Давным-давно, в старшей школе и в институте, когда на меня только свалился сияющий кирпич я только начинала заниматься биографий П. Пестеля, мне неоднократно говорили: "Ой, что ты, там ведь давно все известно!" Первое впечатление, кстати, было именно такое: источники все считанные и по большей частью опубликованные, все утраты известны и невосстановимы, в общем, что ловить-то?
Полудетская иллюзия "вот пойду я в архив и там найду такое, такое" очень быстро развеялась: до меня почти везде уже лет 70 как бегало стадо слонов, все, что плохо лежало, уже подобрали.:) Правда, так же быстро мне стало понятно, что это еще ничего не значит: подобрали, прочли и даже опубликовали еще отнюдь не означало "поняли" и даже прочли внимательно, по строкам, а не между строк, как чаще всего бывало.
А утраченное - утрачено: "до войны находилось в частных руках в Смоленске, погибло", "находилось в коллекции Музей революции, в 30-х годах утрачено". (Коллекции Музея революции - это вообще бездонная бочка, большая их часть при расформировании словно в 4 измерение провалилась.) Как раз таким образом были утрачены два известных историкам портрета П. Пестеля, то, что печатают в книжках и висит в сети - это копии или фотографии с исчезнувших оригиналов.
Ну вот, а потом в моей жизни появилась Мышь. Я уже неоднократно говорила, что моя прекрасная мышь сестра превосходно оснащена кнопочкой "найти", она у нее такая, такая... знаете, как стрелка компаса, в нужный момент она начинает вибрировать и тянуть Мышь в нужном направлении. В общем, когда Мышь настолько обогатилась культурно, что кнопочка потянула ее в архивы, она ковырнула там, тут, еще там, и... И случилось то, о чем глупая юная Змея душила видела девичьи грезы: что пойду я в архив, а там, там... В общем, сначала Мышь принесла мне пачку личных писем Павла генералу Рудзевичу, считавшихся утраченными и за это время безудержно реконструированных моим любимым историком современности О.И. Киянской. Личных, понимаете, совершенно личных писем: не о "Русской правде", не о том, как украсть миллион шантажировать командование 2-й армии: нет, о погоде, книжках по военной истории, светских новостях и переживаниях автора из-за личных неурядиц. Потом мы эти письма опубликовали, и можно больше не реконструировать череп по пяточной кости, а просто взять и прочесть.
Потом Мышь пошла в другой архив и тоже нашла два поселения письмо, да еще какое: письмо Елизаветы Ивановны Пестель сыну, ну, в общем, самое последнее письмо, а если мы перестанем тупить и все-таки его опубликуем во избежание дальнейшей реконструкции, то будем вообще молодцы.:)
В общем, я это к чему.:) Вчера Мышь пошла даже не в архив, а в музей (кстати, после архива, наверное, в архиве вчера как-то плохо ловилось:)). В музей А.С. Пушкина, на выставку семейного портрета. В киоске музея продавалась книжка "Материалы по русской иконографии. Вып. 2". (Книжка, кстати, к выставке никакого отношения не имела.) В общем, прихожу я с работы, достаю телефон, а у меня в нем смс: "Листала издание про атрибуцию портретов. Нашла типа портрет П.И. Теперь иду искать банкомат..." Я, постаравшись не сесть мимо стула, звоню Мыши и так аккуратно спрашиваю, нашла ли она банкомат. "Нашла, - говорит Мышь бодро, - Иду обратно, но мне кажется, что авторы книжки что-то курили". В общем, через пару часов Мышь вместе с книжкой нарисовалась у нас дома, за это время она выяснила, что нет, авторы-таки ничего не курили. И да, даже беглого взгляда на репродукцию было достаточно, чтобы... нет, не поверить даже, в изумлении зависнуть. Текст про историю атрибуции совершенно исчерпывающий, все так и есть, это действительно неизвестный портрет П.И. Пестеля: не реконструкция, не фотография с утраченного оригинала, не копия - подлинник прекрасного качества.
Весь вечер мы с Фредом, как дева со вьюном из песни, бегали с книжкой, пытаясь что-то придумать, не имея под рукой сканера, в итоге просто его сфотографировали. Вот он, смотрите:
Собственно, история такова: в 2012 году на ежегодной антикварной ярмарке в Брюсселе миниатюра была куплена московским коллекционером А.В. Руденцовым. На обороте были этикетки с гербом Демидовых- князей Сан-Донато (одна ветка Демидовых в середине 19 века прикупила себе итальянский титул, портрет, видимо, находился в их коллекции) и подписью по-французски "подполковник князь Миклашевский. 1840".
