Александров или «Русское Фонтенбло» 15-07-07
Теперь в Александрове делают телевизоры «Рекорд» и в последний раз перед Ярославским вокзалом останавливаются поезда, идущие с далекого севера. Однако во времена оные, когда не было города, а была Александрова Слобода, здесь находилась резиденция московских правителей. Специально выстроенный загородный дворец уже не просто Великих князей, а царей. Потом будет Царское Село и Петергоф - русский Версаль. Это же Фонтенбло - так же предшествующий и ту же роль исполняющий. По сути, Слобода это рубеж между Московией и Российской империей. Сами понимаете, не побывать там - было никак нельзя.
Фотоаппарат я с собой не взял. Зато его взяла Natie причем не банальную мыльницу, как у меня, а вполне серьезную машинку. Так что все приведенные ниже фотографии - ее, за что ей большущее спасибо и огромная моя благодарность.
Добрались мы до цели с ветерком и комфортом на ярославском экспрессе и уже на вокзале в Александрове встретились с другой моей владимирской знакомой - Зоей. Надо сказать, крайне забавное это ощущение - встречаться со знакомыми из другого города не на их территории и не у себя дома, а на нейтральной, где оба в гостях, где для обоих все незнакомо.
Можно тут возразить, что наши города, и особенно райцентры типа Александрова так похожи, что нечего тут необычного нет и в помине. Не знаю. Каждый раз мне трудно отделаться от попыток отыскать что-то необычное даже в стандартных шеренгах ларьков.
Вот и Александров порадовал необычностью прямо с порога. Никогда раньше не видел, чтобы вечный огонь и прямо перед вокзалом. А тут пожалуйста: голубые ели, пушки и памятник. Интересно, что и сама площадь вовсе не Привокзальная, а Комсомольская. Удивительно, но в центре старая Соборная площадь - сохранила свое название.
Когда сходишь с поезда и выходишь за ворота станции, площадь производит впечатление не лучшее - справа замученные жизнью ларьки и всполошные пассажиры, слева - не менее утомленные судьбой автобусы, а впереди те же надкусанные ларьки и остановка, за ней - потертый кирпичный дом и жизнерадостный лозунг эпохи развитого социализма. Чуть ли не «Слава КПСС». А выйдешь в сквер к Вечному огню, встанешь лицом к памятнику, к внушительному, как оказывается, зданию вокзала, и пускай голубые ели щедро присыпаны пылью, а между плитами площади густо растет трава, почувствуешь совсем иную картину.
Не могу отделаться от ощущения, что облик привокзальной площади является ярким выражением современного состояния города, его масштаба и роли в современности. Порой площадь масштабная, но кругом только жилые дома годов 70-х, и нет следа супермаркетов и торговых центров. И видно, что в советское время был тут крупный промышленный центр, довольно значимый и важный, а теперь все пусто и глухо. Или вокзал может быть крупным, а площадь - сквер с танком и кругом нее - деревянные дома. И действительно нет никакого города. Как был он станцией не железной дороге, так ей и остался, даром, что на карте здоровый. Или вот Александров. Был городом первого советского телевизора. А теперь сюда ездят бабки на молочных электричках каждую субботу, и утомленный народ мотается на работу в Москву.
А ведь было время другого ритма жизни и другого подхода к делу. Как водится, основание города теряется в глубине веков и версий его происхождения несколько. В частности - Невским. Потому что Александр. Оно же крайне логично, что Александров основан Александром, разве нет? И туристам есть чего порассказать о переяславско-невском князе. Однако признанный отец-основатель пока безвестен.
Наверняка известно только то, что было тут село Кушниково, которое Василием III-м переименовано в Новую слободу Александровскую и в котором он выстроил дворец. Надо понимать: дворцы, особенно такие, в которые затем переносится царский двор просто так не учреждаются. Штука в том, что со времен Ивана Калиты, хитрого и дельного московского князя эти места между Москвой и Юрьевом Польским были местом диким, малозаселенным и потому слабым местом княжества - места без крепостей почти ничьи, а держать крепость в глуши накладно. Особенно тогдашней Москве - маленькому городку среди лесов и болот, вдали от торговых путей. Выход из этой ситуации Калита нашел в том, что объявил эти земли свободной экономической зоной, территорией, освобожденной от податей - слободой. Район получится немаленький, потому и назвали соответственной - Великой Слободой. Дело пошло, народ сюда потянулся и земли Москва не потеряла. Напротив - приросла ими, как в учебниках и пишется. Тогдашний центр Слободы - нынешнее сельцо Старая Слобода, которая чуть выше Александрова по речке Серой.
Как Калита занимался построением из глухой Москвы великого княжества, Василий III строил царство. Империю. А в Москве рядом с боярами, насосавшимися за годы у власти как-то у него складывалось не очень. Карма тянула. Ну и пережитки феодальные. От них в ту пору никуда не деться было. Разве что на новое место, где нет ни бояр, ни пережитков, ни бояр, а есть народ новый и приимчивый. Слобода, согдаситесь, где народ живет дельный, мобильный, делом занимается, для такой цели очень даже подходит. В общем, Василий в сельце Кушникове дворец и построил. А рядом с ним возникло инфраструктурное поселение - слобода, правда теперь уже это слово имело другой смысл - компактное поселение людей определенной профессии или рода занятий. Надо же царю что-то есть, во что-то одеваться и т.п. У исследователей, кстати, есть основания предполагать, что Василий, как и Калита объявил землю возле дворца такой же свободной от податей зоной. Чтобы народ потянулся. Народ и потянулся. Новый, который от феодальных пережитков уже тогда стремился держаться подальше. Чего Василию и было надо. Вполне вероятно, что замысел его был куда круче. Государям государем его уже именовали (хотя царем-императором себя объявить решился только Грозный), так что и новый дворец выстроенный с чистого лица новыми людьми мог стать императорской резиденцией, отдаленной от старых общин и городов. Так же французские монархи на пороге абсолютизма перестроили не какой-нибудь свой замок на Луаре, именно
Фонтенбло, именно его сделали своей потенциально императорской резиденцией. Правда, в те времена очень уж по-разному представляли дворец и дворцовые парки у нас и во Франции, зато и то и другое - один и тот же 16-й век. Занятно, однако. Параллель.
Грозный вслед за отцом, видимо, так же воспринимал и оценивал Александровскую слободу, и в итоге во времена опричнины она действительно стала постоянной столицей.
Вот на этот-то императорский дворец мы и приехали поглядеть. Здесь можно начинать хихикать над моей наивностью. Да! Я такой большой, а все в сказки верю!
Рядом с вокзалом, на углу Октябрьской и ведущей к центру Ленина обнаружился книжный магазин. Являясь откровенным картоманом я заявил что жить без карты не могу и если сейчас же не обрету ее, скончаюсь в страшных мучениях при большом скоплении народа. Очевидно подобного рода популярность не входила в планы обеих девушек и они смирились, разрешили мне в магазин заскочить. Как Зоя и предсказывала, под гордой вывеской «Книги» книг не было. Вернее сказать из книг были одни учебники. Зато были хозтовары и посуда, были какие-то шмотки и даже печные дверцы и заслонки. А еще поверх всего этого безобразия сидел кот и вылизывался. Картам, увы, тут было не место, что и подтвердила дородная рыхлая продавщица.
Вышли на волю. Вся улица Ленина через Советскую улицу (бывшую сенную) до моста через речку Серую являла явные признаки постсоветского упадка. При этом было что-то крайне ностальгическое в кирпичных пятиэтажках с вывесками на углах дома и даже сохранившимися кое-где табличками (что-то вроде «бытовых услуг населению»). Даже ряды киосков выглядят не так бескомпромиссно по-новому как в других местах. Словно бы поставили их тут вместе с новомодными торгово-развлекательными центрами (крохотными на самом-то деле), исключительно как дань новому времени. Здесь за правом берегу раньше был посад при княжеском дворце. Селились торговцы и ремесленники связанные с дворцом лишь опосредованно. При советской власти именно тут и располагался основной город с фабриками и заводом. Бывшая Сенная площадь, некогда самый большой торг, получила памятник Ленину и стала Советской. Памятник, кстати, весьма примечательный. Зоя подметила, что если глядеть на Владимира Ильича сзади, его революционное пальто очень даже похоже на халат.
