Генезис персонажа Баба Яга
Генезис персонажа баба Яга и некоторых других персонажей русских народных волшебных сказок.
В выдающемся диптихе В. Я. Проппа о волшебной сказке («Морфология волшебной сказки» и «Исторические корни русской народной сказки») убедительно доказана связь волшебной сказки с первобытным обрядом инициации мальчиков. Автор пришёл к выводу, что зачаток сказки первоначально был неотделимой частью этого обряда. Я бы даже сказал проговариванием обряда. Своей морфологией В. Я. Пропп дал очень удобный инструмент для анализа волшебных сказок и мифов. Однако, сам же не смог дать убедительного объяснения одного из самых колоритных персонажей волшебной сказки - бабы Яги. Его предположение, что её прототипом, возможно, является гипотетическая временная жена в «большом» (мужском) доме не убеждает даже самого автора. Не нашёл он исторического прототипа и для ложного героя. Хотя сразу же возникает аналогия с временным правителем, подробно описанным Дж. Фрезером в «Золотой ветви», которую В. Я Пропп часто цитирует в «Исторических корнях волшебной сказки». Я хочу немного развить структуралистский метод Проппа, и дать ответы на некоторые нерешённые им вопросы, в том числе и по бабе Яге. Сразу же оговорюсь, здесь не будет большого количества примеров из Проппа и Фрезера. Считаю, каждый, кого интересует данная тема, должен знать работы В. Я. Проппа и «Золотую ветвь» Дж. Фрезера.
Итак, в чём суть обряда инициации? В имитации смерти и воскрешения. Всё, крайне просто. Уже здесь есть основные функции волшебной сказки - испытание и награждение. Это пара может быть сутью всей сказки (возникшая нехватка и конечное избавление от этой нехватки). Эта же пара (испытание и награждение) вкраплена в материю сказки по всей линии сюжета в других видах и масштабах (расспрашивание-дарение волшебных вещей, дополнительные испытания-свадьба и воцарение и пр.). Возникает представление, что существует всего лишь эти две функции -испытание и награждение. Все остальные описанные Проппом функции лишь разновидности их.
Второй вопрос - как возник обряд инициации? Современный человек ответит, что однажды родители по всей планете, по-видимому, решили обучать мальчиков. Но такой мотив встречается в волшебных сказках как очень поздний. В более архаичных видах детей или увозят в лес, и там оставляют на смерть, или они сами уходят, или их похищают. При этом ни слова об обучении. Мне кажется, на этот вопрос будет легче ответить в купе с несколькими другими вопросами. А именно: почему инициация происходит с половой зрелостью мальчика? Почему через смерть? Откуда возник институт права первой брачной ночи? Все эти три вопроса сразу же наводят на мысль, что в «самом первобытном» человеческом обществе вожак изгонял мальчиков достигших половой зрелости в лес. Т. е. первое человеческое сообщество существовало в форме человеческого прайда. Надо ли здесь уточнять, что двенадцатилетний мальчик, изгнанный в одиночестве в лес, обрекался, по сути, на смерть? И выживали единицы. Подросток, проходя через лес, практически проходил через смерть. Но выжив, возмужав, и через несколько лет, почувствовав в себе достаточно сил, мог прийти в какой-либо прайд и, убив престарелого вожака, сам его возглавить. Здесь, кстати, становится действительно ясной немота «прошедшего через смерть». Не из-за какого-либо помутнения рассудка, не потому что мёртвые не говорят. Это более позднее рационализированное объяснение обрядовой немоты. Исторически же самец приходил в другой прайд, языка которого он не знал. Так русские всех иностранцев раньше называли немцами. Так же становятся понятны распространённые и устойчивые сказочные формулы: «идти куда глаза глядят» и, особенно, «идти на все четыре стороны». Они очень легко согласуются с изгнанием. Итак, сперва, в дородовом строе, это был обычай, если можно так выразиться, который позже стал традицией, а ещё позже оформился в обряд.