Рисунок выполнен на грунтованной бумаге свинцовым карандашом, автор неизвестен.
Далее началась атрибуция - с того, что в 1840 не существовало такого подполковника Миклашевского, и вообще, судя по мундиру (двубортному, а не однобортному) и форме эполет рисунок выполнен между 1820 и 1826 годом, на эполетах четко читается номер дивизии - 18, ворот мундира по тону отличается от тона самого мундира, значит, он красный (пехотный), а не зеленый (егерский), цвет поля эполет светлее тона воротника, то есть или белый или светло-синий, т.е. перед нами штаб-офицер или Вятского, или Уфимского полка, а они все считанные, и дальше, пытаясь определить, что за ордена на нем изображены, можно попробовать понять, кто это. Набор орденов нетривиален (3 иностранных ордена), так что единственный, кто подошел - П.И. Пестель. Дальше было сравнение с известными изображениями, и... в общем, в научной статье нельзя воспользоваться цитатой из анекдота про корову "Да я сама офигела", но, похоже, автор с трудом сдерживается, чтобы этого не сказать.
Я пересказываю статью А. Кибовского "От простого к сложному. Атрибуция некоторых миниатюр из коллекции А.В. Руденцова" (Материалы по русской иконографии. Вып. 2. М., 2013. С. 60 - 63.) От себя могу добавить, что дату создания портрета можно уверенно сузить до 1822-1825, и можно поставить приблизительную: 1824. Очень высокий уровень у художника, кто в Тульчине настолько хороший график? Рейхель? Честно говоря, мы вообще ничего о нем как о графике не знаем. Скорее это Петербург, весна 1824, портрет нарисован в том числе и для того, чтобы потом, во время отпуска, можно было снять с него копию и оставить родителям (так появляется "выдра", о которой ниже.)
Знаете, впечатление от портрета было неожиданно трудновыразимым. Когда привыкаешь к сто раз виденным, пусть зачастую среднего качества, изображениям, то, что я увидела, получилось... встречей, что ли? Как если бы сначала познакомиться с человеком по сети, а потом встретиться в реале, и твой настоящий собеседник неизбежно оказывается больше прежних представлений о нем. В первый момент скорее разочарование: какой он... некрасивый. Толстый. А, нет, не то, все не то. Не некрасивый и не толстый.:) А какой? Обыкновенный? А, нет. Настоящий. И вот этот момент, как беззвучный хлопок - ошеломляет. От портрета, даже самого хорошего, у меня обычно не бывает такого впечатления - такой реальности, словно перед тобой фотография, а не рисунок. "Здравствуйте, Павел Иванович. Здравствуйте. А я думала, что никогда вас не увижу..."
Все известные его изображения, на мой взгляд, эмоционально или оценочно окрашены. Юношеской одухотворенностью - самый первый, 1813 года, работы матери, написанный перед отъездом в армию (на раме стояла дата "2 мая 1813 года", вот этот:
(Это фотокопия с иллюстрации к какой-то из моих книг, переснято и забрано в рамочку еще в студенческие годы:), сейчас мы просто ее еще раз сфотографировали.) Это холст и масло (было, потому что, как я уже говорила, оригинал исчез). Все известные нам изображения этого портрета выполнены с фотографии, сделанной на выставке, где он экспонировался.
К нему мне хочется привести цитату из текста, возможно, авторства самой художницы, во всяком случае написан он ее рукой:
Юность - это не экзотическое растение, которое с трудом переносит чужой климат. Напротив, она являет свой росток миру: и на здешней почве растет все выше и выше; ухоженная и ничем не принуждаемая, она раскидывает свои тенистые ветви и протягивает мимоидущему страннику свои душистые цветы и освежающие плоды без того, чтобы это стоило ей труда, усилий и жертв; хотя сильный может и их вынести. С глубоким чувством, но без колебаний, она отламывает любимую ветвь с кровоточащего ствола, если так быть должно, и не жалуется на боль, ибо в ней самой содержится сила, запечатывающая любые раны, которые возмещает каждую жертву и вознаграждает всякий благородный поступок.
(перевод с немецкого
zaffarrana). В тексте нет даты, но скорее всего он написан года за два до появления этого портрета.
Мысль о жертвенности при взгляде на юношу с портрета, приходит сама собой: портрет написан за день до его отъезда в армию - на минуточку, с незакрывшейся раной и остеомиелитом, который вовсю заявит о себе меньше чем через месяц. "И не жалуется на боль, ибо в ней самой содержится сила, запечатывающая любые раны..." Разумеется, не жалуется - потому что жертвенность естественна, как естественно матери любить сына, которого она рисует, и тревожиться за него.
