wg_lj нашёл
дурную статью про историю советских компьютеров.
Статья оная чтения не стоит, но подвигнула меня вынести мораль из старых комментариев [
1,
2,
3,
4,
5]:
Ну и, наконец, главная причина: все эти компьютеры и вообще инновации в советской системе реально никому были не нужны. То есть, именно системно не нужны, системе не нужны. Кучки энтузиастов могли биться сколько угодно, и иногда удавалось что-то пробить, но в целом это всё было как против каменной стены.
Единственное, что система еще как-то воспринимала (и то всё хуже и хуже), это специсистемы для оборонных задач. Но технология этих спецсистем не могла существовать в вакууме, она могла лишь настолько-то отрываться от общего технологического уровня. Что кстати и привело к известным последствиям: чтобы обеспечть поставку хоть сколь-либо приемлемого качества комплектующих, в оборонную сферу приходилось переводить все большее и большее количество предприятий, в пределе всю цепочку. Но это как "ввести всю Африку в НАТО". Всё в конце концов и гикнулось.
Система, в которой заинтересованность людей в результате не проходит красной нитью, нежизнеспособна.
Потребителям (в СССР) эти инновации были не нужны.
И производителям -- тоже.
Никому они были не нужны, кроме энтузиастов.
Потому что денег за инновацию не полагалось.
Процента с прибыли (директору предприятия тому же или другому decision-maker-у) получить было нельзя (это отвлекаясь от обстоятельства, что у советских предприятий не было прибыли).
Он мог получить только премию и грамоту.
Но премия и грамота не стоят того, чтобы трахаться с утра до ночи, да еще рисковать (во внедрении инноваций всегда есть риск и disruption).
К тому же, премия и грамота выдаются не по естественно-экономическим каналам, а по административным, и обладая административным искусством можно было их и так получить, вне существенной связи с результатами.
И так -- сверху донизу и на каждом элементе цепочки.
Не было мотивации к труду и инновациям.
А человек -- обезьяна ленивая и умная, запросто так пальцем не пошевелит. (Блюдя закон сохранения энергии.)
Исключение составляли, как и было сказано, энтузиасты.
Работавшие и дергавшиеся за моральное удовлетворение.
Но таких (наверняка на этот счет есть какие-нибудь законы популяции) было небольшое меньшинство сосредоточенное в творческих профессиях (а пользоваться-то им надо было на входе плодами нетворческих профессий, и отдавать свою работу в нетворческие).
Энтузиасты были не только внизу, но и вверх по лестнице, но и они ничего не могли сделать, потому что у них были только премии и грамоты.
Вот история советской hi-tech промышленности и представляет из себя историю борьбы энтузиастов с системой, закончившейся (закономерно) тем, что система победила.
> Объективность краха советской цивилизации обусловлена, на мой взгляд, двумя обстоятельствами
Нет, другими.
1) Отсутствием связи между результатами труда работника и его оплатой, дестимулированием труда. В особенности -- дестимулированием качественного труда.
2) То же самое -- для управленческого труда. В советской системе нет механизма вознаграждения управленческого таланта и качественного управленческого труда.
Иногда за такой труд можно было быть повышенным в должности, но чаще -- получить по шапке. Важнее однако что как то, так и другое следует из произвола начальства, а не объективным образом из результатов труда. Фактически поэтому связь между результатами управленческого труда и вознаграждением за него -- очень косвенная, а чаще и просто отрицательная (посему овчинка не стоит дерганья).
"Внедрение в СССР новых технических решений происходило достаточно длительно" потому что они на хрен никому не нужны были кроме энтузиастов, и лично внедрителям никакой прибыли не давали. Зачем же внедрять-то? Одни хлопоты.
3) Самым существом коммунистической системы является номенклатурный строй.
Коммунистическая структура выстраивается не на меритократических основах, не на основе конкуренции по меритократическим параметрам, а на партейных.
Иначе чем на партейных основах ее выстраивать невозможно, т.к. коммунистическая система требует насильственного подавления общества и отрицания за людьми гражданских свобод и человеческого достоинства.
Непеременные же атрибуты номенклатурного устройства -- отбор худшего человеческого материала, окостенелость и догматизм.
Коммунистическая система антагонистична творчеству (которое процветает в культуре свободы).
Коммунистическая система отторгает спонтанность и инновации.
Они могут быть "продвинуты" усилием энтузиастов, но коммунистическая система противится этому усилию, в отличие от капиталистической, которая ему содействует.
