Версаль навстречу сентябрю-1939
О причинах создания и об изначальной обречённости
уродливого детища Версальского договора
Если б мы стали доказывать, что версальский мир - несправедливый мир; что он угнетает целые огромные народы; что он вызывает в них прилив национализма и полонение пред милитаризмом; что контрибуция Германии - чудовищный грабёж; - над такими сантиментальностями посмеялись бы новейшие идеологи военных побед. «Разве только тот мир прочен, который основан на уважении к побежденным? Но Меттерних, Наполеон, Бисмарк?» Однако, как ни реакционны были Меттерних или Бисмарк, они были дальновидны. Они умели заложить устои прочнаго, т.е. более или менее длительнаго мира. Они умели создать прочное равновесие в политической системе Европы, - некоторое устойчивое равновесие, которое в течение целых исторических эпох почти не нарушалось. На чем держится версальская система? Вот предпосылки ея устойчивости:
Во-первых, незыблемость союза победителей, раньше всего Франции и Англии. Разрыв союза, т. е. обособление политики Франции и Англии по отношению к побежденным, неизбежно влечет за собой соглашение одной из них с Германией, направленное против другой. С таким соглашением наступает прекращение «версальскаго» состояния Европы. Оно означает смерть Версаля. Но можетъ ли союз победителей оказаться прочным, длительнымъ? Кто знает традиционную, т.е. вызываемую ея положением, политику Англии, для того нет сомнений на этот счет. [...]
Во-вторых, условием устойчивости «новой Европы» является отсутствие России на европейской арене. Версальский мир был заключен в момент такой слабости России, какой она не знала ни до, ни после этого. Равновесие Европы было создано, но это было равновесие в одной лишь западной Европе. Вожди союзников считали и продолжают и сейчас считать особенно счастливым то обстоятельство, что в Версале не было России. Предполагалось, что с Россией дело будет устроено особо, и что ее удастся включить в версальскую систему, т. е.: заставив ее признать «новую Европу», связать ее новыми договорами и сделать ее одним из новых устоев европейскаго равновесия. На короткое время это может удаться. Но надолго ли?
Если две чашки весов находятся в равновесии, - можно ли бросить на одну из них такую мелочь как Россия, без того чтоб нарушить равновесие? Россия сейчас еще очень слаба; но что может быть более наивным, чем спекуляция на вечную слабость России? [...]
В третьих, устоем Версаля является предположение, что Германия на целыя десятилетия останется во всех отношениях слабым государством. Во всех отношениях: не только политически, но и экономически. Между тем первое при известных условиях было бы возможно. Второе же невозможно. [...]
Таковы три главных устоя послевоенной Европы: прочность союза Франции с Англией, отсутствие России в Европе, и экономическая слабость Германии. И так как эти три условия, имеющияся налицо в данный момент, могут сохраниться лишь на мимолетное историческое мгновение, - судьбы версальскаго здания решены. Поэтому вопрос, который стоит сейчас перед Европой, состоит уже не в том, сохранится ли устойчивость нынешней системы, а в том, как и в каком направлении пойдет ея изменение.
Р о л ь П о л ь ш и
Я перечислил выше три основных условия прочности современной европейской системы. К ним надо прибавить еще одно: Польшу. Без сильной Польши нет Версаля. Польша - суррогат прежней Российской Империи, союзницы Франции. Сложная постройка, удовлетворяющая союзников- победителей, опирается на западе на плечи Франции, на востоке - на плечи Польши. Она рухнет поэтому, лишь только Польша ослабнет под тяжелой ношей.
Именно поэтому в вопросе о Польше пришлось отступить от национальнаго принципа, выставленнаго победителями для центральной Европы. Важно было иметь не чистонациональное польское государство, а могущественную военную державу, - хотя бы путем нарушения «национальнаго принципа» в отношении к соседям Польши. Если бы ограничить Польшу пределами чисто-польской национальности, то новое государство имело бы населения 15-16 миллионов человек, т. е. не больше, чем второстепенныя государства вроде Юго-Славии, Чехо-Словакии или Румынии. Между тем, та роль, которую предназначено было играть Польше, требовала наличности большой армии, а для этого - гораздо большаго населения. Поэтому создано было государство с населением вдвое большим. До присоединения частей Верхней Силезии Польша имела уже свыше 30 миллионов населения, а в настоящее время она обставляет по численности населения 4/5 Франции или Италии; по территории она значительно превосходит Италию. Она сделалась, с исчезновением Австро-Венгрии и России, как активных сил, крупной державой в континентальном трио, управляющем судьбами Европы: Франция, Италия и Польша.
И соответственно этому ея армия является второй в Западной Европе по своим размерам.