А здание из которого он как бы выходит - районный суд. С чистой, значит, совестью на свободу… А по дороге к памятнику - здание мужской гимназии имеющее запущенный вид, с бросающейся в глаза табличкой о том, что здесь в годы войны находился военный госпиталь. По-моему я видел такую же табличку на еще одном доме, кроме этого. Такое вот переосмысление даже досоветских зданий в рамках новой истории.
Ниже Советской площади, у берега реки находится большое опять-таки советское здание, очень похожее на ДК. Перед ним - просторная площадь, оконтуренная ступенями и выходящая к некогда обихоженной набережной Серой. Глядя на эту типично советскую планировку можно было представить, как молодежь эпохи развитого социализма встречалась тут, гуляла. И было все как-то устроено и светло.
А теперь между плитами густо растет трава, а бетонная окантовка набережной вообще заросла так, что бетона не видно. Только дорожка между улицей Пески Набережные и водой, с кустами, смыкающимися над раскрошенным асфальтом, может намекнуть, что раньше все было не так, и пруд не был заросшим. Теперь завод вместо «Рекордов» делает технику BBK, но счастья городу это прежнего не вернуло. Получается, не хватает чего-то еще?
Впрочем, запущенность реки придает какое-то свое, новое очарование пейзажу. Есть в этом какое-то ощущение павшего и успокоившегося величия. Утки, которые словно ледоколы пробивают черные дорожки в ряске и купола над этой тишиной.
Благодаря этому особому звучанию интересно смотрятся и монастырские ворота от пруда на территорию бывшей резиденции, нынешнего музея-монастыря.
Измучившись «поднимать» Россию, Грозный в свое время, видимо решил попробовать радикальный метод. В ту пору люди уже давно привыкли быть под властью орды и крепко усвоили, что любая попытка изменить ситуацию, отказаться от хозяев вызовет очередной набег ордынцев или крымских татар. Само собой, что покорение Казани и Астрахани неизбежно повлекло страх и ужас народный - если и за меньшие провинции татары выжигали целые княжества, то что же они за присоединение ханств сделают? В общем, разучились к тому времени у нас Родину любить, Родиной гордиться и за нее стоять. Не привыкли считать Московское Великое княжество государством, имеющим право на самостоятельность и вообще. Научить Родину любить штука не простая, и Грозный явно не очень представлял, как это сделать. А было надо. Возможно, опричнина и была одной из таких попыток. Выделил особые земли с особым порядком, где каленым железом он начал выжигать старые устои и насаждать устои новые. Интересно, что в опричные земли он не внес территории присоединенные - казанские и астраханские. Вроде как в этих державах народ жил такой как надо. Это были уже готовые жители империи. Зато наших учить получилось как всегда. То есть с перегибами. Как красный террор в свое время, как репрессии и чистки. Лес рубят - щепки летят. Идея у такой реформы, может быть, и светлая. Но исполнять-то ее людям. Которые озлобленные. Которым когда у соседа коза дохнет - мелочь, а приятно. Которые от такой лихой власти дуреют. В общем, на мой взгляд, очень много общего у тех событий с событиями сталинских репрессий тех же самых. Только в ту пору вместо черных воронков и кожанок были черные лошади с собачьими головами и метлами. И была черная черепица на крышах опричных грозненских дворцов.
Как раз в эти годы Грозный постоянно жил в Александровой слободе. В литературе ходят самые байки относительно тех зверств и ужасов, разврата и непотребства, которые царили в слободе. Дескать он сам в застенки спускался и лично пытал. Дескать, бегал на звонницу и звонил сам. Дескать, служил со своими придворными черные мессы. Ну и так далее. Словом, делал все, что положено делать дурному государю-тирану. Интересно, что известно это большей частью не со слов каких-то придворных летописцев. Отнюдь. Сведения эти практически целиком основываются на описании иностранных посланников, которых в саму слободу-то, не то что во дворец, не всегда пускали. А потом они возвращались и рассказывали. Даже план рисовали. Например тот, самый известный, из учебника с овальной оградой, который вообще ничего общего с оригиналом не имеет. Даже по современному состоянию видно, что близко ничего такого в плане дворца не было.
Заметьте, про Петра-реформатора тоже разные кровавые байки рассказывают. И про мессы тоже. Церковь что того не любит, что другого не переносит. Это при том, что и Петр и Грозный церкви строили во множестве. Вот на территории дворца стоит несколько. Хотя не все построены Грозным.
Так, например, Покровский собор строили фрязины (итальянцы, то есть) из кирпича и белого камня в начале 16-го века. Было ими задумано оригинальное сочетание красного кирпича и резного камня. Была построена галерея, обходившая храм кругом. При Василии же выстроен Успенский храм (начало 1510-х) и переделан при Грозном (1570-е годы), как личная церковь великой княгини. Этот собор по задумке тоже должен был удивлять сочетанием красного кирпича и белого резного камня.
Лично для себя Грозный выстроил шатровую Троицкую церковь, составляющее одно целое с дворцовой палатой. Евгений Арсюхин (archeologia.narod.ru) исследователь, у которого я частенько черпаю значительную часть своих сведений, утверждает, что уже доказано - именно эта церковь, а не церковь в Коломенском - первый шатровый храм на Руси из того же начала 16-го века. Потому что не мыслил Грозный дома без храма. Однако церковники на это скидку делать не стали. Бесовский царь и все тут.
После смерти Грозного недалеко отсюда стоял с войсками Скопин-Шуйский. Предполагается, что его воины разграбили оставленный дворец. В 1651-м здесь прямо на месте резиденции основали Успенский женский монастырь. Уже при этом монастыре вырос посад ставший современным Александровом. При советской власти монастырь упразднили, а после ее падения монахини вернулись.
Так что шли мы к резиденции Грозного, а пришли к монастырю.
Левый берег речки Серой еще при царе был местом, где селилась дворцовая обслуга и связанные с дворцом ремесленники. Сейчас здесь в двух шагах от центра - частные домики и сады, ровно как в те времена. Только прежней живости нет.
От моста дорога поднимается чуть вверх, к воротам монастыря, башни и стены стоят на валу, и, хотя все густо обросло деревьями, смотрятся все равно эффектно.
В нижней части башни видна бойница крестом. Тот же Арсюхин считает, что это бойница псковского типа, то есть, сделана должна быть башня эта еще при Грозном и быть тем немногим, что на самом деле осталось от той резиденции. Шатром ее, конечно, уже после накрыли. Из стремления улучшить устаревшую эстетику, видимо.
Возле стен субботнее безлюдье райцентра сменилось обычной туристической суетой. За контрфорсом прятались с сигаретами школьницы, у ворот теснились автобусы слишком громоздкие для маленькой площадки перед входом, и шмыгали туда-сюда богомолицы.
Когда мы вошли на территорию монастыря, я поймал себя на том, что вопреки всем переменам пытаюсь увидеть следы того самого Фонтенбло, каким слобода была при Грозном. Увы, напрасно. Корпуса дворца исчезли, церкви изменили свой облик, а открытая площадь между колокольней Распятской церкви и палатами засажена деревьями. Мне даже кажется, что это разросшиеся деревья едва ли не больше всего мешают увидеть слободу прежней - их кроны половину территории укрывают тенью, а стволы визуально разбивают некогда единое пространство. В итоге оно распадается на несколько небольших площадок вокруг каждого объекта. То ли туристического, то ли монастырского.
Интересно, что насколько мало с грозненских времен осталось во внешности зданий бывшей резиденции, настолько же музейщики постарались проиллюстрировать прошлое в экспозициях. Правда, вместо полноценного воссоздания интерьеров выставляются остатки былой роскоши, как, например, образцы той самой черной черепицы, и картины изображающие самого Грозного. Шедеврами эти картины не назовешь и вечная проблема со светом мешает полноценно насладиться искусством, но впечатление производит. Плюс к тому документы. В Распятской церкви, той самой, которая церковь-колокольня, выставлена копия письма Грозного к боярам по поводу внезапной болезни сына. Ага, еще бы, после такого удара посохом как не приболеть!
Это вот и есть та самая колокольня, на которую, согласно легенде, Грозный поднимался то и дело, чтобы лично бить в колокола. Лестницы там что надо, узкие, низкие и крутые, так что дело это весьма непростое. Особенно для человека в возрасте.
Также именно с этой колокольни, как рассказывают, прыгал «холоп Никита» на самодельных крыльях. Прыгнуть он прыгнул. И как назло действительно полетел. На глазах у челяди, придворных и иностранных послов. Грозный отрубил ему голову. За ересь, богоборчество и незнание законов Творца.
