Моя деревня. Война.
Немцы вошли в Каськово в конце октября 41-го, в процессе наступления на калининском направлении. От Ржева наши отошли быстро, но у станции Пожитово - в 20 километрах от Каськово - фашистов остановили и далее к Торжку не пустили. А через 4 месяца отбросили обратно к Ржеву. За эти 4 месяца немцы угнали пол-деревни. Угнали не куда-то и не зачем-то, просто - угнали. Подо Ржев, в основном. То ли хотели освободить место, то ли планировали использовать на сельхозработах, то ли гнали в Германию да передумали. Неизвестно, ибо не объясняли.
Приехали на фурах - это такие длинные телеги с покатыми бортами, в Тверской области не применявшиеся - покидали туда немощных, более сильным сказали следовать пешком. Что успели схватить - то и унесли. Зима 41/42-го была очень холодной, пока дошли до Ржева практически все были обморожены. В деревеньке Власово человек 40 набили в один дом, в котором не было ни окон, ни дверей. Правда печка разломана не была. Завесили окна и дверь чем попало, натащили соломы и растопили печку. В тепле начали оттаивать отмороженные конечности. Сперва стоял стон и плач, потом стал стихать - многие умирали: слабость, болевой шок, гангрена. Мертвых выносили на двор и складывали на снег. В этом доме людей продержали более десяти дней, не давая ни воды, ни еды. Топили с консервной банке покрытый гарью (деревня стояла в километре от линии фронта, шел постоянный обстрел) снег, разводили с ржаной мукой. Выносили умерших на двор. Умерло более половины. Под конец оставшиеся могли даже лежать.
Потом было распихивание угнанных по семьям - таким же несчастным и голодным. Безрезультатный поход к знакомой, работавшей с волостной канцелярии за 10 километров, за лекарством. Обвинение в бегании к партизанам - обвинила Ксения Романовская, односельчанка. Разделка дохлой лошади. Побирание по деревням - если немцы ловили, то били плеткой. Постоянный голод. Смерть детей - от гангрены, от голода. Хоронили в общей яме за околицей, кого в подобии гроба, кого обернутым в ткань, кого просто клали.
Потом, уже весной, на некоторое время деревеньку отбили наши. Отправили домой, дали машину, которая вскоре сломалась. До Каськово шли двадцать километров шестеро суток.
Население Каськово за войну уменьшилось более чем наполовину. У Ксении Романовской из семи детей осталось двое. У Григорьевых - моих родственников - из четырех один. Одна. Тетя Надя, папина троюродная сестра.
Приехали на фурах - это такие длинные телеги с покатыми бортами, в Тверской области не применявшиеся - покидали туда немощных, более сильным сказали следовать пешком. Что успели схватить - то и унесли. Зима 41/42-го была очень холодной, пока дошли до Ржева практически все были обморожены. В деревеньке Власово человек 40 набили в один дом, в котором не было ни окон, ни дверей. Правда печка разломана не была. Завесили окна и дверь чем попало, натащили соломы и растопили печку. В тепле начали оттаивать отмороженные конечности. Сперва стоял стон и плач, потом стал стихать - многие умирали: слабость, болевой шок, гангрена. Мертвых выносили на двор и складывали на снег. В этом доме людей продержали более десяти дней, не давая ни воды, ни еды. Топили с консервной банке покрытый гарью (деревня стояла в километре от линии фронта, шел постоянный обстрел) снег, разводили с ржаной мукой. Выносили умерших на двор. Умерло более половины. Под конец оставшиеся могли даже лежать.
Потом было распихивание угнанных по семьям - таким же несчастным и голодным. Безрезультатный поход к знакомой, работавшей с волостной канцелярии за 10 километров, за лекарством. Обвинение в бегании к партизанам - обвинила Ксения Романовская, односельчанка. Разделка дохлой лошади. Побирание по деревням - если немцы ловили, то били плеткой. Постоянный голод. Смерть детей - от гангрены, от голода. Хоронили в общей яме за околицей, кого в подобии гроба, кого обернутым в ткань, кого просто клали.
Потом, уже весной, на некоторое время деревеньку отбили наши. Отправили домой, дали машину, которая вскоре сломалась. До Каськово шли двадцать километров шестеро суток.
Население Каськово за войну уменьшилось более чем наполовину. У Ксении Романовской из семи детей осталось двое. У Григорьевых - моих родственников - из четырех один. Одна. Тетя Надя, папина троюродная сестра.