Герой попадает в царство смерти, получает там знания, силу, находит там (в лесу) некие полезные вещи, приходит в тридевятое царство, убивает тамошнего царя, женится на Елене Прекрасной (точнее на десятке Елен Прекрасных) и получает царство «в наследство». Все избушки, дома богатырей или разбойников в лесу появились позже, при родовом строе, когда два или больше родов составили союзы. И мальчики уже не изгонялись, а после инициации уходили в определённый род, в котором для них готовились невесты. А князь (бывший вожак прайда) терпел взрослых мужчин как своих холопов. Сохраняя право первой брачной ночи. Спрашивается, откуда взялась баба Яга? Откуда взялись мотив чудесного (непорочного) рождения героя и формула «рос не по дням, а по часам»? Ведь рассмотренный выше обряд и его озвучивание начинается со смерти героя. А может, был ещё какой-либо обряд и соответствующий ему миф не рассмотренный В. Проппом, и в котором бы фигурировала женщина, и связанный с рождением и ростом?
Есть такой. Суть его не менее проста, чем суть инициации. Герой родился, рос не по дням, а по часам, убили его и съели. Он очень подробно описан и разобран Дж. Фрезером в «Золотой ветви», и известен нам как «сады Адониса» или мистерии плодородия. В чём его цель и смысл? В имитации в магических целях роста урожая, который женщины-собирательницы собирали в лесу. Для этого использовались однолетние растения, в том числе злаковые (позже, в основном злаковые). Их сажали, возделывали, ухаживали, потом собирали урожай с грядки, и устраивали пир. Почему же это был обряд, а не производственная деятельность? Историко-стадиальный метод в этнографии и фольклористике приводит к выводу, что первобытные люди не занимались производственной деятельностью в принципе, а естественным продуктом питания было то, что собрано и добыто в лесу. Указанные же грядочки возделывались исключительно в магических целях, посредством имитационной магии воздействовать на дикую природу. Имитационная магия учит, если что-нибудь сымитировать, оно случится. Чем больше будет урожай на имитационной грядке, тем больше будет урожай в лесу, чем богаче будет имитационный пир, тем богаче будет пир с лесного урожая. Всякий обряд неизбежно имеет свой миф, и формула-заклинание «рос не по дням, а по часам» именно из этого мифа. По ходу мифа героя (Урожай) убивали сами же женщины, засовывали в печь, затем съедали, и имитационная магия требует, чтоб это был пир. Необходимо немного сказать о мотиве чудесного (непорочного) рождения. В. Я Пропп в работе «Сказка. Эпос. Песня.» анализируя этот мотив, начинает с замечания, что первобытные люди не связывали деторождение с сексом, поэтому, мол, и деторождение являлось для них чудесным. Здесь явная логическая ошибка. Ведь чудесное и непорочное может быть только на фоне не чудесного и порочного. Но если все женщины рожали, по мнению первобытных (как считает В. Пропп), без связи с сексом, то это обычно, и ничего чудесного в этом нет; и в этом нет ничего непорочного, или как могло происходить порочное зачатие? С этой его логической ошибки весь его обширный анализ мотива чудесного рождения и формулы «рос не по дням, а по часам» оказывается ошибочным. А если же принять, что мотив чудесного рождения родом не из представления о возрождении ранее умершего (данное представление соответствует обряду инициации (смерти и возрождения)), а действительно из представления о чудесном рождении? Из чего же могло возникнуть такое представление? Сперва отметим, что многими исследователями отрицается незнание первобытными связи деторождения от секса. Если это так (первобытные люди имели представление о роли секса в деторождении), то появление из земли дерева, колоса, др. растений должно было представляться непорочным и чудесным.
Получается, что классическая волшебная сказка сложилась из двух мифов - женского и мужского. В женском обряде герой (Урожай) чудесно и непорочно рождается, растёт и попадает в печь. Печь естественно стоит в избе, и героя в печь засовывает женщина. В мужском же обряде героя уводят в лес, засовывают в некую конструкцию чем-то похожую на избушку. Сам собой напрашивается вывод, что когда обряды исчезли или перестали быть обрядами, а их мифы остались, они смогли объединиться в один сюжет, а два героя слиться в одного. Как и сама "избушка на курьих ножках". Есть данные, что строения для инициации мальчиков часто стояли на столбах, но вертеться вокруг оси они не могли. Зато давно способны вращаться мельницы.
