Соблазны фиолетовой карьеры
Под этим заголовком 15 октября 1975 года в газете "Московский комсомолец" была опубликована нижепривeденная статья. Редкая по тем временам.
ПО ВАШЕЙ ПРОСЬБЕ
Некоторые читатели «Московского комсомольца» спрашивают, что за выставка художников - «авангардистов» проходила в Доме культуры ВДНХ?
И кто они такие - эти «авангардисты»? Рассказывает корреспондент газеты, побывавший на выставке в первые дни ее работы.
Соблазны фиолетовой карьеры
БОРОДАЧ быстрым шагом подошел к одной из картин и стал срывать ее со стены. Картина висела довольно высоко, а он, напротив, был невысок ростом, однако действовал решительно и быстро. За первым полотном 'последовало второе, третье.
- Что вы делаете, - возмущенно крикнул кто-то из зрителей. - Кому помешали эти картины?
- Их автору, - ответил довольный собой бородач.
А я уже с полчаса знал о том, что собираются срывать картины. Тогда стало известно, что администрация выставки отказалась от показа некоторых полотен. И между участниками экспозиции вспыхнул ожесточенный спор. Преобладали две точки зрения - перенести открытие выставки с тем, чтобы переубедить администрацию. Сторонники второй, в знак солидарности с авторами отвергнутых работ, призывали каждого убрать из экспозиции и свои собственные. Хотя они горячились, больше всех размахивали руками, доказывая правоту, их было не так уж много. И когда выставка открылась, я подумал, что покушение вряд ли состоится
Однако теперь оказался свидетелем его начала.
Выставка только что открылась. Первая партия посетителей еще не успела закончить осмотр. На срывавшего смотрели с удивлением и неприязнью. А тот, поворачивая полотна лицом к стене, не без вызова объяснял причину своего необычного поведения.
Я быстро обошел все залы и убедился, что началась цепная реакция. Холсты лихо летели со стен, с сухим треском лопалась туго натянутая бечева. И вместе с тем понял, что в споре на улице была весьма солидно представлена еще и третья сторона, которая до поры до времени помалкивала! Многие участники экспозиции больше всего хотели, чтобы она обязательно состоялась. И сейчас их работы остались на своих местах.
Но как бы то ни было, открытие выставки было сорвано. Это не нравилось публике. Вернее сказать, публика была несколько обескуражена. Однако кое-кто сразу нашел себя именно в этой ситуации;
- Восемь моих картин они отказались выставить. И у других еще... - диктует иностранному корреспонденту коротко стриженный парень в замшевой куртке. - Причины отклонения работ? Они усмотрели там эротику, сионизм, тенденциозность.
Зарубежных журналистов несколько. Перья быстро бегают по бумаге. Создается впечатление, что интервью здесь дают даже охотнее, чем берут. Но опять же далеко не все. Пожалуй, большинство участников выставки к иностранцам относится равнодушно, зато кое-кто так и ловит их взглядом.
И вдруг...
- Мне не нравится эта выставка, - резко отвечает одна из посетительниц иностранному корреспонденту.
Тот вскидывает глаза от блокнота.
- Вы специалист в области изобразительного искусства?
- Нет. Я учительница. И рада, что пришла сюда без детей. Не хочу, чтобы они видели жизнь такой, какой она представлена здесь.
- Она подослана. Подослана! - кричит, размахивая фотоаппаратом, кто-то худой в белой, с заломленными не ковбойский манер полями шляпе.
Женщина негодующе пожимает плечами.
К этому эпизоду я позволю себе вернуться еще раз, в конце статьи.
А пока последуем на улицу,
Здесь, у бокового входа постепенно опустевшего павильона, участники пока еще несостоявшейся выставки покуривают в ожидании дальнейших событий, собираются кучками, переговариваются, Быть ей или не быть - вот вопрос, который волнует, безусловно, всех. Но волнует по-разному.
Те, кто не захотел снимать своих работ, спокойнее других - они уже определили свое отношение. Правда, некоторые волнуются, остались ли их картины висеть. Видимо, несмотря на то, что срывавшие призывали каждого поступить со своими творениями по их собственному желанию, полностью на их корректность полагаться трудно.
Для срывавших полотна вопрос по-прежнему ясен - все или ничего. Они задают тон. Но большинство усиленно ищет компромисс. Отсюда - и томительное курение, и то и дело перегруппировывающиеся кучки спорящих.