Поднялись на эту колокольню и мы. Общая высота ее - полсотни метров, и это самый, наверное, навороченный образец шатрового стиля. Саму ее видно издалека и с нее можно многое разглядеть. Правда, из-за деревьев лучше виден город за рекой, чем монастырь.
С колокольни здорово виден находящийся рядом Троицкий собор. Так же здорово видно, как его «улучшили» монахини.
В частности полностью выбелили его, закрасив и белокаменную резьбу и дизайнерские изыски итальянцев использующие сочетание красного кирпича и белого камня.
А еще разобрали итальянскую галерею кругом всего храма и улучшили внешний вид пристроив притворы.
Видимо настолько тяготило церковников грозненское прошлое храма, что они при переосвящении его даже перекрестили из Покровского в Троицкий.
блаженная улыбка большого любителя искусства
Этот собор использовали для парадно-официальных мероприятий. В частности, здесь Грозный венчался с пятой супругой, а его сын - с Евдокией Сабуровой. Сюда Грозный привез и повесил вывезенные из покоренных городов врата. Была у него такая традиция. Снять ворота с главного собора вроде как оставить город беззащитным и разоренным, но и не осквернить в то же время. Если войти через главный вход, то прямо перед ним из притвора в основной объем будут вести так называемые Тверские врата. По утверждению музея их Грозный привез из Твери. Исследователь же Кавельмахер доказал что эти ворота изначально стояли в Софии Новгородской в момент ее постройки, а потом были заменены на другие, и отправлены в Псков в Троицкий собор, в связи с чем заменена одна из металлических досок - повесили доску с изображением Троицы. В 1510-м Василий III взял Псков и привез эти ворота в Слободу. Выглядят ворота довольно безыскусно. Возможно, впрочем, штука в замене одной из досок, а также в том, что при перевозке снимали бронзовые пластины с прежней деревянной основы и в Слободе их набили не так, как задумывалось изначально. В притворе справа от них висят еще один трофей - Васильевские ворота. Эти ворота - точно из Новгорода. Именно их повесили, когда «Тверские» отправили в Псков, ну а в 1570-м после разорения Господина Великого Грозный снял их и повесил здесь. На мой вкус, сделаны они более интересно, и есть на что поглядеть. Я и поглядел. Замер истуканом, выпялившись на ворота и так и стоял. Благоговел. Новгород - это мое все. На Софии я видел Бранденбургские ворота, а теперь вот видел вторую часть того же ансамбля. Странное было чувство - видеть кусок чего-то в совершенно чуждой обстановке и в то же время помнить, как оно должно быть там, на месте.
А пока я стоял, тетки-богомолицы развлекали Natie и Зою.
Они как раз подметали и делали это так энергично и так выбирали траекторию, что будто бы хотели вымести вместе с мусором и нас. Ведьмовский такой мотивчик получался, языческий в оплоте православия от теток, которые этот же оплот и защищали. Забавно. Они сами-то понимали, что делают?
В том же правом притворе, где вывешены Васильевские врата расположена еще одна церковь и выставлена икона на подставке, так что можно подойти, приложиться, за ней - рака с мощами, огороженная кованой оградкой.
Какой-то молодой человек подошел и коснулся стекла над иконой, а потом поцеловал ее. Тетки тут же на него налаяли, не слушая ни оправданий, ни объяснений, а потом истово принялись натирать стекло тряпкой. Какой-то тщедушный мужичонка тем временем просочился за их спины, проник за приоткрытую калиточку оградки и упал на колени перед ракой, прикладываясь к полу лбом. Явно ехал издалека, явно именно сюда. Не менее явно - это было для него крайне важно. Тут же тетки накинулись и на него, сноровисто подхватили под руки, подняли и выдворили за пределы калиточки. Чем он помешал их бдительности - непонятно.
Вообще нынешний музей-монастырь кишмя кишит этими богомолицами. Они и не монашки и не послушницы вроде бы. Вроде бы просто помогают «по-хозяйству», но ведут себя как настоящие хозяева. А их бы воля - всех туристов бы веником. Правильно - неча!
Самих монашек я за хозяйственными делами не видел, зато видел следы их обустройства. То тут, то там среди дикой травы запущенных газонов - грядочки и клумбочки. Такие крохотные островки любовно выхоженных «для красоты» цветов.
Ну а домик настоятельницы, в котором эта самая настоятельница содержится, обихожен кругом как райский садик. Обе девчонки, Natie и Зоя еще долго горели хулиганским побуждением скрасть оттуда какую-нибудь рассаду. Объясняли, что покраденные цветочки растут гораздо лучше купленных.
Я предлагал отринуть это презренное малодушие и сделать решительный шаг на грядку. Почему-то они не вняли моему совету.
По дороге к остатку палат Грозного и домику настоятельницы услышали гневный рассказ то ли экскурсовода, то ли такой же богомолицы - в длинном и безыскусном келейном корпусе в свое время учредили рабочий поселок «Красная Заря» (кажется). Существовал он, видимо, вплоть до возвращения монашек, то есть до недавнего время. Гнев рассказчицы вызывало то, что обитатели поселка сушили белье прямо перед корпусом, занимались хозяйственными делами, а то и загорали на травке на глазах туристов. Надо сказать, что за Распятской церковью наблюдал я вывешенные монашками на просушку половые тряпки и какую-то дерюжку. А чем монахили и богомолицы, выживающие всех и вся лучше занимавшихся тем же самым жителей поселка, я так и не понял. Наверное, все-таки лучше. Воспитаннее. А главное - они высокодуховны.
То, что сейчас называется дворцом Грозного в те времена было лишь одним из корпусом и отнюдь не самым главным. Основная часть дворца в свое время сгорела. Монахини утверждают, что молния попала и дворец загорелся. Ага. Вот прямо попала и она прямо загорелась. Здание-то устаревшее было. Как Манеж на Охотном ряду. Меня же в уцелевшей палате интересовала шатровая Троицкая церковь (при Грозном она была наоборот - Покровской. Опять-таки переименовали монахини. Для порядку, видимо). Был ее шатер расписан по личному заказу Ивана Грозного и должен представлять собой особое зрелище.
Когда я был в нижегородском кремле сильнейшее впечатление на меня произвел шатер тамошней церкви, той самой, перед которой Минин и Пожарский взывали к отпору поляко-литовцам. Так вот, когда я смотрел на этот шатер ощущения были удивительнейшие - вроде бы вверх поднимается конус шатра, вроде бы тянет вверх, а ощущения такие, будто затягивает вниз. А кроме того, было еще одно мощное чувство, которое описать совершенно невозможно. Чего-то большого, сильного и значительного. Хотя и не обязательно доброго.
А тут - шатер, да еще и роспись.
Не увидел. Потому что, когда мы подошли к палате, выяснилось - именно в это время тут, в палате второго этажа, где стоит трон Грозного, проходит какой-то шахматный турнир и, хотя в церкви ничего не ведется, войти туда все равно нельзя.
А можно только поглядеть на экспозиции подклета. Экспозиции занятные. Есть два подвала в одном из которых - экспозиция пыток, а в другом - бочки с монетками на дне. Подвалы знатные. Экспозиция - смешная.
Вроде бы подвалы - натуральные. Только, конечно, в ту пору здесь держали не узников, а репу и квашенную капусту.
Интересны экспозиции спальни, с розеткой под сводом, заботливо пристроенной туда итальянскими строителями и головокружительным описанием конструкции царской кровати для первой брачной ночи - внизу снопы, потом ковры, потом перины, а по четырем сторонам света - стрелы с собольими шкурками. А на столе обязательно каравай. Музейщики постарались - почти все элементы продемонстрировали. Одного жаль - ведь во всем этом смысл какой-то был изначально. Где языческий, где православный, где ордынский даже. Однако ж именно про значение этой символики и ритуала не рассказано.
Трапезная, опять же изображена. На стене даже удовольствия ради перечень блюд царского обеда размещен. До конца я не дочитал. Определенные интересности раскопать можно. Опять-таки тут рассказывают, что в те времена больше «икры заморской, баклажанной» ценилась щучья белая икра.
А еще там, конечно же, картины и картины с Грозным и всем, что к нему относится.
После дворцовых палат мы посетили Успенскую церковь, опять-таки улучшенную и усовершенствованную монахинями. В частности, они опять-таки замазали толстым слоем штукатурки праздничное сочетание белого камня и красного кирпича, предусмотренное итальянцами. Только в одном месте, в боковом притворе раскрыт участок кладки и элемент декоративной колонны. Остается только представлять, каким это выглядело раньше.
