленкам. - Чтоб ябаца!
Мы ужасно боялись заржать и все испортить. Но она уже про нас забыла. Глаза ее заволокло, она поглядела в потолок и мечтательно возвестила:
- Вот була я молода. Та жила у Харькиве. Вот там-то меня и ябли.
Я не знаю, как мы там выжили, правда не знаю. Ржать все-таки было нельзя, потому что дальше пошли истории из бурного прошлого прабабушки. Она поведала нам про своего мужа, председателя колхоза. Который был весьма кучеряв. Общение с тем поколением всегда создавало у меня впечатление, что мужчина в юности наших прабабушек мог быть любым квазимодой, лишь бы был кучеряв. Курчавость служила индульгенцией на прочие недостатки, курчавость же являлась главным достоинством. Иван кучеряв, а чего добился ты. И вот однажды бабушка искала по всему колхозу председателя и никак не могла найти. Добрые люди указали ей на чей-то сеновал, где бабушка и обнаружила своего кучерявого супруга верхом на каком-то колхозном товарище женского пола. И вступила в ближний бой. Норовя повредить, разумеется, самое ценное. Со слов бабушки, она вцепилась ему в кудрявую шевелюру и много, очень много оттуда надрала, а ей, этой проститутке, "тоже надрала, и ТУДА руку засунула, и ТАМ надрала". И весьма энергично показала руками, как она это сделала. И спустя семьдесят лет у нее горели глаза, наверное так же, как в тот великий день. И тут уж мы заржали, всхлипывая и размазывая по физиономиям свежую тушь.
А она, раскачиваясь, спустилась с кровати и ушла, начисто потеряв к нам интерес. И пожалев, наверно, что затеяла вот это всё. О чем с нами было разговаривать, с безмозглыми шестнадцатилетками.
- А что, Катя, - рубанула бабка с плеча. - А есть ли у Коли хер?
Катя посмотрела на меня вытаращенными глазами, краснея от сдерживаемого смеха. Теперь была ее очередь думать, и она тоже справилась. Сделала невинную гримаску, повернулась к бабушке и чистым детским голоском спросила:
- А что такое "хер", бабушка?
История начала мне нравиться, главное было не спугнуть. Я тоже вылупилась на бабку в ожидании объяснений. О, какая дивная метаморфоза произошла со старушкой. Ее лицо осветилось высокомерием, она вздернула подбородок и снисходительно взирала на нас, не переставая болтать ножками, а весь вид ее говорил: "Салаги, щеглы, младенцы!". И, насладившись вдоволь своим несомненным превосходством, бабушка снизошла до ответа:
- Ну как же. Хер - это хер! - многозначительно и даже несколько пафосно произнесла она.
Кате игра тоже нравилась, потому она приняла еще более глупый вид и тоном последней Красной Шапочки на Земле задала следующий вопрос:
- А зачем он нужен, бабушка?
В этом месте бабка даже на секунду перестала радоваться нашему унижению, ибо увидала воочию настоящее слабоумие.
- Как зачем? - всплеснула она ручками и хлопнула себя по коленкам. - Чтоб ябаца!
Мы ужасно боялись заржать и все испортить. Но она уже про нас забыла. Глаза ее заволокло, она поглядела в потолок и мечтательно возвестила:
- Вот була я молода. Та жила у Харькиве. Вот там-то меня и ябли.
Я не знаю, как мы там выжили, правда не знаю. Ржать все-таки было нельзя, потому что дальше пошли истории из бурного прошлого прабабушки. Она поведала нам про своего мужа, председателя колхоза. Который был весьма кучеряв. Общение с тем поколением всегда создавало у меня впечатление, что мужчина в юности наших прабабушек мог быть любым квазимодой, лишь бы был кучеряв. Курчавость служила индульгенцией на прочие недостатки, курчавость же являлась главным достоинством. Иван кучеряв, а чего добился ты. И вот однажды бабушка искала по всему колхозу председателя и никак не могла найти. Добрые люди указали ей на чей-то сеновал, где бабушка и обнаружила своего кучерявого супруга верхом на каком-то колхозном товарище женского пола. И вступила в ближний бой. Норовя повредить, разумеется, самое ценное. Со слов бабушки, она вцепилась ему в кудрявую шевелюру и много, очень много оттуда надрала, а ей, этой проститутке, "тоже надрала, и ТУДА руку засунула, и ТАМ надрала". И весьма энергично показала руками, как она это сделала. И спустя семьдесят лет у нее горели глаза, наверное так же, как в тот великий день. И тут уж мы заржали, всхлипывая и размазывая по физиономиям свежую тушь.
А она, раскачиваясь, спустилась с кровати и ушла, начисто потеряв к нам интерес. И пожалев, наверно, что затеяла вот это всё. О чем с нами было разговаривать, с безмозглыми шестнадцатилетками.