Со стороны - зрелище довольно любопытное. Возраст различный, до лысин и седин, но доминирует молодежь. Туалеты - разнообразнейшие. Один щеголяет в расстегнутой синей бархатной куртке, одетой прямо на смуглое тело. Плюс - черный котелок на голове, украшенный разноцветными буквами. Впрочем, несмотря на солнце, головные уборы здесь тоже самые разные, вплоть до вытертой круглой меховой шапочки. Но в основном одеты обыкновенно, без вызова, есть даже галстуки - в честь торжества. Много бород - от классической хемингуэевской до еще более классической эспаньолки. Много усов - тоже в ассортименте.
Несколько хиппи, похожих друг на друга настолько, что при взгляде на них кажется, будто двоится в глазах, усевшись на обрамляющий тротуар каменный бордюр, достали иголки с нитками и что-то сосредоточенно вышивают на своих блузах. Их движения плавны, одежды ярки, фигуры тонки, а лица нежны и румяны - лишь уверенно пробивающийся пушок говорит о принадлежности к определенному полу. Однако перед вами не просто безымянные «цветы», а группа «Волосы», представившая для экспозиции работы, в частности, выполненные все теми же иглами. Кажется, неудачно.
Кто-то наигрывает на самодельной свирельке, сооруженной, по-моему, из клешни краба.
Двое под дружный смех составили партию в очко на пальцах.
Жужжат портативные кинокамеры, щелкают затворы фотоаппаратов. Снимки на память? Кому-то да. Кому-то нет. Говорят, будто после одной из подобных выставок ими торговали среди своих по рублю.
А вот и нечто похуже. Один, нащелкав несколько сюжетов, разряжает аппарат и передает пленку другому. Тот скрывается в толпе. Через мгновение я вижу, как иностранный корреспондент трясет ему руку и с довольным видом уходит.
Разговоры. Разговоры...
Из них можно уяснить и «идейную платформу» многих участников.
Узнаю - то, к чему прикоснулась рука художника, и есть произведение искусства.
Оказывается, «и самое что ни на есть реалистическое искусство у нас в загоне».
- Представляешь, полдня ребята гнездо вили, и все насмарку, - слышится рядом. - Говорят, пожароопасный экспонат.
Речь идет о самом настоящем, внушительных размеров гнезде, свитом из веток и сухой травы, по мнению его создателей - полноправном произведении искусства.
Дослушать не успеваю.
Группки слились в толпу. Та потекла по тротуару и плотным полукольцом окружила мусорный бак, а в данный момент - трибуну. Потому что именно с крышки мусорного бака обращается к другим, одетый в хорошо отутюженный костюм, один из старших участников экспозиции Оскар Рабин. Он призывает потребовать у администрации выставки вернуть в экспозицию отвергнутые картины, а заодно - освободить «незаконно взятого милицией художника Зеленина».
- Вот уж это здесь ни при чем, - рассудительно говорит мой сосед.
Фамилия Зеленина мне тоже не внове. Еще перед открытием я знал, что он попал на 10 суток за нарушение общественного порядка в другом городе. Кто-то даже предлагал назавтра прийти на выставку, приколов рядом со значками ее участников листки бумаги с надписью «Свобода Зеленину». И вот теперь эти слова несутся с высоты мусорного ящика.
- Кто «за»?
Те, кто «за», кричат, энергично поднимают руки. Рук явно недостаточно, но оратор считает дело сделанным, и переговоры с администрацией вступают в новый этап. Напрасно одна из девушек, юрист по образованию, пытается объяснить, что такое требование бессмысленно, противоречит всем правовым нормам.
Спустя короткое время выяснится, что Зеленин сам по себе, в соответствии с законом, уже освобожден. Вот это-то последнее обстоятельство явно не всем по душе. И некто обронит: мол, и радоваться особенно нечего - все получилось само по себе, в порядке вещей.
Я описал по возможности беспристрастно только то, что видел собственными глазами, слышал собственными ушами. Мне показалось, что все это представляет определенный интерес для того, чтобы понять - кто же они, так называемые «авангардисты». Ведь созерцание экспонатов, увы, далеко не всегда дает полное представление, какое содержание и с какой целью пытаются вложить в них создатели, на чью поддержку они рассчитывают.
На следующий день, в воскресенье, выставка откроется.
ТЕПЕРЬ давайте обратимся к самим работам - что-то они нам скажут?
И почему учительница так страстно не хотела, чтобы среди посетителей выставки оказались дети?
Здесь можно встретить все - от утонченной, почти каллиграфической манеры письма, становящейся самоцелью, до полностью абстрактных полотен, обращающихся (и, по моим наблюдениям, в подавляющем большинстве случаев
безуспешно) к зрителю исключительно на языке лишенных прямых ассоциаций цветовых пятен и линий.
Мое внимание привлекло полотно Олега Панкова, изображающее могучего загорелого человека, медленно погружающегося в пучины океана под тяжестью ноши - опирающейся на его плечо античной статуи.