В остальных частях музея-монастыря есть и квасная палата и экспозиции, посвященные XIX-XX векам. Однако ж больше приспособлены музейные учреждения к посещению туристическими группами. Тут и квасом будут поить и в антуражных костюмах кормить и вообще. Кстати сказать этого самого «и вообще» тут вроде как хватает. То есть должно быть интересно. Впрочем, сам в составе групп в Александрове не был, потому надеже заявлять не буду.
Надо признаться, что терпению Natie и Зои можно только позавидовать - все время прогулки по монастырю я громко возмущался варварством монашек прошлого и настоящего. Пепел Клааса стучался в мое сердце.
Однако ж, нагулялись мы по музею и выбрались за ворота. Пошли вокруг стен. С востока монастырская стена сильно отличается - здесь она гораздо ниже и по сути не стена, как остальные, а так, кирпичный забор. А пустырь, который с этого края примыкает к монастырю - огорожен валами. Тут-то и виден истинный размер царской резиденции. Вся эта территория, монастыря и пустырь были раньше царской резиденцией. Монахини столько проглотить не смогли, огородили половину и то дело.
Пустырь густо порос высокой выгоревшей травой, из которой поднимались ржавые фермы баскетбольных щитов и трубчатые табуреты теннисных и волейбольных судей. Когда-то была тут просторная спортплощадка. А теперь - ковыль и запустение.
Идя меж монастырской оградой и пустырем мы встретили пьяненького местного. Приближаясь, он с надеждой глядел на нас, ожидая что мы дадим ему повод начать беседу. Мы молчали. Надежду на его лице все больше сменяла мука опасения, что повод так и не найдется. Уже полностью утратив эту самую надежду, он наткнулся взглядом на фотоаппараты и просиял: «Туристы?». Пришлось признать, что да, туристы. Тогда он долго и старательно стал рассказывать: «Слобода она что? Так, ерунда есть. Вот я в Лукьянцево работал, в больнице. Так там такая дверь есть! Деревянная! Ей место по-любому не в больнице. Музее должна быть. А то и в Эрмитаже такая дверь. Я так считаю. Потому что она такая… заслуживает!»
Рассказывал он о прелестях больничной двери довольно долго и вдохновенно. Лукьянцево это село на месте Лукиановой пустыни, основанной тем же старцем Лукианом, что предложил основать на месте царской резиденции монастырь. Так что чем черт не шутит, могла быть дверь. Уникальные двери в этих местах явление популярное.
Попрощавшись с почитателем древностей мы пошли дальше к башне, чей шпиль венчал трубящий ангел, так похожего на ангела подбитого, за которым тянется шлейф дыма.
повернув за угол мы оказались в совершенно деревенской обстановке. Подпертая контрфорсами беленая стена, пыльная дорога и огороды частных домов. Тишина и покой. Как будто находишься где-то далеко-далеко. Вот в таких местах я чувствую удивительную реальность мира.
Здесь от Западной башни вдоль по улице Садовой к реке Серой расходится в почве шлейф микрочастиц (ионов?) драгоценных металлов. Меряли их содержание местные краеведы в поисках библиотеки или казны Ивана Грозного. Поиск этих сокровищ именно тут связан с тем, что в летописи когда упоминается переезд Грозного в слободу подробно расписывается огромный обоз. Когда же царь возвращался, такого сногсшибательного описания не было. Из чего вроде как следует, что казна или библиотека осталась здесь. Опять-таки слухи о подземных ходах и галереях подливают масла в огонь. Тем более что провалов в почве тут хватает. Может какой из них и вправду приведет в сокровищницу? Вот и повышенное содержание частиц драгметаллов расходящееся по Садовой и вроде как вымываемых из-под Западной башни намекает, что что-то все-таки отыскать удастся. Может быть даже под ней.
Вернувшись мимо башни к речке мы, в принципе, закончили основной осмотр достопримечательностей. К этому времени я, надо признаться, оголодал и был не прочь подзаправиться прежде чем продолжить осмотр красот города. Ведь кроме бывшей резиденции тут есть и Христорождественский собор на Посадской стороне, построенный в середине 16-го века подразбогатевшими на обслуживании царя слобожанами. Нэпманами, можно даже сказать. А еще есть музей сестер Цветаевых, живших тут на улице Военной. Есть художественный музей в бывшем барском особняке Первушиных. Увы. Всю тягу к высокому искусству во мне убили низменные позывы желудка. Удивительно дело, но перед музеем не было ни следа нормальных едален, хотя туристов было полно. Очевидно Александров лишь маленький этап большого экскурсионного пути.
Как-то неправильно это.
Мы вернулись на Посадскую сторону к Советской площади, где я видел вывески «столовая» и «кафе». Однако место «для поесть» не удалось найти и дальше. Что-то было заколочено, что-то не работало в субботу-воскресенье. В общем, надо мной нависла угроза голодной смерти. Девчонки веселились.
Предположив, что уж на таком знаковом месте города как Соборная площадь что-то быть должно, я потащил девчонок туда. Фига!
На соборной был неприветливый Христорождественский собор и пустырь, доминантой которого являлась пламенная революционно настроенная рабочая-крестьянка. Знойная женщина, мечта поэта.
зрелище это странное, но впечатляющее.
Тут у собора мне вспомнился рассказ уже не раз упоминавшегося в моих опусах Лешика. Он посетил Александров в какой-то церковный праздник и среди прочего его поразила выдающаяся набожность горожан. Он наблюдал многолюдную службу, в которой принимали участие не только экзальтированные бабушки, но и мужчины, чья история жизни была написана синими чернилами на руках. Все ж таки Александров - натуральный сто первый километр. В общем, был молебен, батюшка возвестил что-то крайне важное и вдруг все присутствующие разом повалились на колени, так что Лешик с женой один остался стоять на ногах и явно почувствовал, что находится не на своем месте.
В общем, едальни на Соборной мы не нашли и вернулись по Советской до Ленина, обнаружив по дороге крайне забавную вывеску турагенства с летающим слоном и по-своему замечательный игровой клуб «Тадж Махал», которому легендарную роскошь заменяла картонная дурилка вывески.
Тут терпение кончилось и пришлось внять призыву того, что имелось - чебуречной на углу Ленина и Красного переулка, рядом с бывшим магазином «Культтовары». Само-собой я усмотрел нечто крайне символичное в такой запущенности именно культтоваров в этом городе.
Тошниловка, к слову сказать, оказалась вполне себе ничего. Голод удалось удовлетворить. Перекресток, на котором она находилась оказался вообще примечательным местом - светофор напевал для слепых крайне забавную мелодию, а дом возле чебуречной имел выдающийся флюгер - кошака, ведущего вечный бой с мышами.
По переулку Красному, который, не смотря на скромный свой статус, на самом деле является одной из важных магистралей города, мы прошли на Первомайскую улицу и по ней параллельно Ленина. Обратно к реке. Это были уже исключительно жилые кварталы. То деревянные дома, то панельные многоэтажки. Деревья, тишина, желтая пыль под солнцем, покосившиеся рядки почтовых ящиков у частных домов.
Кафе на этом пути было найдено было только одно. Называлось оно «Белые ночи» и парадоксальным образом сочетало в себе «Островок безопасности. Пункт экстренной связи гражданин-милиция» и злачное место, о чем сообщала соответствующая табличка.
Впоследствии мне рассказывали что по-своему замечательный ресторанчик есть при гостинице. Не знаю. Не нашел. Хочется надеяться, что это все-таки так.
На берегу речки на запущенной набережной мы и провели последние минуты в городе. На мой вкус, было что-то эдакое в прощании с городом на заросшем берегу.
А потом уже в третий раз мы прошли по Советской и Ленина. На этот раз к вокзалу. Тут Зоя попрощалась с нами, отправившись к автобусам, а мы направились к вокзалу.
На обратном пути я чувствовал себя странно по отношению к Александрову. С одной стороны было привычное чувство, так всегда бывает - в короткой поездке, когда устаешь раньше, чем успеваешь все увидеть. Кажется, как будто что-то упустил, не столько в просмотре достопримечательностей, сколько в оценке самой атмосферы города.
Может, дело было в том, что как ни крути - Александров был первой столицей имперской России. Как и Петербург он был создан как имперская столица, или, может, резиденция. Однако на деле ничего не осталось.