4) Поскольку коммунистическая система основана на подавлении человека, на подавлении человеческой и гражданской свободы, на измывании над человеком, ее кадровое наполнение образуют уроды и изуверы.
. . . . .
Наглядные иллюстрации исторической обреченности коммунистического строя:
http://oboguev.livejournal.com/1502507.htmlhttp://oboguev.livejournal.com/1489852.html Более мелкие детали:
... всё это было обречено по целому комплексу причин.
Наиболее непосредственная из практических: СССР был не в состоянии произвести элементой базы для производства какой угодно категории компьютеров. По причинам множественным, включая технологическую отсталось техпроцессов, невозмжность произвести точное оборудование (для производства которого в свою очередь необходимо произвести точное оборудование и т.д. -- т.е. здесь длинная цепочка) и выдержать параметры и т.п., но на дне всё упиралось в невозможность соблюдать технологическую дисциплину (ну, утрируя, заставлять персонал входить в чистую зону только в спецодежде и без пепла от папирос на руках). Я в этом ничего не понимаю, но как мне говорили некоторые люди, в конце 70-х задача еще могла быть решаема созданием завода по производству микросхем на базе военной части, но к середине 80-х не спасло бы уже и это. На несколько штук Эльбрусов, т.е. на задачу обороны страны, микросхемы ручками отобрали (при этом чтобы заставить эти Эльбрусы худо-бедно работать, потребовалось несколько лет их налаживать с паяльником), но о конвейерном производстве не могло идти и речи.
Эльбрус-1 был выпущен в 1980-м году, но собрать его в количестве большем, чем несколько штук, было невозможно.
Затем, магистральное направление, которое как раз и запустили целиком, лежало совсем не в Эльбрусах. Эльбрусы были спецсистемами с узким применением. Все же проекты касавшиеся магистральных приложений как раз оказались свернуты. При этом когда к концу 80-х выяснилось, что производительность микропроцессорных систем (персоналки, рабочие станции) растет как на грибах, за Эльбрусами вообще осталась ниша встроенных спецсистем, прогрессирующе схлопывающаяся.
Я не буду перечислять все прочие причины, вкратце замечу еще одну. Я только один раз и косвенно соприкоснулся с разработчиками советских ЭВМ, но меня тогда меня шокировала степень замшелости, которую я увидел. Где-то года около 1986 г. я беседовал с людьми, которых подрядили писать ОС (переносить Unix) то ли для мельниковский СС БИС, то ли Эльбруса-Б, в точности сейчас не помню, но скорее последнее. Из беседы с ними и техописаний, которые они показывали, я узнал, что в машине не предполагается виртуальной памяти, в системе команд нет позиционно-независимой или относительной адресации (т.е. практически невозможны DLL), контекстное переключение процессов чрезвычайно дорогое и т.д. Там еще много такого было. И что это никого не заботит и в значение этих факторов никто не врубается (включая между прочим и моих собеседников, мне стоило усилий растолковать им это, но реакция их была "да ладно, ерунда-то какая"). Причем предполагаемым назначением машины были именно general-purpose расчеты, а не встроенные системы (как напр. в ЦУПе). И это, блин, было в то время, когда в нескольких местах в СССР уже работали на Convex-ах, а VAX-ы и вообще стояли очень много где и уже много лет. То есть люди принимавшие стратегические решения относительно архитектур остались своим менталитетам в черт знает каких годах и относительно того, как в новое время используются машины и что пользователям от них требуется (даже от сугубо расчетных машин, про другие приложения не говорю), были полным неадекватом. Указываю это просто чтобы заметить, что прогнило всё не только в министерствах и промышленности, но и в группах разработчиков тоже.
Советская система отторгала инновации и подавляла их.
(Вот в качестве еще одной иллюстрирующей сноски
небольшая жизненная история.)
Стоит однако упомянуть и еще одну причину: успешная инновационная деятельность невозможна в системе, в которой распределение гаек и болтов расписано на 5 лет вперёд. А конкуренция отсутствует ("какой компьютер вам дадут, такой и будете кушать") и потребитель не в состоянии представлять свои требования.
...neglectful attitude about quality was caused in the Soviet Union by the dictates of the manufacturer, i.e., by the absence of a normal market of competing offers. The policy of manufacture and marketing worked out in the offices of branch ministries was forced onto the customers by such purely bureaucratic organizations as GOSPLAN (State Planning Committee) and GOSSNAB (State Marketing Committee).