Вариант похищения Европы?
Один из участников выставки Михаил Одноралов любезно разъяснил символику «Притчи о художнике»: перед нами мастер, которого тянут на дно классические традиции.
Десятка через два шагов на той же стене висела работа М. Рогинского и Л. Бруни - «Пальто Одноралова М.Н.». Это было действительно самое настоящее коричневатое демисезонное пальто, вполне возможно, действительно принадлежавшее их товарищу, не сильно ношеное. С воротника аккуратно свешивался красный шерстяной шарф, из кармана косо торчала бутылка кефира.
Все венчала повешенная на грудь табличка «Руками не трогать».
И хотя она была явно нарочитой, я почему-то вдруг очень ясно представил себе, как кто-нибудь из непосвященных зрителей, не удосужившись вчитаться в табличку, снимает одежду с крючка и заботливо несет ее дежурному по зaлу:
- Извините, там у вас кто-то пальто оставил, потом искать будет. Как в гардероб пройти?
Он и не заподозрит, что держит в руках «произведение искусства», один из авторов которого - М.Рогинский, между прочим, член Союза художников.
Похоже, что «вперед идущие» зашли не туда. И не только на этот раз.
У самого входа, в большом зале на первом этаже, расположилось гнездо. То самое, пожароопасное - идя навстречу участникам выставки, его все-таки нa время включили в экспозицию.
Гнездо большое, добротное, аисту такого не соорудить. Куда мудрой птице тягаться с человеком, а здесь Геннадий Донской, Виктор Скерсис и Михаил Рошаль его втроем, как мы уже знаем, полдня вили.
Впрочем, на полу не просто искусственное гнездо, а работа «Высиживайте яйца!». И ее создатели подтверждают свой призыв собственным примером. Они сидят внутри сооружения из веток и травы втроем, спина к спине. Посредине - куриное яйцо. На подоконнике - фотографии, отображающие процесс рождения экспоната. На одной из них запечатлена попытка свить гнездо без помощи рук, зубами.
У гнезда стоит закупоренная самодельной затычкой винная бутылка, один из «живых экспонатов» аппетитно закусывает бутербродом с ветчиной.
Беру короткое интервью у «экспонатов» - случай, согласитесь, редчайший.
- Какая идея заложена а том, что вы представили?
- Каждый может что-то высидеть, если захочет.
- Интересно ли быть экспонатом?
- Это зависит от того, интересная ли публика.
- Почему на фото вы работаете зубами? И как в содержание работы вписывается бутерброд?
- И то и другое взято у природы. Птицы вьют гнезда клювом. И сыты они не только пением... Правда, нам свить гнездо без рук не удалось.
Рядом стояла еще одна работа троицы - выкрашенная в красное «коммуникационная труба» диаметром побольше самоварной. Назначение - устранение некоммуникабельности между людьми. Желающим предлагалось посмотреть через нее друг на друга или же одному подставить ухо, а другому что-нибудь сказать, прошептать.
Желающих я не видел. Сам тоже не воспользовался. Ребята были очень молоды, разговаривали с охотой и без трубы. Им, несомненно, было приятно и недоумение, и любопытство публики, и интерес репортера.
Ребята были молоды, но не настолько, чтобы не понять, что элементарные истины не нуждаются в высиживании, и что их работы - не что иное, как милая шутка из студенческого капустника, ничего общего с подлинным искусством не имеющая.
А может, не захотели понять?
А что это? Тщеславная жажда любой ценой оказаться в центре внимания?
- Готовы ли вы просидеть в гнезде, скажем, лет сто, посвятить этому всю жизнь?
- Ровно столько, сколько времени наша работа и ее идея будут вызывать интерес у зрителей.
Что ж, жизнь может привести немало примеров шуток неуместных, затянувшихся, впоследствии оборачивающихся трагично. И зачатки трагедии подчас ощущаются рано.
Во всяком случае именно ее предвестие дохнуло на меня, когда члены группы «Волосы», по виду еще более юные, чем создатели гнезда, объяснили, что работают они лишь постольку, поскольку понимают, что без этого в обществе нельзя. А поэтому квалифицированный труд их не интересует.
Их тоже было трое - двое юношей и девушка.
Девушка трудилась курьером, один из ее спутников - лаборантом в психиатрической больнице; третий, по его словам, временно нигде не работал.
А сейчас он вместе с другими «Волосами» сидел на полу в зале второго этажа, у валявшихся воздушных шариков, в черном котелке с вышитыми по нему латинскими буквами и демонстративно вышивал себе туфли.
Кто-то рядом спрашивал ребят, не ощущают ли они недостаток художественного образования.
Они терпеливо разъяснили, что дипломы им ни к чему.