В чем-то похожее ощущение у меня было на Рюриковом городище, где вместо княжьего двора, с которого начиналась история Руси как государства, остались лишь кладбище, разрушенная церковь и бедноватая изба с огородом…
А может быть это и правильно? Может быть, историческое прошлое и должно густо порасти травой, чтобы можно было не оглядываться лишний раз назад и просто идти вперед?
Только вот в самом Александрове как-то не хватает следов особенных шагов в тот самый перед… Или я их просто не заметил?
Фотоаппарат я с собой не взял. Зато его взяла Natie причем не банальную мыльницу, как у меня, а вполне серьезную машинку. Так что все приведенные ниже фотографии - ее, за что ей большущее спасибо и огромная моя благодарность.
Добрались мы до цели с ветерком и комфортом на ярославском экспрессе и уже на вокзале в Александрове встретились с другой моей владимирской знакомой - Зоей. Надо сказать, крайне забавное это ощущение - встречаться со знакомыми из другого города не на их территории и не у себя дома, а на нейтральной, где оба в гостях, где для обоих все незнакомо.
Можно тут возразить, что наши города, и особенно райцентры типа Александрова так похожи, что нечего тут необычного нет и в помине. Не знаю. Каждый раз мне трудно отделаться от попыток отыскать что-то необычное даже в стандартных шеренгах ларьков.
Вот и Александров порадовал необычностью прямо с порога. Никогда раньше не видел, чтобы вечный огонь и прямо перед вокзалом. А тут пожалуйста: голубые ели, пушки и памятник. Интересно, что и сама площадь вовсе не Привокзальная, а Комсомольская. Удивительно, но в центре старая Соборная площадь - сохранила свое название.
Когда сходишь с поезда и выходишь за ворота станции, площадь производит впечатление не лучшее - справа замученные жизнью ларьки и всполошные пассажиры, слева - не менее утомленные судьбой автобусы, а впереди те же надкусанные ларьки и остановка, за ней - потертый кирпичный дом и жизнерадостный лозунг эпохи развитого социализма. Чуть ли не «Слава КПСС». А выйдешь в сквер к Вечному огню, встанешь лицом к памятнику, к внушительному, как оказывается, зданию вокзала, и пускай голубые ели щедро присыпаны пылью, а между плитами площади густо растет трава, почувствуешь совсем иную картину.
Не могу отделаться от ощущения, что облик привокзальной площади является ярким выражением современного состояния города, его масштаба и роли в современности. Порой площадь масштабная, но кругом только жилые дома годов 70-х, и нет следа супермаркетов и торговых центров. И видно, что в советское время был тут крупный промышленный центр, довольно значимый и важный, а теперь все пусто и глухо. Или вокзал может быть крупным, а площадь - сквер с танком и кругом нее - деревянные дома. И действительно нет никакого города. Как был он станцией не железной дороге, так ей и остался, даром, что на карте здоровый. Или вот Александров. Был городом первого советского телевизора. А теперь сюда ездят бабки на молочных электричках каждую субботу, и утомленный народ мотается на работу в Москву.
А ведь было время другого ритма жизни и другого подхода к делу. Как водится, основание города теряется в глубине веков и версий его происхождения несколько. В частности - Невским. Потому что Александр. Оно же крайне логично, что Александров основан Александром, разве нет? И туристам есть чего порассказать о переяславско-невском князе. Однако признанный отец-основатель пока безвестен.
Наверняка известно только то, что было тут село Кушниково, которое Василием III-м переименовано в Новую слободу Александровскую и в котором он выстроил дворец. Надо понимать: дворцы, особенно такие, в которые затем переносится царский двор просто так не учреждаются. Штука в том, что со времен Ивана Калиты, хитрого и дельного московского князя эти места между Москвой и Юрьевом Польским были местом диким, малозаселенным и потому слабым местом княжества - места без крепостей почти ничьи, а держать крепость в глуши накладно. Особенно тогдашней Москве - маленькому городку среди лесов и болот, вдали от торговых путей. Выход из этой ситуации Калита нашел в том, что объявил эти земли свободной экономической зоной, территорией, освобожденной от податей - слободой. Район получится немаленький, потому и назвали соответственной - Великой Слободой. Дело пошло, народ сюда потянулся и земли Москва не потеряла. Напротив - приросла ими, как в учебниках и пишется. Тогдашний центр Слободы - нынешнее сельцо Старая Слобода, которая чуть выше Александрова по речке Серой.
Как Калита занимался построением из глухой Москвы великого княжества, Василий III строил царство. Империю. А в Москве рядом с боярами, насосавшимися за годы у власти как-то у него складывалось не очень. Карма тянула. Ну и пережитки феодальные. От них в ту пору никуда не деться было. Разве что на новое место, где нет ни бояр, ни пережитков, ни бояр, а есть народ новый и приимчивый. Слобода, согдаситесь, где народ живет дельный, мобильный, делом занимается, для такой цели очень даже подходит. В общем, Василий в сельце Кушникове дворец и построил. А рядом с ним возникло инфраструктурное поселение - слобода, правда теперь уже это слово имело другой смысл - компактное поселение людей определенной профессии или рода занятий. Надо же царю что-то есть, во что-то одеваться и т.п. У исследователей, кстати, есть основания предполагать, что Василий, как и Калита объявил землю возле дворца такой же свободной от податей зоной. Чтобы народ потянулся. Народ и потянулся. Новый, который от феодальных пережитков уже тогда стремился держаться подальше. Чего Василию и было надо. Вполне вероятно, что замысел его был куда круче. Государям государем его уже именовали (хотя царем-императором себя объявить решился только Грозный), так что и новый дворец выстроенный с чистого лица новыми людьми мог стать императорской резиденцией, отдаленной от старых общин и городов. Так же французские монархи на пороге абсолютизма перестроили не какой-нибудь свой замок на Луаре, именно
Фонтенбло, именно его сделали своей потенциально императорской резиденцией. Правда, в те времена очень уж по-разному представляли дворец и дворцовые парки у нас и во Франции, зато и то и другое - один и тот же 16-й век. Занятно, однако. Параллель.
Грозный вслед за отцом, видимо, так же воспринимал и оценивал Александровскую слободу, и в итоге во времена опричнины она действительно стала постоянной столицей.
Вот на этот-то императорский дворец мы и приехали поглядеть. Здесь можно начинать хихикать над моей наивностью. Да! Я такой большой, а все в сказки верю!
Рядом с вокзалом, на углу Октябрьской и ведущей к центру Ленина обнаружился книжный магазин. Являясь откровенным картоманом я заявил что жить без карты не могу и если сейчас же не обрету ее, скончаюсь в страшных мучениях при большом скоплении народа. Очевидно подобного рода популярность не входила в планы обеих девушек и они смирились, разрешили мне в магазин заскочить. Как Зоя и предсказывала, под гордой вывеской «Книги» книг не было. Вернее сказать из книг были одни учебники. Зато были хозтовары и посуда, были какие-то шмотки и даже печные дверцы и заслонки. А еще поверх всего этого безобразия сидел кот и вылизывался. Картам, увы, тут было не место, что и подтвердила дородная рыхлая продавщица.
Вышли на волю. Вся улица Ленина через Советскую улицу (бывшую сенную) до моста через речку Серую являла явные признаки постсоветского упадка. При этом было что-то крайне ностальгическое в кирпичных пятиэтажках с вывесками на углах дома и даже сохранившимися кое-где табличками (что-то вроде «бытовых услуг населению»). Даже ряды киосков выглядят не так бескомпромиссно по-новому как в других местах. Словно бы поставили их тут вместе с новомодными торгово-развлекательными центрами (крохотными на самом-то деле), исключительно как дань новому времени. Здесь за правом берегу раньше был посад при княжеском дворце. Селились торговцы и ремесленники связанные с дворцом лишь опосредованно. При советской власти именно тут и располагался основной город с фабриками и заводом. Бывшая Сенная площадь, некогда самый большой торг, получила памятник Ленину и стала Советской. Памятник, кстати, весьма примечательный. Зоя подметила, что если глядеть на Владимира Ильича сзади, его революционное пальто очень даже похоже на халат.
А здание из которого он как бы выходит - районный суд. С чистой, значит, совестью на свободу… А по дороге к памятнику - здание мужской гимназии имеющее запущенный вид, с бросающейся в глаза табличкой о том, что здесь в годы войны находился военный госпиталь. По-моему я видел такую же табличку на еще одном доме, кроме этого. Такое вот переосмысление даже досоветских зданий в рамках новой истории.