Фото: Сергей Михайлович Прокудин-Горский из архива Библиотеки Конгресса США
Поэтому и избушка стоит не в лесу, а перед лесом, на границе жизни и смерти. И если в первом (женском) мифе герой должен был попасть в печь и погибнуть, то получив продолжение посредством второго (мужского) мифа герой обманывает или побеждает бабу Ягу. А пир, который должен был случиться после убийства героя, превращается в испытание едой. Можно предположить, что и в бабе Яге слились два персонажа - баба из женского мифа и некто яга из мужского мифа мучившего инициируемых. И первоначально комбинированный персонаж назывался не баба Яга, а баба-яга. Здесь сразу другое освещение получает формула «Русским духом пахнет». Раз в женском мифе история про еду, то может и имелся в виду запах еды? Чисто предположительно, могло ли слово «рожь» иметь форму «рожьский»? Тогда рожьский дух означало бы ржаной, хлебный дух. А народная этимология рожьский дух переделала на русский дух. По крайней мере, есть соображения лингвистов:
«употребление притяжательного суффикса добавляло к семантике имени «жизни» или наоборот, употребление его с «безжизненным» именем убирало притяжательность. У меня нет доказательств, что тут определяющим было. Ср. также *nebesьskъ и *nebesьnъ. «Из общих соображений» (например, по значению этого суффикса в прагерманском и др. языках), представляется более вероятным именно чёткое притяжательное значение суффикса, меняющее семантику исходного имени, а не наоборот, т. е. *nebesьnъ - «относящийся к небу, как объекту», а уже *nebesьskъ - «принадлежащий небу, как местообитанию высших сил». Аналогично и по другим парам: *plъtьnъ «состоящий из плоти», «материальный» (> «плотный», «непроницаемый») ~ *plъtьskъ «принадлежащий плоти», «свойственный плоти» (> «плотский»)»
http://lingvoforum.net/index.php/topic,86309.msg2812165.html
По аналогии можно предположить: по этому правилу как раз и должно быть ръжьnъ хлеб (состоящий из ржи), но ръжьskъ дух (принадлежащий ржи). Красноречиво описание избушки Бабы- Яги: «Избушка на курьих ножках, пирогом подперта, блином покрыта «. «Фу, фу, фу» уже поздняя вставка. К этому же обряду относится типичная сказочная формула «Посмотрим, из какого ты теста сделан». Подтверждается это ещё тем наблюдением, что в сказках, где к бабе Яге попадает девочка, то, как правило, по воле родителей целенаправленно. В этих сказках избушка находится в лесу и не поворачивается, в печь никого не садят, нет формул «роста не по дням, а по часам» и (как правило) «русским духом пахнет». То есть в сказках с девочками отражён чисто обряд инициации. А обозначение типичного персонажа как "баба Яга" стало просто традицией.
Резюме. Классическая русская народная сказка из разряда волшебных сложилась из двух более простых сказок. Сказки выросшей из мифа на основе обряда (мистерии) плодородия, когда герой-жертва (по терминологии В. Я. Проппа) чудесным образом рождается, его холят, затем он попадает в печь и устраивается пир. Яркий наиболее близкий пример - сказка «Терёшечка» (хотя в ней он всё-таки уже остаётся живым). И из второго мифа на основе обряда инициации, в котором герой-искатель преодолевает препятствия с помощью волшебных средств или помощников, убивает кого-то связанного с царевной (змея, Кощея или её отца), и получает право жениться. Два мифа слились, два героя слились. Точка слияния - избушка на курьих ножках. Вот как об этом пишет В. Я. Пропп в «Русской сказке»:
«Баба-яга - страж границы, она охраняет вход в тот далёкий мир. Вход идет через её избушку. За пределами её - тёмный лес (избушка стоит на краю леса) и тридесятое царство. В больших, длинных сказках, в которых героя ждёт множество приключений, с того момента, когда он достигает избушки, меняется стиль сказки. Начало сказки бывает реалистическим (за исключением фигуры старого царя): мужики и бабы, изба, семейная жизнь и семейные нелады, косьба и другие сельскохозяйственные работы. С этого же момента властно вторгается сказочная фантастика, реальный крестьянский мир забыт.»