Кто-то сердобольно сетовал, что не стоит сидеть на грязном полу.
Лица под длинными волосами оставались бесстрастными.
И вдруг мне подумалось, что все-таки передо мной действительно живые экспонаты. Редкостные, но еще встречающиеся у нас, занесенные дальним ветром, и тщетно пытающиеся пустить корни.
Если развить сравнение, вспомнить о розе ветров, то на выставке их - целый букет. Есть ветры и из дальних стран. есть и из дальних времен - кресты, иконы многократно повторены в работах, верных самым разным «измам» самых разных авторов: А.Куркина, В.Липницкого, А.Рабина-сына О.Рабина.
Истоки иного ветра находятся в тайниках человеческой психики, а точнее - психического расстройства. Во всяком случае Вадим Бондаренко, сопроводивший свои картины аннотациями, утверждает именно так. Он вещает об охватывающем художника «чувстве всеведения, всезнания», «цзен-буддизме» и «открытости мозга». Берется с помощью кисти предсказывать погоду и мировые события. И агрессивно делится своей психической неуравновешенностью со зрителями в полотнах «Созвездие рака - укрощение тигра», «Дыхание солнца», «Шизофрения», «Встреча с президентом академии наук в лунном свете» и др. А подчас - пойди догадайся, откуда ветер дует. Вот, например, «Человек» - работа Иосифа Киблицкого. Большое, довольно выразительное полотно в траурных тонах: потертый, испуганный старик приоткрывает портфель, воровато демонстрируя кому-то (или нам - зрителям?) спрятанную в него картину. На картине - кладбище, среди крестов могила с пятиконечной звездой. Рядом надписи: Souvenirs, made in. Для непосвященного этот сюжет понятен почти так же, как китайские иероглифы. Что увидит в нем посвященный, можно только догадываться.
Перебирать «букет» можно до бесконечности. И даже мимолетный взгляд на большинство из «роз» легко объясняет гнев учительницы. Бросающаяся в глаза тенденциозность экспозиции, рассчитанной где-то сознательно, а местами - непроизвольно, на эпатаж общественного мнения, на публичный скандал, заслоняет ее отдельные достоинства. А они и спорные, и бесспорные - есть.
Попадались работы интересные по цвету, по технике исполнения. Местами виден эксперимент, еще незавершенный, преждевременный для того, чтобы выходить с ним на широкого зрителя, но тем не менее интересный, подающий надежды. И чем больше в этих случаях рука и глаз живут в ладу, тем обиднее за автора, что поторопился.
Явно поторопились и многие из молодых, начинающих, для которых участие в выставке, по-видимому, «проба пера». Работы иных из них, подчас еще беспомощные, отнюдь не тенденциозны и откровенно тяготеют к реализму. Видимо, в экспозицию их привело неодолимое желание во что бы то ни стало участвовать в выставке, неважно даже, под какими знаменами. И здесь мимоходом нельзя не вспомнить о том, что еще мало мы предоставляем молодым стены клубов и стенды салонов, забываем о том, что на каждого художника-профессионала приходится энное количество любителей и учащихся.
Наконец, в иных полотнах (и таких немало) ощутимы настойчивое стремление найти «стиль, отвечающий теме», попытки обрести серьезный аналитический подход к жизни. Такое мне увиделось, например, в работах Натты Конышевой.
Интересна перекличка с традициями русской живописи в полотне Лидии Георгиевой и Василия Ситникова «Снег». Темпераментны, привлекательны цветом работы Корюна Нагапетяна, хотя говорить о его сформировавшемся художественном облике еще рано.
Пусть поиск, его попытки не всегда удаются - поиску всегда честь и уважение.
Художник Иосиф Игин в своей книге «Я видел их...» вспоминает, как некогда блестящий актер народный артист СССР, доктор искусствоведения Леонид Леонидов высказался про ненавистный ему формалистический театр:
- Идешь по улице, видишь что-то фиолетовое, подходишь, оказывается дерьмо. Отвернешься и пройдешь мимо. Но ведь фиолетовое, вот и подходят, Смотрят.
Несколькими абзацами ниже Леонидов говорит:
- Тот, кто все понимает в искусстве, не понимает в нем ничего.
Быть художником безмерно сложно. И плох тот художник, который не стремится понять больше, чем поняли до него. Без творческого поиска - нельзя. Но то, что Игин в своей миниатюре об актере метко назвал «фиолетовой карьерой», к поиску имеет лишь самое отдаленное отношение, а к творческому - никакого.
М.ШПАГИН.