Ниже Советской площади, у берега реки находится большое опять-таки советское здание, очень похожее на ДК. Перед ним - просторная площадь, оконтуренная ступенями и выходящая к некогда обихоженной набережной Серой. Глядя на эту типично советскую планировку можно было представить, как молодежь эпохи развитого социализма встречалась тут, гуляла. И было все как-то устроено и светло.
А теперь между плитами густо растет трава, а бетонная окантовка набережной вообще заросла так, что бетона не видно. Только дорожка между улицей Пески Набережные и водой, с кустами, смыкающимися над раскрошенным асфальтом, может намекнуть, что раньше все было не так, и пруд не был заросшим. Теперь завод вместо «Рекордов» делает технику BBK, но счастья городу это прежнего не вернуло. Получается, не хватает чего-то еще?
Впрочем, запущенность реки придает какое-то свое, новое очарование пейзажу. Есть в этом какое-то ощущение павшего и успокоившегося величия. Утки, которые словно ледоколы пробивают черные дорожки в ряске и купола над этой тишиной.
Благодаря этому особому звучанию интересно смотрятся и монастырские ворота от пруда на территорию бывшей резиденции, нынешнего музея-монастыря.
Измучившись «поднимать» Россию, Грозный в свое время, видимо решил попробовать радикальный метод. В ту пору люди уже давно привыкли быть под властью орды и крепко усвоили, что любая попытка изменить ситуацию, отказаться от хозяев вызовет очередной набег ордынцев или крымских татар. Само собой, что покорение Казани и Астрахани неизбежно повлекло страх и ужас народный - если и за меньшие провинции татары выжигали целые княжества, то что же они за присоединение ханств сделают? В общем, разучились к тому времени у нас Родину любить, Родиной гордиться и за нее стоять. Не привыкли считать Московское Великое княжество государством, имеющим право на самостоятельность и вообще. Научить Родину любить штука не простая, и Грозный явно не очень представлял, как это сделать. А было надо. Возможно, опричнина и была одной из таких попыток. Выделил особые земли с особым порядком, где каленым железом он начал выжигать старые устои и насаждать устои новые. Интересно, что в опричные земли он не внес территории присоединенные - казанские и астраханские. Вроде как в этих державах народ жил такой как надо. Это были уже готовые жители империи. Зато наших учить получилось как всегда. То есть с перегибами. Как красный террор в свое время, как репрессии и чистки. Лес рубят - щепки летят. Идея у такой реформы, может быть, и светлая. Но исполнять-то ее людям. Которые озлобленные. Которым когда у соседа коза дохнет - мелочь, а приятно. Которые от такой лихой власти дуреют. В общем, на мой взгляд, очень много общего у тех событий с событиями сталинских репрессий тех же самых. Только в ту пору вместо черных воронков и кожанок были черные лошади с собачьими головами и метлами. И была черная черепица на крышах опричных грозненских дворцов.
Как раз в эти годы Грозный постоянно жил в Александровой слободе. В литературе ходят самые байки относительно тех зверств и ужасов, разврата и непотребства, которые царили в слободе. Дескать он сам в застенки спускался и лично пытал. Дескать, бегал на звонницу и звонил сам. Дескать, служил со своими придворными черные мессы. Ну и так далее. Словом, делал все, что положено делать дурному государю-тирану. Интересно, что известно это большей частью не со слов каких-то придворных летописцев. Отнюдь. Сведения эти практически целиком основываются на описании иностранных посланников, которых в саму слободу-то, не то что во дворец, не всегда пускали. А потом они возвращались и рассказывали. Даже план рисовали. Например тот, самый известный, из учебника с овальной оградой, который вообще ничего общего с оригиналом не имеет. Даже по современному состоянию видно, что близко ничего такого в плане дворца не было.
Заметьте, про Петра-реформатора тоже разные кровавые байки рассказывают. И про мессы тоже. Церковь что того не любит, что другого не переносит. Это при том, что и Петр и Грозный церкви строили во множестве. Вот на территории дворца стоит несколько. Хотя не все построены Грозным.
Так, например, Покровский собор строили фрязины (итальянцы, то есть) из кирпича и белого камня в начале 16-го века. Было ими задумано оригинальное сочетание красного кирпича и резного камня. Была построена галерея, обходившая храм кругом. При Василии же выстроен Успенский храм (начало 1510-х) и переделан при Грозном (1570-е годы), как личная церковь великой княгини. Этот собор по задумке тоже должен был удивлять сочетанием красного кирпича и белого резного камня.
Лично для себя Грозный выстроил шатровую Троицкую церковь, составляющее одно целое с дворцовой палатой. Евгений Арсюхин (archeologia.narod.ru) исследователь, у которого я частенько черпаю значительную часть своих сведений, утверждает, что уже доказано - именно эта церковь, а не церковь в Коломенском - первый шатровый храм на Руси из того же начала 16-го века. Потому что не мыслил Грозный дома без храма. Однако церковники на это скидку делать не стали. Бесовский царь и все тут.
После смерти Грозного недалеко отсюда стоял с войсками Скопин-Шуйский. Предполагается, что его воины разграбили оставленный дворец. В 1651-м здесь прямо на месте резиденции основали Успенский женский монастырь. Уже при этом монастыре вырос посад ставший современным Александровом. При советской власти монастырь упразднили, а после ее падения монахини вернулись.
Так что шли мы к резиденции Грозного, а пришли к монастырю.
Левый берег речки Серой еще при царе был местом, где селилась дворцовая обслуга и связанные с дворцом ремесленники. Сейчас здесь в двух шагах от центра - частные домики и сады, ровно как в те времена. Только прежней живости нет.
От моста дорога поднимается чуть вверх, к воротам монастыря, башни и стены стоят на валу, и, хотя все густо обросло деревьями, смотрятся все равно эффектно.
В нижней части башни видна бойница крестом. Тот же Арсюхин считает, что это бойница псковского типа, то есть, сделана должна быть башня эта еще при Грозном и быть тем немногим, что на самом деле осталось от той резиденции. Шатром ее, конечно, уже после накрыли. Из стремления улучшить устаревшую эстетику, видимо.
Возле стен субботнее безлюдье райцентра сменилось обычной туристической суетой. За контрфорсом прятались с сигаретами школьницы, у ворот теснились автобусы слишком громоздкие для маленькой площадки перед входом, и шмыгали туда-сюда богомолицы.
Когда мы вошли на территорию монастыря, я поймал себя на том, что вопреки всем переменам пытаюсь увидеть следы того самого Фонтенбло, каким слобода была при Грозном. Увы, напрасно. Корпуса дворца исчезли, церкви изменили свой облик, а открытая площадь между колокольней Распятской церкви и палатами засажена деревьями. Мне даже кажется, что это разросшиеся деревья едва ли не больше всего мешают увидеть слободу прежней - их кроны половину территории укрывают тенью, а стволы визуально разбивают некогда единое пространство. В итоге оно распадается на несколько небольших площадок вокруг каждого объекта. То ли туристического, то ли монастырского.
Интересно, что насколько мало с грозненских времен осталось во внешности зданий бывшей резиденции, настолько же музейщики постарались проиллюстрировать прошлое в экспозициях. Правда, вместо полноценного воссоздания интерьеров выставляются остатки былой роскоши, как, например, образцы той самой черной черепицы, и картины изображающие самого Грозного. Шедеврами эти картины не назовешь и вечная проблема со светом мешает полноценно насладиться искусством, но впечатление производит. Плюс к тому документы. В Распятской церкви, той самой, которая церковь-колокольня, выставлена копия письма Грозного к боярам по поводу внезапной болезни сына. Ага, еще бы, после такого удара посохом как не приболеть!
Это вот и есть та самая колокольня, на которую, согласно легенде, Грозный поднимался то и дело, чтобы лично бить в колокола. Лестницы там что надо, узкие, низкие и крутые, так что дело это весьма непростое. Особенно для человека в возрасте.
Также именно с этой колокольни, как рассказывают, прыгал «холоп Никита» на самодельных крыльях. Прыгнуть он прыгнул. И как назло действительно полетел. На глазах у челяди, придворных и иностранных послов. Грозный отрубил ему голову. За ересь, богоборчество и незнание законов Творца.
Поднялись на эту колокольню и мы. Общая высота ее - полсотни метров, и это самый, наверное, навороченный образец шатрового стиля. Саму ее видно издалека и с нее можно многое разглядеть. Правда, из-за деревьев лучше виден город за рекой, чем монастырь.
С колокольни здорово виден находящийся рядом Троицкий собор. Так же здорово видно, как его «улучшили» монахини.