The former planned the resources for the current five years, and the latter distributed the products. There was no other way to obtain anything.
Important factor that led to the bankruptcy of the Soviet computer industry was the absence of the market drive. Despite the demerits of Soviet computers, i.e., their insufficient reliability and the necessity to have a large staff of engineers to support the serviceability of the machines, the demand for computers was always larger than the supply. A user (organization or research institute) often could not choose the type of computer most suitable to the task, since two powerful government organizations, GOSPLAN and GOSSNAB, kept control of the economic life of the country.
The GOSPLAN, on behalf of the state, played the role of the customer - financing all works done in industry, agriculture, science, etc. Since private property was nonexistent in the country and everything was property of the state, the influence of GOSPLAN on economic life was enormous. Every ministry, when drawing up its plan for the forthcoming five years, had to coordinate it with GOSPLAN. Without this coordination, the ministry would not get funding, could not start a new production or close the old one, could not procure raw materials that were in short supply, could not obtain equipment, and was unable to enlarge or reduce its staff. It was this bureaucratic department (GOSPLAN) rather than the market that dictated what type of computers and how many of them should be produced in the course of the year.
In its turn, GOSSNAB determined the routine of distributing the computers and equipment among ministries and large customers (republics and large enterprises). It also determined the priority of orders. The best computers were distributed among military departments and plants, good ones in quality and capacity were given to scientific establishments, and the remaining ones were distributed among institutes, universities, etc.
The existence of the two bureaucracies of GOSPLAN and GOSSNAB, the nonexistence of competition, the lack of interest in improving the quality of products, and GOSSNAB pressure for people to receive obsolete equipment manufactured within the frames of a five-year plan stifled scientific and technical progress in the Soviet Union.
This organizational structure made the response of the Soviet economy very poor. Even if a successful decision was coordinated, it was difficult to register it in the plan for the forthcoming five years. Because of that, the effect of this decision manifested itself in more than five years, at best. One should bear in mind that this happened when, in the initial period of the Soviet computer industry, the stock of computers was renewed every five to six years. However, the scientific and technical revolution demanded faster rates of renewing that could not be ensured by the Soviet economy. And that was the reason why, in my view, it was doomed. In very rare cases, some work on small projects within the frames of the funding allocated could be registered for the next year. In the Soviet Union, the fiscal year began in January, while all the proposals regarding the plans for next year should be submitted for consideration in September, otherwise they may not be taken into account.
In 1959, John von Neumann visited the Soviet Union. On his return to the United States, he declared that Soviet computer science was at least one year behind the Western one. Apparently it was an underestimate, because one may state that the lag of the Soviet Union was more like a few years. According to estimates, by the late 1960s, the lag of the Soviet computer industry was already five years, though it was not considered to be critical. The crisis broke out in the 1970s when IPMCT failed to turn in for commissioning the new Elbrus computer (that was to replace BESM-6) by the appointed time. The commissioning was first planned for 1972, but it was not put into serial production until the early 1980s.
Fig. 8 shows a sketch of how much the Soviet system was lagging behind the West.
But still, the true catastrophe was caused by the decision of the country’s leadership to reorient the computer industry for the production of obsolete IBM-like series computers [опять же, решение принятое не рынком, а плановой структурой].
In the late 1960s, the state program to advance the computer industry for the 1970s was under development. There were two competing projects:
1) cooperation with the British company ICL that offered to set up joint production in the Soviet Union and was ready to transfer technology and know-how versus
2) orientation to manufacturing of computers completely compatible with the IBM 360.
The most eminent hardware and software designers advocated the first trend. But strange as it might seem, the industry and the Research Institute for Computer Technology (RICT) supported the second one. Of course, it was the industry that gained victory.
As a result, the Soviet computer industry immediately was left behind for 10 more years.
Ten years was exactly the time it took RICT and the Minsk plant to put into serial production a new model of ES-1020 (with a memory of 512 Kbytes and a speed of 100,000 ips). Hence, by the early 1980s, the Soviet computer industry was already 20-25 years behind the Western one.
Not only now (20 years later) but even at that time, the decision seemed disputable. But still, the decision was made at the top level as a long-term state program.
Бонус. Наилучшая известная мне история советского компьютинга и его краха:
http://ieeexplore.ieee.org/iel5/85/16907/00778979.pdf.ieee