Из последних моих стихов. В качестве предисловия:
Кажется, Антону Дельвигу принадлежит высказывание, что сочинять вирши после тридцати лет неприлично (как тут не вспомнить знаменитую фразу Лассаля: "Гусар, который дожил до тридцати, не гусар, а дерьмо!" :-). Куда более значительный поэт Иннокентий Анненский был иного мнения и напротив полагал, что занятие в зрелом возрасте поэзией - признак серьёзного к ней отношения. Я долго размышлял на эту тему и не без причины, ибо свой первый стихотворный сборник "В изгнании" выпустил аж в 53 года. Да и то под псевдонимом.
В конце концов, я решил так: правы оба - и Дельвиг, и Анненский. Непосредственность и эмоции действительно преобладают в молодости, тогда как "Для трудов и размышлений старость грубая нужна". Вот и получается, что поэзия наиболее сильна и чувственна в первую треть человеческой жизни (к слову, упомянутый Антуан Лассаль погиб в 34 года), а далее... далее живое творчество становится литературной работой. Поэт и стихотворец - всё же несколько разные персонажи, пускай и в одном обличии. Это можно заметить даже у вдохновенного метафизика Иосифа Бродского: достаточно сравнить его "Полевую эклогу" (закончена, примерно, в 21 год) и "Летнюю эклогу" (написана двадцатью годами позже). При одинаковой тематике разница колоссальная и в эмоциях, и в стиле! В первом случае перед нами тонкая поэтика, во втором - не менее мастерская, но уже изящная словесность.
Вот и меня с возрастом всё больше и больше тянет к немножко вычурной стихотворной рассудочности, скажем так. О Современном под маской Прошлого. Смешение стилей и понятий разных эпох...
1
Месяц тонет, дробясь в предрассветной воде.
Зябко ёжусь от стылого холода.
Камыши за спиною в туманной слюде,
И река в каплях лунного золота.
Всё пространство моё - от угла до угла:
То ли трюм, то ли палуба тесная?
В темноте слышу плеск кормового весла,
Мы плывём, как всегда, в Неизвестное.
В изголовье буграми дорожный мешок,
Там лекарство с печалями справиться.
Запрокинувшись, рисовой водки глоток -
Сразу легче и можно расслабиться.
Мне соседи в селе намекали не раз,
Что в последние месяцы много пью.
Но в мечты не уйти ни на день, ни на час -
Вмиг воротят тычком или руганью.
Эти грустные мысли не против властей,
(Как известно, они от Всевышнего).
Лишь в атласном халате с набором кистей
Человеку дозволено лишнего.
Стань чиновником или купцом, вот тогда!..
Только это везение редкое.
И теперь остаётся - на ужин звезда
И на завтрак она же, под крепкое.
На закуску упавшие сливы с гнильцой
И занюх рукавами, как водится.
Вроде, тихо на джонке? Пора по второй.
Месяц ярче - должно распогодиться...
2
У Восточной заставы листвы намело -
Красной, жёлтой, под чёрной каймою.
В лужах матовый лёд, как густое стекло,
С чуть заметной сырой синевою.
Мусор в качестве прозы повсюду! Видать
Даже возле распахнутой дверки.
Обленилась охрана - к чему убирать,
Если нет и не будет проверки?
Служат здесь и властям, и себе. Окрик: "Стой!",
И я вижу на входе детину.
Круг монеты в кармане верчу. Золотой.
Серебро не возьмёт, не по чину.
Животом прёт навстречу - берёт на испуг.
Не всерьёз, а бездумно, привычно.
И ему безразлично, что Небо вокруг,
Ему всё вообще безразлично.
Молча кланяюсь. Низко, но в меру. Халат
У меня с виду чистый, не рваный.
Сапоги, длинный посох... Прищуренный взгляд
Не холопский, а так - безымянный.
Может, мудрый монах или тайный гонец
Перед ним? Он наверно не знает.
Живо выбросил руку ковшом! Молодец:
По понятиям жизнь понимает.
Заплачу и свободен. И листья легли
В разноцветье дорожных маршруток...
Область "Ва" позади, а внизу царство "Ли".
Намекает судьба - и без шуток.
3
Осторожно, без лишнего шага,
Я спускаюсь по круче к реке.
Из пожитков лепёшки да фляга,
В остальном налегке.
Так и сыпятся камешки градом,
Словно яшма с разорванных бус!
Вниз заглядывать лучше не надо,
Хоть и манит искус.
Знаю точно: закружится сразу
Голова - и падение, смерть.
Но вот хочется глупому глазу
В эту бездну смотреть!
Ведь ребёнком я двигался ловко
По камням и по граням любым.
Может, просто нужна тренировка
Вечно быть молодым?
Сверх природы не знать и не грезить
В беговой суете наперёд;
Жить без вечной оглядки, а нежить
Не про нас и не в счёт?
В эту зыбкую правду поверим
Просто так, ведь умом не объять.
Мало юность вернуть - нужно зверем
Неосознанным стать.
Лишь инстинкт да немного расчёта...
Градом пот, и слабеет рука,
Дрожь в коленках, изжога, икота -
Понесло ж дурака!..
4
С трудом разлепил я глаза,
Как будто измял занавеску.
Дождём за слезою слеза,
Мир вижу с трудом и нерезко.
Неловко поднялся с тахты,
Стою, как без крыльев птица.
Покои чисты и пусты:
Стена, коридоры... Больница.
Служанка сидит у окна
В измятой и грубой одежде.
За мутным стеклом страна
Такой же судьбы, как и прежде.
Плакаты, хоругви, клинки,
А люди, как звери, в стаю.
На запад уходят полки -
Война... Для чего? Не знаю.
Издал император указ
(А может, и евнух главный).
И снова в который раз
В бой гонят - "последний, славный!"
Века за веками подряд
Кровавые стяги реют.
Сверкают глаза у солдат,
У женщин они тускнеют.
Микстуры отведав глоток,
Я снова прилёг на лавке.
Болезни порой долгий срок
Надёжнее скорой поправки...
5
Густой, тяжёлый долгий снегопад
Валил всю ночь и выбелил все склоны.
О, сколько птиц ко мне слетелось в сад!
Нет во́рона - кругом одни воро́ны.
Ещё немало взбалмошных соро́к,
На со́рок метров будет их с десяток.
Морозит... Неба серого платок
Наброшен сверху, словно отпечаток
Тоски богов на сотни тысяч ли.
Закрыв замо́к, я покидаю зáмок:
Пять старых стен на пятачке земли
И рядом флигель для полночных пьянок.
Но не с кем пить, да и здоровья нет:
Отведал ви́ски - за виски́ схватился!
Прострельной боли гаснущий дуплет,
И всё равно: ты пьян иль похмелился.
И не стои́т вопрос на тему "быть",
А значит, сто́ит сбавить обороты.
Ведь на движке уж не ремень, а нить,
Упала скорость, мелочней заботы.
Забыт лосьон, расчёска и духи́,
Одни лишь ду́хи мрачные повсюду.
Рисунки, куклы, дневники, стихи...
Кричат пичуги: "Не грусти!" Не буду.
Иду усталым шагом до воро́т.
Там ветер крут - я поднимаю во́рот.
Как ни живи, в судьбе один исход.
Короткий день. Безлюдье. Снежно. Холод.