Однако, это новое, в несколько лет возникшее громадное государство страдает такой внутренней слабостью, какой не знает ни одно другое. Если взять его национальный состав, то [...] поляки составляют, таким образом, 59% всего населения. Если принять еще во внимание «Виленщину», занятую польскими войсками, - то поляки составляют немногим больше половины населения своего государства. Из пяти больших национальных меньшинств Польши (украинцы, немцы, евреи, великороссы, литовцы) четыре нации (т.е. все кроме евреев) тянут в сторону соседних государств. Оне представляют громадную центробежную силу и превращают Польшу в новую Австрию, только при бесконечно менее благоприятной внешней обстановке. [...]
В полном контрасте с военным могуществом Польши стоит ея хозяйственное состояние. [...] Таким образом, к фактам обостренной внутренней национальной борьбы присоединяется и такая громадная сила, как экономический застой, вызывающий обостренную классовую борьбу.
Между тем, своей великодержавной и воинственной политикой Польша окружила себя врагами со всех сторон.
Войну с Россией она закончила аннексией большой территории с 3.7 милл. населения, и вся дальнейшая политика ея, как союзника Франции, превратила ее в самаго опаснаго соседа для России. Далее, на севере она граничит с Литвой. Половину Литвы она заняла войсками Желиговскаго и отнюдь не собирается отдать ее обратно. Даже формальнаго мира нет между Литвой и Польшей. Ея отношения с Германией известны. Если Франция ограничилась Эльзас-Лотарингией, то Польша прорезала Германию своим корридором и получила области с 2 миллионами немцев. «Худой мир», который существует между Польшей и Германией, пожалуй и лучше «доброй ссоры»; но он является повидимому прологом к ссоре очень недоброй. Наконец, даже отношения Польши с Чехо-Словакией отнюдь нельзя назвать вполне дружественными, хотя оба государства являются детьми одних и тех же родителей.
Польша окружена врагами. Те же враги и внутри ея. Ея политическая жизнь грозит вызвать большия внутренния вспышки. Здесь, повидимому, та точка, куда история приложит свой рычаг, когда созреют условия для ликвидации Версаля. Ибо здесь линия наименьшаго сопротивления.
Д. Далин, "После войн и революций", Берлин, 1922, стр. 265-272
Очень возможно, а при нынешнем увлечении и упоении военными победами - и очень вероятно, что гордиевы узлы будут разрублены военными методами.
[...] политика Англии и Франции - в особенности Франции - будет состоять в том, чтоб создать блок России и Польши против Германии; ея лозунгом будет примирение России и Польши.
Будет ли прочное соглашение достигнуто? Это очень маловероятно. У России нет никаких оснований примкнуть к союзу, направленному острием против Германии; наоборот, именно с Германией связывает ее общность интересов во множестве международных вопросов. С другой стороны, великодержавная, милитаристская, гордая своим величием Польша едва ли пойдет на сколько-нибудь серьезные жертвы. Поэтому, нынешния польско-русския отношения могут на некоторое время улучшиться, но о полном союзе не может быть речи, пока не исчезнет агрессивный, великодержавный характер Великой Польши. Если он в ближайшие годы не исчезнет, - а на это надежды мало, - и если, что очень возможно, в России у власти будет стоять воинствующее правительство (все равно какое: большевистское ли охвостье Красин - Трухачевский, или демократически - милитаристское типа Бриан - Фош, или чисто-военная крестьянская диктатура), дело скоро дойдет до военнаго столкновения.
Если дело дойдет действительно до военнаго столкновения, то это развяжет все национальныя страсти, и в западной Польше возстание немцев может сделаться фактом даже в том случае, если-б со стороны официальной Германии ему не оказывалось никакой поддержки. Но Германия не останется, конечно, безмолвной. Такой момент, когда исчезает один из главных ея врагов, может быть использован усиливающимся монархизмом для государственнаго переворота. Обещая быстрое облегчение тяжелаго бремени, лежащаго на Германии, такой переворот может в этот момент оказаться удачным. Безмолвный или тайный союз с Россией делается явным, и Франция имеет пред собой союз обеих побежденных стран.
Как дело будет развиваться дальше? Можно строить много всевозможных комбинаций, которыя все приводят, однако, к одному и тому же результату. [...] итогом громадных потрясений будет:
Освобождение Германии от невыполнимаго бремени и возстановление ея границ на востоке;
Полное или почти полное уничтожение независимой Польши;
Превращение России и Германии в абсолютистския, крайне-реакционныя государства и ликвидация демократии в центральной и восточной Европе.
[...]
Если современное равновесие в Европе неустойчиво, то преобразование, ея военными методами неизбежно ведет к этим последствиям. Министры и дипломаты союзников сделали все, что в их силах, чтоб направить Европу по этому пути.
Там же, стр. 273-276.