A вот программа телепередач из той же газеты
Здесь приведено жизнеописание одного из участников той выставки
http://www.proza.ru/texts/2007/07/23-382.html
================================
Этот пост был опубликован в сообществе
soviet_life в 2008 году.
https://soviet-life.livejournal.com/229388.html
ПО ВАШЕЙ ПРОСЬБЕ
Некоторые читатели «Московского комсомольца» спрашивают, что за выставка художников - «авангардистов» проходила в Доме культуры ВДНХ?
И кто они такие - эти «авангардисты»? Рассказывает корреспондент газеты, побывавший на выставке в первые дни ее работы.
Соблазны фиолетовой карьеры
БОРОДАЧ быстрым шагом подошел к одной из картин и стал срывать ее со стены. Картина висела довольно высоко, а он, напротив, был невысок ростом, однако действовал решительно и быстро. За первым полотном 'последовало второе, третье.
- Что вы делаете, - возмущенно крикнул кто-то из зрителей. - Кому помешали эти картины?
- Их автору, - ответил довольный собой бородач.
А я уже с полчаса знал о том, что собираются срывать картины. Тогда стало известно, что администрация выставки отказалась от показа некоторых полотен. И между участниками экспозиции вспыхнул ожесточенный спор. Преобладали две точки зрения - перенести открытие выставки с тем, чтобы переубедить администрацию. Сторонники второй, в знак солидарности с авторами отвергнутых работ, призывали каждого убрать из экспозиции и свои собственные. Хотя они горячились, больше всех размахивали руками, доказывая правоту, их было не так уж много. И когда выставка открылась, я подумал, что покушение вряд ли состоится
Однако теперь оказался свидетелем его начала.
Выставка только что открылась. Первая партия посетителей еще не успела закончить осмотр. На срывавшего смотрели с удивлением и неприязнью. А тот, поворачивая полотна лицом к стене, не без вызова объяснял причину своего необычного поведения.
Я быстро обошел все залы и убедился, что началась цепная реакция. Холсты лихо летели со стен, с сухим треском лопалась туго натянутая бечева. И вместе с тем понял, что в споре на улице была весьма солидно представлена еще и третья сторона, которая до поры до времени помалкивала! Многие участники экспозиции больше всего хотели, чтобы она обязательно состоялась. И сейчас их работы остались на своих местах.
Но как бы то ни было, открытие выставки было сорвано. Это не нравилось публике. Вернее сказать, публика была несколько обескуражена. Однако кое-кто сразу нашел себя именно в этой ситуации;
- Восемь моих картин они отказались выставить. И у других еще... - диктует иностранному корреспонденту коротко стриженный парень в замшевой куртке. - Причины отклонения работ? Они усмотрели там эротику, сионизм, тенденциозность.
Зарубежных журналистов несколько. Перья быстро бегают по бумаге. Создается впечатление, что интервью здесь дают даже охотнее, чем берут. Но опять же далеко не все. Пожалуй, большинство участников выставки к иностранцам относится равнодушно, зато кое-кто так и ловит их взглядом.
И вдруг...
- Мне не нравится эта выставка, - резко отвечает одна из посетительниц иностранному корреспонденту.
Тот вскидывает глаза от блокнота.
- Вы специалист в области изобразительного искусства?
- Нет. Я учительница. И рада, что пришла сюда без детей. Не хочу, чтобы они видели жизнь такой, какой она представлена здесь.
- Она подослана. Подослана! - кричит, размахивая фотоаппаратом, кто-то худой в белой, с заломленными не ковбойский манер полями шляпе.
Женщина негодующе пожимает плечами.
К этому эпизоду я позволю себе вернуться еще раз, в конце статьи.
А пока последуем на улицу,
Здесь, у бокового входа постепенно опустевшего павильона, участники пока еще несостоявшейся выставки покуривают в ожидании дальнейших событий, собираются кучками, переговариваются, Быть ей или не быть - вот вопрос, который волнует, безусловно, всех. Но волнует по-разному.
Те, кто не захотел снимать своих работ, спокойнее других - они уже определили свое отношение. Правда, некоторые волнуются, остались ли их картины висеть. Видимо, несмотря на то, что срывавшие призывали каждого поступить со своими творениями по их собственному желанию, полностью на их корректность полагаться трудно.
Для срывавших полотна вопрос по-прежнему ясен - все или ничего. Они задают тон. Но большинство усиленно ищет компромисс. Отсюда - и томительное курение, и то и дело перегруппировывающиеся кучки спорящих.
Со стороны - зрелище довольно любопытное. Возраст различный, до лысин и седин, но доминирует молодежь. Туалеты - разнообразнейшие. Один щеголяет в расстегнутой синей бархатной куртке, одетой прямо на смуглое тело. Плюс - черный котелок на голове, украшенный разноцветными буквами. Впрочем, несмотря на солнце, головные уборы здесь тоже самые разные, вплоть до вытертой круглой меховой шапочки. Но в основном одеты обыкновенно, без вызова, есть даже галстуки - в честь торжества. Много бород - от классической хемингуэевской до еще более классической эспаньолки. Много усов - тоже в ассортименте.