В частности полностью выбелили его, закрасив и белокаменную резьбу и дизайнерские изыски итальянцев использующие сочетание красного кирпича и белого камня.
А еще разобрали итальянскую галерею кругом всего храма и улучшили внешний вид пристроив притворы.
Видимо настолько тяготило церковников грозненское прошлое храма, что они при переосвящении его даже перекрестили из Покровского в Троицкий.
блаженная улыбка большого любителя искусства
Этот собор использовали для парадно-официальных мероприятий. В частности, здесь Грозный венчался с пятой супругой, а его сын - с Евдокией Сабуровой. Сюда Грозный привез и повесил вывезенные из покоренных городов врата. Была у него такая традиция. Снять ворота с главного собора вроде как оставить город беззащитным и разоренным, но и не осквернить в то же время. Если войти через главный вход, то прямо перед ним из притвора в основной объем будут вести так называемые Тверские врата. По утверждению музея их Грозный привез из Твери. Исследователь же Кавельмахер доказал что эти ворота изначально стояли в Софии Новгородской в момент ее постройки, а потом были заменены на другие, и отправлены в Псков в Троицкий собор, в связи с чем заменена одна из металлических досок - повесили доску с изображением Троицы. В 1510-м Василий III взял Псков и привез эти ворота в Слободу. Выглядят ворота довольно безыскусно. Возможно, впрочем, штука в замене одной из досок, а также в том, что при перевозке снимали бронзовые пластины с прежней деревянной основы и в Слободе их набили не так, как задумывалось изначально. В притворе справа от них висят еще один трофей - Васильевские ворота. Эти ворота - точно из Новгорода. Именно их повесили, когда «Тверские» отправили в Псков, ну а в 1570-м после разорения Господина Великого Грозный снял их и повесил здесь. На мой вкус, сделаны они более интересно, и есть на что поглядеть. Я и поглядел. Замер истуканом, выпялившись на ворота и так и стоял. Благоговел. Новгород - это мое все. На Софии я видел Бранденбургские ворота, а теперь вот видел вторую часть того же ансамбля. Странное было чувство - видеть кусок чего-то в совершенно чуждой обстановке и в то же время помнить, как оно должно быть там, на месте.
А пока я стоял, тетки-богомолицы развлекали Natie и Зою.
Они как раз подметали и делали это так энергично и так выбирали траекторию, что будто бы хотели вымести вместе с мусором и нас. Ведьмовский такой мотивчик получался, языческий в оплоте православия от теток, которые этот же оплот и защищали. Забавно. Они сами-то понимали, что делают?
В том же правом притворе, где вывешены Васильевские врата расположена еще одна церковь и выставлена икона на подставке, так что можно подойти, приложиться, за ней - рака с мощами, огороженная кованой оградкой.
Какой-то молодой человек подошел и коснулся стекла над иконой, а потом поцеловал ее. Тетки тут же на него налаяли, не слушая ни оправданий, ни объяснений, а потом истово принялись натирать стекло тряпкой. Какой-то тщедушный мужичонка тем временем просочился за их спины, проник за приоткрытую калиточку оградки и упал на колени перед ракой, прикладываясь к полу лбом. Явно ехал издалека, явно именно сюда. Не менее явно - это было для него крайне важно. Тут же тетки накинулись и на него, сноровисто подхватили под руки, подняли и выдворили за пределы калиточки. Чем он помешал их бдительности - непонятно.
Вообще нынешний музей-монастырь кишмя кишит этими богомолицами. Они и не монашки и не послушницы вроде бы. Вроде бы просто помогают «по-хозяйству», но ведут себя как настоящие хозяева. А их бы воля - всех туристов бы веником. Правильно - неча!
Самих монашек я за хозяйственными делами не видел, зато видел следы их обустройства. То тут, то там среди дикой травы запущенных газонов - грядочки и клумбочки. Такие крохотные островки любовно выхоженных «для красоты» цветов.
Ну а домик настоятельницы, в котором эта самая настоятельница содержится, обихожен кругом как райский садик. Обе девчонки, Natie и Зоя еще долго горели хулиганским побуждением скрасть оттуда какую-нибудь рассаду. Объясняли, что покраденные цветочки растут гораздо лучше купленных.
Я предлагал отринуть это презренное малодушие и сделать решительный шаг на грядку. Почему-то они не вняли моему совету.
По дороге к остатку палат Грозного и домику настоятельницы услышали гневный рассказ то ли экскурсовода, то ли такой же богомолицы - в длинном и безыскусном келейном корпусе в свое время учредили рабочий поселок «Красная Заря» (кажется). Существовал он, видимо, вплоть до возвращения монашек, то есть до недавнего время. Гнев рассказчицы вызывало то, что обитатели поселка сушили белье прямо перед корпусом, занимались хозяйственными делами, а то и загорали на травке на глазах туристов. Надо сказать, что за Распятской церковью наблюдал я вывешенные монашками на просушку половые тряпки и какую-то дерюжку. А чем монахили и богомолицы, выживающие всех и вся лучше занимавшихся тем же самым жителей поселка, я так и не понял. Наверное, все-таки лучше. Воспитаннее. А главное - они высокодуховны.
То, что сейчас называется дворцом Грозного в те времена было лишь одним из корпусом и отнюдь не самым главным. Основная часть дворца в свое время сгорела. Монахини утверждают, что молния попала и дворец загорелся. Ага. Вот прямо попала и она прямо загорелась. Здание-то устаревшее было. Как Манеж на Охотном ряду. Меня же в уцелевшей палате интересовала шатровая Троицкая церковь (при Грозном она была наоборот - Покровской. Опять-таки переименовали монахини. Для порядку, видимо). Был ее шатер расписан по личному заказу Ивана Грозного и должен представлять собой особое зрелище.
Когда я был в нижегородском кремле сильнейшее впечатление на меня произвел шатер тамошней церкви, той самой, перед которой Минин и Пожарский взывали к отпору поляко-литовцам. Так вот, когда я смотрел на этот шатер ощущения были удивительнейшие - вроде бы вверх поднимается конус шатра, вроде бы тянет вверх, а ощущения такие, будто затягивает вниз. А кроме того, было еще одно мощное чувство, которое описать совершенно невозможно. Чего-то большого, сильного и значительного. Хотя и не обязательно доброго.
А тут - шатер, да еще и роспись.
Не увидел. Потому что, когда мы подошли к палате, выяснилось - именно в это время тут, в палате второго этажа, где стоит трон Грозного, проходит какой-то шахматный турнир и, хотя в церкви ничего не ведется, войти туда все равно нельзя.
А можно только поглядеть на экспозиции подклета. Экспозиции занятные. Есть два подвала в одном из которых - экспозиция пыток, а в другом - бочки с монетками на дне. Подвалы знатные. Экспозиция - смешная.
Вроде бы подвалы - натуральные. Только, конечно, в ту пору здесь держали не узников, а репу и квашенную капусту.
Интересны экспозиции спальни, с розеткой под сводом, заботливо пристроенной туда итальянскими строителями и головокружительным описанием конструкции царской кровати для первой брачной ночи - внизу снопы, потом ковры, потом перины, а по четырем сторонам света - стрелы с собольими шкурками. А на столе обязательно каравай. Музейщики постарались - почти все элементы продемонстрировали. Одного жаль - ведь во всем этом смысл какой-то был изначально. Где языческий, где православный, где ордынский даже. Однако ж именно про значение этой символики и ритуала не рассказано.
Трапезная, опять же изображена. На стене даже удовольствия ради перечень блюд царского обеда размещен. До конца я не дочитал. Определенные интересности раскопать можно. Опять-таки тут рассказывают, что в те времена больше «икры заморской, баклажанной» ценилась щучья белая икра.
А еще там, конечно же, картины и картины с Грозным и всем, что к нему относится.
После дворцовых палат мы посетили Успенскую церковь, опять-таки улучшенную и усовершенствованную монахинями. В частности, они опять-таки замазали толстым слоем штукатурки праздничное сочетание белого камня и красного кирпича, предусмотренное итальянцами. Только в одном месте, в боковом притворе раскрыт участок кладки и элемент декоративной колонны. Остается только представлять, каким это выглядело раньше.
В остальных частях музея-монастыря есть и квасная палата и экспозиции, посвященные XIX-XX векам. Однако ж больше приспособлены музейные учреждения к посещению туристическими группами. Тут и квасом будут поить и в антуражных костюмах кормить и вообще. Кстати сказать этого самого «и вообще» тут вроде как хватает. То есть должно быть интересно. Впрочем, сам в составе групп в Александрове не был, потому надеже заявлять не буду.