К сожалению он не сделал того вывода к которому пришли мы, но это в общем не опровергает В. Я. Проппа, это его дополняет.
Немного о волшебных помощниках и других персонажах. Пропп пришёл к выводу, что волшебные помощники это просто переосмысление образа героя. Если в архаичных формах герой - герой-животное, то после он переосмысливается как герой + животное. И здесь он отошёл от своего принципа объяснять трансформации сказки на исторических аналогиях, прототипах. А ведь исторические события могшие привести к появлению в волшебных сказках волшебных помощников были, и давно известны. Ведь тотемные рода в определённый момент начали сближаться и образовывать племена, а у каждого из них был свой миф. Объединяются четыре тотемных рода, и каждый привносит свой миф. И вот у героя (который теряет, или почти теряет свою звериную грань) начинают появляться помощники: волки, кони, медведи, зайцы, орлы и пр.
Нет никаких препятствий признать, что истории медведя порвавшего зайца, сокола сбившего утку, щуки доставшей яйцо со дна моря были самостоятельными мифами с самостоятельными героями-животными, включёнными в канву другого мифа. Но в процессе многовекового шлифования и рационализации сказки эти герои потеряв почти свою человеческую грань (только говорят по человечьи) превратились в типичных волшебных помощников. Вместо смерти у них остался только намёк на смерть, когда Иван целится в них из лука, а из всех остальных функций осталось только выполнение трудной задачи адаптированной под конкретную сказку. Например, известных персонажей Вертогора и Вертодуба вообще можно легко убрать из сказки, никакой функции они не несут, а только украшают её. Как же они попали в неё? Полагаю по той же причине, в следствии объединения нескольких родов. И сперва в сказке было три равноправных линии. Но позже акцент переместился на одного ставшего главным героя, а Вертогор и Вертодуб стали деградировать. О том, что это могли быть герои самостоятельных мифов, говорит их связь со смертью и выполнения ими трудной задачи. Просто рассказчик рационализируя их в сказке, их смерти и трудные задачи поменял местами во времени. Если в своих мифах они сперва должны были пройти через смерть, и лишь затем выполнять трудные задачи, то в сказке смерть их ждёт после выполнения трудной задачи. Дальнейшая их рационализация наверняка привела бы их к трансформации в волшебных помощников.
Так же могли возникнуть и два равных героя и многоходовые сказки. Конкретные формы объединения мифов зависели от отношений объединяющихся родов.
Немного особняком стоит лягушка-царевна. Это сюжет, который В. Пропп называл редкими в сказках, как почти буквальное описание жизненной ситуации. Здесь предположение, так как описания в этнографии именно такого обряда в деталях я не встречал. Но обряды инициации у всех народов были таинством, до которых исследователей не допускали. Однако из деталей сказки, и описанного этнографами относительно инициации мальчиков в данном случае кое-что можно восстановить.
Итак, сыновья для поиска невест пускают стрелы, значит речь идёт об охотниках. Делают они это для женитьбы. А жениться мальчики могли только после прохождения обряда инициации. Только после этого они могли становится охотниками, считаться взрослыми мужчинами и женится. И указывается прямое испытание - поцеловать лягушку. Из этого можно предположить, что реальным испытанием (экзаменом) инициируемого охотника был поцелуй лягушки. Почему это было важно для будущего охотника, и почему именно такое испытание? Потому что лягушка видит только движущиеся предметы, и только очень терпеливый человек может подойти к лягушке так медленно. И поцеловать её, чтоб она не заметила человека, и не упрыгала. Только такой человек мог быть удачливым охотником с первобытными орудиями лова. Хоть такой обряд и не описан в литературе, но индийские факиры до сих пор демонстрируют умение поцеловать змею. Чьё зрение близко со зрением лягушки. Более того, я из своего детства помню игру деревенской детворы, в которой требовалось именно это - поцеловать живую лягушку. А многие детские игры это древние обряды. Таким образом, мы с большой долей вероятности можем предположить, что в завязке сказки о царевне-лягушке описан конкретный обряд инициации мальчиков.
23.11.2016 г. Третьяков Сергей