Несколько хиппи, похожих друг на друга настолько, что при взгляде на них кажется, будто двоится в глазах, усевшись на обрамляющий тротуар каменный бордюр, достали иголки с нитками и что-то сосредоточенно вышивают на своих блузах. Их движения плавны, одежды ярки, фигуры тонки, а лица нежны и румяны - лишь уверенно пробивающийся пушок говорит о принадлежности к определенному полу. Однако перед вами не просто безымянные «цветы», а группа «Волосы», представившая для экспозиции работы, в частности, выполненные все теми же иглами. Кажется, неудачно.
Кто-то наигрывает на самодельной свирельке, сооруженной, по-моему, из клешни краба.
Двое под дружный смех составили партию в очко на пальцах.
Жужжат портативные кинокамеры, щелкают затворы фотоаппаратов. Снимки на память? Кому-то да. Кому-то нет. Говорят, будто после одной из подобных выставок ими торговали среди своих по рублю.
А вот и нечто похуже. Один, нащелкав несколько сюжетов, разряжает аппарат и передает пленку другому. Тот скрывается в толпе. Через мгновение я вижу, как иностранный корреспондент трясет ему руку и с довольным видом уходит.
Разговоры. Разговоры...
Из них можно уяснить и «идейную платформу» многих участников.
Узнаю - то, к чему прикоснулась рука художника, и есть произведение искусства.
Оказывается, «и самое что ни на есть реалистическое искусство у нас в загоне».
- Представляешь, полдня ребята гнездо вили, и все насмарку, - слышится рядом. - Говорят, пожароопасный экспонат.
Речь идет о самом настоящем, внушительных размеров гнезде, свитом из веток и сухой травы, по мнению его создателей - полноправном произведении искусства.
Дослушать не успеваю.
Группки слились в толпу. Та потекла по тротуару и плотным полукольцом окружила мусорный бак, а в данный момент - трибуну. Потому что именно с крышки мусорного бака обращается к другим, одетый в хорошо отутюженный костюм, один из старших участников экспозиции Оскар Рабин. Он призывает потребовать у администрации выставки вернуть в экспозицию отвергнутые картины, а заодно - освободить «незаконно взятого милицией художника Зеленина».
- Вот уж это здесь ни при чем, - рассудительно говорит мой сосед.
Фамилия Зеленина мне тоже не внове. Еще перед открытием я знал, что он попал на 10 суток за нарушение общественного порядка в другом городе. Кто-то даже предлагал назавтра прийти на выставку, приколов рядом со значками ее участников листки бумаги с надписью «Свобода Зеленину». И вот теперь эти слова несутся с высоты мусорного ящика.
- Кто «за»?
Те, кто «за», кричат, энергично поднимают руки. Рук явно недостаточно, но оратор считает дело сделанным, и переговоры с администрацией вступают в новый этап. Напрасно одна из девушек, юрист по образованию, пытается объяснить, что такое требование бессмысленно, противоречит всем правовым нормам.
Спустя короткое время выяснится, что Зеленин сам по себе, в соответствии с законом, уже освобожден. Вот это-то последнее обстоятельство явно не всем по душе. И некто обронит: мол, и радоваться особенно нечего - все получилось само по себе, в порядке вещей.
Я описал по возможности беспристрастно только то, что видел собственными глазами, слышал собственными ушами. Мне показалось, что все это представляет определенный интерес для того, чтобы понять - кто же они, так называемые «авангардисты». Ведь созерцание экспонатов, увы, далеко не всегда дает полное представление, какое содержание и с какой целью пытаются вложить в них создатели, на чью поддержку они рассчитывают.
На следующий день, в воскресенье, выставка откроется.
ТЕПЕРЬ давайте обратимся к самим работам - что-то они нам скажут?
И почему учительница так страстно не хотела, чтобы среди посетителей выставки оказались дети?
Здесь можно встретить все - от утонченной, почти каллиграфической манеры письма, становящейся самоцелью, до полностью абстрактных полотен, обращающихся (и, по моим наблюдениям, в подавляющем большинстве случаев
безуспешно) к зрителю исключительно на языке лишенных прямых ассоциаций цветовых пятен и линий.
Мое внимание привлекло полотно Олега Панкова, изображающее могучего загорелого человека, медленно погружающегося в пучины океана под тяжестью ноши - опирающейся на его плечо античной статуи.
Вариант похищения Европы?