Надо признаться, что терпению Natie и Зои можно только позавидовать - все время прогулки по монастырю я громко возмущался варварством монашек прошлого и настоящего. Пепел Клааса стучался в мое сердце.
Однако ж, нагулялись мы по музею и выбрались за ворота. Пошли вокруг стен. С востока монастырская стена сильно отличается - здесь она гораздо ниже и по сути не стена, как остальные, а так, кирпичный забор. А пустырь, который с этого края примыкает к монастырю - огорожен валами. Тут-то и виден истинный размер царской резиденции. Вся эта территория, монастыря и пустырь были раньше царской резиденцией. Монахини столько проглотить не смогли, огородили половину и то дело.
Пустырь густо порос высокой выгоревшей травой, из которой поднимались ржавые фермы баскетбольных щитов и трубчатые табуреты теннисных и волейбольных судей. Когда-то была тут просторная спортплощадка. А теперь - ковыль и запустение.
Идя меж монастырской оградой и пустырем мы встретили пьяненького местного. Приближаясь, он с надеждой глядел на нас, ожидая что мы дадим ему повод начать беседу. Мы молчали. Надежду на его лице все больше сменяла мука опасения, что повод так и не найдется. Уже полностью утратив эту самую надежду, он наткнулся взглядом на фотоаппараты и просиял: «Туристы?». Пришлось признать, что да, туристы. Тогда он долго и старательно стал рассказывать: «Слобода она что? Так, ерунда есть. Вот я в Лукьянцево работал, в больнице. Так там такая дверь есть! Деревянная! Ей место по-любому не в больнице. Музее должна быть. А то и в Эрмитаже такая дверь. Я так считаю. Потому что она такая… заслуживает!»
Рассказывал он о прелестях больничной двери довольно долго и вдохновенно. Лукьянцево это село на месте Лукиановой пустыни, основанной тем же старцем Лукианом, что предложил основать на месте царской резиденции монастырь. Так что чем черт не шутит, могла быть дверь. Уникальные двери в этих местах явление популярное.
Попрощавшись с почитателем древностей мы пошли дальше к башне, чей шпиль венчал трубящий ангел, так похожего на ангела подбитого, за которым тянется шлейф дыма.
повернув за угол мы оказались в совершенно деревенской обстановке. Подпертая контрфорсами беленая стена, пыльная дорога и огороды частных домов. Тишина и покой. Как будто находишься где-то далеко-далеко. Вот в таких местах я чувствую удивительную реальность мира.
Здесь от Западной башни вдоль по улице Садовой к реке Серой расходится в почве шлейф микрочастиц (ионов?) драгоценных металлов. Меряли их содержание местные краеведы в поисках библиотеки или казны Ивана Грозного. Поиск этих сокровищ именно тут связан с тем, что в летописи когда упоминается переезд Грозного в слободу подробно расписывается огромный обоз. Когда же царь возвращался, такого сногсшибательного описания не было. Из чего вроде как следует, что казна или библиотека осталась здесь. Опять-таки слухи о подземных ходах и галереях подливают масла в огонь. Тем более что провалов в почве тут хватает. Может какой из них и вправду приведет в сокровищницу? Вот и повышенное содержание частиц драгметаллов расходящееся по Садовой и вроде как вымываемых из-под Западной башни намекает, что что-то все-таки отыскать удастся. Может быть даже под ней.
Вернувшись мимо башни к речке мы, в принципе, закончили основной осмотр достопримечательностей. К этому времени я, надо признаться, оголодал и был не прочь подзаправиться прежде чем продолжить осмотр красот города. Ведь кроме бывшей резиденции тут есть и Христорождественский собор на Посадской стороне, построенный в середине 16-го века подразбогатевшими на обслуживании царя слобожанами. Нэпманами, можно даже сказать. А еще есть музей сестер Цветаевых, живших тут на улице Военной. Есть художественный музей в бывшем барском особняке Первушиных. Увы. Всю тягу к высокому искусству во мне убили низменные позывы желудка. Удивительно дело, но перед музеем не было ни следа нормальных едален, хотя туристов было полно. Очевидно Александров лишь маленький этап большого экскурсионного пути.
Как-то неправильно это.
Мы вернулись на Посадскую сторону к Советской площади, где я видел вывески «столовая» и «кафе». Однако место «для поесть» не удалось найти и дальше. Что-то было заколочено, что-то не работало в субботу-воскресенье. В общем, надо мной нависла угроза голодной смерти. Девчонки веселились.
Предположив, что уж на таком знаковом месте города как Соборная площадь что-то быть должно, я потащил девчонок туда. Фига!
На соборной был неприветливый Христорождественский собор и пустырь, доминантой которого являлась пламенная революционно настроенная рабочая-крестьянка. Знойная женщина, мечта поэта.
зрелище это странное, но впечатляющее.
Тут у собора мне вспомнился рассказ уже не раз упоминавшегося в моих опусах Лешика. Он посетил Александров в какой-то церковный праздник и среди прочего его поразила выдающаяся набожность горожан. Он наблюдал многолюдную службу, в которой принимали участие не только экзальтированные бабушки, но и мужчины, чья история жизни была написана синими чернилами на руках. Все ж таки Александров - натуральный сто первый километр. В общем, был молебен, батюшка возвестил что-то крайне важное и вдруг все присутствующие разом повалились на колени, так что Лешик с женой один остался стоять на ногах и явно почувствовал, что находится не на своем месте.
В общем, едальни на Соборной мы не нашли и вернулись по Советской до Ленина, обнаружив по дороге крайне забавную вывеску турагенства с летающим слоном и по-своему замечательный игровой клуб «Тадж Махал», которому легендарную роскошь заменяла картонная дурилка вывески.
Тут терпение кончилось и пришлось внять призыву того, что имелось - чебуречной на углу Ленина и Красного переулка, рядом с бывшим магазином «Культтовары». Само-собой я усмотрел нечто крайне символичное в такой запущенности именно культтоваров в этом городе.
Тошниловка, к слову сказать, оказалась вполне себе ничего. Голод удалось удовлетворить. Перекресток, на котором она находилась оказался вообще примечательным местом - светофор напевал для слепых крайне забавную мелодию, а дом возле чебуречной имел выдающийся флюгер - кошака, ведущего вечный бой с мышами.
По переулку Красному, который, не смотря на скромный свой статус, на самом деле является одной из важных магистралей города, мы прошли на Первомайскую улицу и по ней параллельно Ленина. Обратно к реке. Это были уже исключительно жилые кварталы. То деревянные дома, то панельные многоэтажки. Деревья, тишина, желтая пыль под солнцем, покосившиеся рядки почтовых ящиков у частных домов.
Кафе на этом пути было найдено было только одно. Называлось оно «Белые ночи» и парадоксальным образом сочетало в себе «Островок безопасности. Пункт экстренной связи гражданин-милиция» и злачное место, о чем сообщала соответствующая табличка.
Впоследствии мне рассказывали что по-своему замечательный ресторанчик есть при гостинице. Не знаю. Не нашел. Хочется надеяться, что это все-таки так.
На берегу речки на запущенной набережной мы и провели последние минуты в городе. На мой вкус, было что-то эдакое в прощании с городом на заросшем берегу.
А потом уже в третий раз мы прошли по Советской и Ленина. На этот раз к вокзалу. Тут Зоя попрощалась с нами, отправившись к автобусам, а мы направились к вокзалу.
На обратном пути я чувствовал себя странно по отношению к Александрову. С одной стороны было привычное чувство, так всегда бывает - в короткой поездке, когда устаешь раньше, чем успеваешь все увидеть. Кажется, как будто что-то упустил, не столько в просмотре достопримечательностей, сколько в оценке самой атмосферы города.
Может, дело было в том, что как ни крути - Александров был первой столицей имперской России. Как и Петербург он был создан как имперская столица, или, может, резиденция. Однако на деле ничего не осталось.
В чем-то похожее ощущение у меня было на Рюриковом городище, где вместо княжьего двора, с которого начиналась история Руси как государства, остались лишь кладбище, разрушенная церковь и бедноватая изба с огородом…
А может быть это и правильно? Может быть, историческое прошлое и должно густо порасти травой, чтобы можно было не оглядываться лишний раз назад и просто идти вперед?
Только вот в самом Александрове как-то не хватает следов особенных шагов в тот самый перед… Или я их просто не заметил?