Дальше... Дальше, извините, выдра. Т.е. выдра в эполетах, как гениально определил его Фред, или "выдра лет пятидесяти". Вот она, скажите, ну разве не выдра?:)
До того, как это изображение тоже было утрачено, оно было гравюрой, и теперь ясно видно, с чего - вот как раз с того самого свеженайденного карандашного портрета. Только гравюрой плохой, грубой, прилизанной (выпрямлен ворот, ровно положена кривая эполетина, тщательно прорисованы ордена, добавлено волос,:) пририсованы губки бантиком (неужели такие бывают?), добавлено косоглазия и т.д. Версий этого портрета тоже встречается несметно, и они тоже окрашены, только уже оценочно. В зависимости от точки зрения он может быть тверд духом, солиден, демоничен, словом, настоящий профессиональный революционер, вождь и учитель. Если кто-то смотрел прекрасный советский фильм "Выстрел", то, может быть, помните, там в финале появляется отсутствующий у Пушкина персонаж, который намекает главному герою, какой дорогой надо идти, такой... старый большевик, нордический и стойкий, даже скулы сводит. В общем, наша выдра откуда-то из них.:) Таких людей, имхо, тоже не бывает, как и выдр в чине полковников.:)
Ну и есть еще третий портрет, точнее, карандашная зарисовка времен следствия, сделанная то ли А. Ивановским, то ли Э. Адлербергом, мне кажется, что скорее первым, потому что не в интересах Адлерберга было бы хоть как-то проявить заинтересованность в школьном приятеле (они с Павлом одноклассники и, кстати, в корпусе даже дружили).
Вот он:
(Рисунок в рост, фотография из книжки, в сети изображения нет).
Кто хотел трагического героя? Я, наверное, по инерции уже. Трагический? да, безусловно, уж таковы обстоятельства - только никак не герой.
Круг замыкается, это тот же человек, даже улыбка или почти улыбка на губах - та же, что и на портрете, ради которого я начала все это писать, эта странная смесь выражений, словно он не знает, заплачет сейчас или улыбнется; "готовность к эмоции" (с, спасибо Тиндэ за формулировку).
Не трагический и не герой, он просто живет, взрослый в свои 30 лет (да, в том веке взрослели быстро, и 30 - это возраст зрелости), он воевал, он уже несколько лет командует полком, он, наконец, тот, кто он есть - художник этого не знает, но он о себе знает, и мы знаем тоже. "Здравствуйте, Павел Иванович. Слава Богу, что не все рукописи горят".
Еще цитата, из биографии сына, написанной И.Б. Пестелем и опубликованной в 1875 году в журнале "Русский архив" Бартеневым (в переводе с немецкого, точность перевода установить нельзя, потому что оригинал... да-да, вы правы, разумеется, утрачен). Это последний абзац в тексте, при публикации Бартенев его выкинул как противоречащий образу вождя и учителя - скорее всего как частность, "личное", не имеющее никакого значения.
Павел Ив. имел сердце доброе, очень чувствительное, всегда был готов всякому помочь, хотя и с собственным убытком. Характер его был пылкий и вспыльчивый, но он всегда был готов немедленно извиниться и загладить свою вину. Не любил светской жизни и больших собраний, любил чтение и серьезные занятия, но в домашнем кругу мог быть очень весел. Отличительная черта его была с самого младенчества беспредельная горячая любовь к родителям (особливо к матери), также к братьям и особенно к сестре, для которых был готов всем жертвовать
Бонус для тех, кто дочитал до конца.:) Ниже - еще несколько изображений, гм, П.И. Пестеля разной степени выдроватости.
А.С. Пушкин (не факт, что кто-то из них Пестель, атрибуция крайне сомнительна.)
Обложка "Полярной звезды" Герцена, не знаю, кстати, кто автор профилей, но вид у них...
Этикетка спичечного коробка, 1975, юбилейный, год.
Серафим Саровский прогоняет зеленого змия масона. Автор картины уверен, что Пестеля. Ну правда же его, кто еще столько раз доской почета отмечался? (Проблема одна - изображен, возможно, и правда, полковник, но гвардии, и вторая - Пестель в глаза не видел преподобного Серафима и не факт, что знал о его существовании.) Рисунок недавний, не помню, 90-х или уже 2000-х годов, у Любелии был об этом пост, но я сейчас не найду.
Ну и на сладкое - фантик от карамельки. Да, фантик, да, карамельки - вот такие карамельки выпускали в 20-е годы. По-моему, конфеты должны были называться "лепреконы".