Один из участников выставки Михаил Одноралов любезно разъяснил символику «Притчи о художнике»: перед нами мастер, которого тянут на дно классические традиции.
Десятка через два шагов на той же стене висела работа М. Рогинского и Л. Бруни - «Пальто Одноралова М.Н.». Это было действительно самое настоящее коричневатое демисезонное пальто, вполне возможно, действительно принадлежавшее их товарищу, не сильно ношеное. С воротника аккуратно свешивался красный шерстяной шарф, из кармана косо торчала бутылка кефира.
Все венчала повешенная на грудь табличка «Руками не трогать».
И хотя она была явно нарочитой, я почему-то вдруг очень ясно представил себе, как кто-нибудь из непосвященных зрителей, не удосужившись вчитаться в табличку, снимает одежду с крючка и заботливо несет ее дежурному по зaлу:
- Извините, там у вас кто-то пальто оставил, потом искать будет. Как в гардероб пройти?
Он и не заподозрит, что держит в руках «произведение искусства», один из авторов которого - М.Рогинский, между прочим, член Союза художников.
Похоже, что «вперед идущие» зашли не туда. И не только на этот раз.
У самого входа, в большом зале на первом этаже, расположилось гнездо. То самое, пожароопасное - идя навстречу участникам выставки, его все-таки нa время включили в экспозицию.
Гнездо большое, добротное, аисту такого не соорудить. Куда мудрой птице тягаться с человеком, а здесь Геннадий Донской, Виктор Скерсис и Михаил Рошаль его втроем, как мы уже знаем, полдня вили.
Впрочем, на полу не просто искусственное гнездо, а работа «Высиживайте яйца!». И ее создатели подтверждают свой призыв собственным примером. Они сидят внутри сооружения из веток и травы втроем, спина к спине. Посредине - куриное яйцо. На подоконнике - фотографии, отображающие процесс рождения экспоната. На одной из них запечатлена попытка свить гнездо без помощи рук, зубами.
У гнезда стоит закупоренная самодельной затычкой винная бутылка, один из «живых экспонатов» аппетитно закусывает бутербродом с ветчиной.
Беру короткое интервью у «экспонатов» - случай, согласитесь, редчайший.
- Какая идея заложена а том, что вы представили?
- Каждый может что-то высидеть, если захочет.
- Интересно ли быть экспонатом?
- Это зависит от того, интересная ли публика.
- Почему на фото вы работаете зубами? И как в содержание работы вписывается бутерброд?
- И то и другое взято у природы. Птицы вьют гнезда клювом. И сыты они не только пением... Правда, нам свить гнездо без рук не удалось.
Рядом стояла еще одна работа троицы - выкрашенная в красное «коммуникационная труба» диаметром побольше самоварной. Назначение - устранение некоммуникабельности между людьми. Желающим предлагалось посмотреть через нее друг на друга или же одному подставить ухо, а другому что-нибудь сказать, прошептать.
Желающих я не видел. Сам тоже не воспользовался. Ребята были очень молоды, разговаривали с охотой и без трубы. Им, несомненно, было приятно и недоумение, и любопытство публики, и интерес репортера.
Ребята были молоды, но не настолько, чтобы не понять, что элементарные истины не нуждаются в высиживании, и что их работы - не что иное, как милая шутка из студенческого капустника, ничего общего с подлинным искусством не имеющая.
А может, не захотели понять?
А что это? Тщеславная жажда любой ценой оказаться в центре внимания?
- Готовы ли вы просидеть в гнезде, скажем, лет сто, посвятить этому всю жизнь?
- Ровно столько, сколько времени наша работа и ее идея будут вызывать интерес у зрителей.
Что ж, жизнь может привести немало примеров шуток неуместных, затянувшихся, впоследствии оборачивающихся трагично. И зачатки трагедии подчас ощущаются рано.
Во всяком случае именно ее предвестие дохнуло на меня, когда члены группы «Волосы», по виду еще более юные, чем создатели гнезда, объяснили, что работают они лишь постольку, поскольку понимают, что без этого в обществе нельзя. А поэтому квалифицированный труд их не интересует.
Их тоже было трое - двое юношей и девушка.
Девушка трудилась курьером, один из ее спутников - лаборантом в психиатрической больнице; третий, по его словам, временно нигде не работал.
А сейчас он вместе с другими «Волосами» сидел на полу в зале второго этажа, у валявшихся воздушных шариков, в черном котелке с вышитыми по нему латинскими буквами и демонстративно вышивал себе туфли.
Кто-то рядом спрашивал ребят, не ощущают ли они недостаток художественного образования.
Они терпеливо разъяснили, что дипломы им ни к чему.
Кто-то сердобольно сетовал, что не стоит сидеть на грязном полу.
Лица под длинными волосами оставались бесстрастными.
И вдруг мне подумалось, что все-таки передо мной действительно живые экспонаты. Редкостные, но еще встречающиеся у нас, занесенные дальним ветром, и тщетно пытающиеся пустить корни.
Если развить сравнение, вспомнить о розе ветров, то на выставке их - целый букет. Есть ветры и из дальних стран. есть и из дальних времен - кресты, иконы многократно повторены в работах, верных самым разным «измам» самых разных авторов: А.Куркина, В.Липницкого, А.Рабина-сына О.Рабина.
Истоки иного ветра находятся в тайниках человеческой психики, а точнее - психического расстройства. Во всяком случае Вадим Бондаренко, сопроводивший свои картины аннотациями, утверждает именно так. Он вещает об охватывающем художника «чувстве всеведения, всезнания», «цзен-буддизме» и «открытости мозга». Берется с помощью кисти предсказывать погоду и мировые события. И агрессивно делится своей психической неуравновешенностью со зрителями в полотнах «Созвездие рака - укрощение тигра», «Дыхание солнца», «Шизофрения», «Встреча с президентом академии наук в лунном свете» и др. А подчас - пойди догадайся, откуда ветер дует. Вот, например, «Человек» - работа Иосифа Киблицкого. Большое, довольно выразительное полотно в траурных тонах: потертый, испуганный старик приоткрывает портфель, воровато демонстрируя кому-то (или нам - зрителям?) спрятанную в него картину. На картине - кладбище, среди крестов могила с пятиконечной звездой. Рядом надписи: Souvenirs, made in. Для непосвященного этот сюжет понятен почти так же, как китайские иероглифы. Что увидит в нем посвященный, можно только догадываться.
Перебирать «букет» можно до бесконечности. И даже мимолетный взгляд на большинство из «роз» легко объясняет гнев учительницы. Бросающаяся в глаза тенденциозность экспозиции, рассчитанной где-то сознательно, а местами - непроизвольно, на эпатаж общественного мнения, на публичный скандал, заслоняет ее отдельные достоинства. А они и спорные, и бесспорные - есть.
Попадались работы интересные по цвету, по технике исполнения. Местами виден эксперимент, еще незавершенный, преждевременный для того, чтобы выходить с ним на широкого зрителя, но тем не менее интересный, подающий надежды. И чем больше в этих случаях рука и глаз живут в ладу, тем обиднее за автора, что поторопился.
Явно поторопились и многие из молодых, начинающих, для которых участие в выставке, по-видимому, «проба пера». Работы иных из них, подчас еще беспомощные, отнюдь не тенденциозны и откровенно тяготеют к реализму. Видимо, в экспозицию их привело неодолимое желание во что бы то ни стало участвовать в выставке, неважно даже, под какими знаменами. И здесь мимоходом нельзя не вспомнить о том, что еще мало мы предоставляем молодым стены клубов и стенды салонов, забываем о том, что на каждого художника-профессионала приходится энное количество любителей и учащихся.
Наконец, в иных полотнах (и таких немало) ощутимы настойчивое стремление найти «стиль, отвечающий теме», попытки обрести серьезный аналитический подход к жизни. Такое мне увиделось, например, в работах Натты Конышевой.
Интересна перекличка с традициями русской живописи в полотне Лидии Георгиевой и Василия Ситникова «Снег». Темпераментны, привлекательны цветом работы Корюна Нагапетяна, хотя говорить о его сформировавшемся художественном облике еще рано.
Пусть поиск, его попытки не всегда удаются - поиску всегда честь и уважение.
Художник Иосиф Игин в своей книге «Я видел их...» вспоминает, как некогда блестящий актер народный артист СССР, доктор искусствоведения Леонид Леонидов высказался про ненавистный ему формалистический театр:
- Идешь по улице, видишь что-то фиолетовое, подходишь, оказывается дерьмо. Отвернешься и пройдешь мимо. Но ведь фиолетовое, вот и подходят, Смотрят.
Несколькими абзацами ниже Леонидов говорит:
- Тот, кто все понимает в искусстве, не понимает в нем ничего.
Быть художником безмерно сложно. И плох тот художник, который не стремится понять больше, чем поняли до него. Без творческого поиска - нельзя. Но то, что Игин в своей миниатюре об актере метко назвал «фиолетовой карьерой», к поиску имеет лишь самое отдаленное отношение, а к творческому - никакого.
М.ШПАГИН.
A вот программа телепередач из той же газеты
Здесь приведено жизнеописание одного из участников той выставки
http://www.proza.ru/texts/2007/07/23-382.html
================================
Этот пост был опубликован в сообществе
soviet_life в 2008 году.
https://soviet-life.livejournal.com/229388.html