В источниковедении есть две главные проблемы 1) источников слишком много, и требуется легион специалистов для из изучения 2) источников слишком мало, поэтому при изучении любого вопроса требуется знание значительной их части.
Тема «описание московских и новгородских воинов в повести о битве при Русе 1456 г. в Московском летописном своде» вроде жёванная-пережёванная, но тем более стоит прочесть его не как вещь в себе, а в контексте наших знаний о старорусских нарративных текстов.
Сам текст: москвичи «поидоша противу им. Бысть же плетень меж их и суметы снежные великы и не бе им вместе снятся лзе. Вои же великого князя, видевше крепкия доспехи на новогородцех, и начаша стрелами бити по конех их. Кони же их, яко възбеснеша, и начаша метатися под ними, с себя збивати их. Они же не знающи того боа, яко омрътве, и рукы им ослабеша, копиа же имяху долга и не можаху и възднимати их тако, яко же есть обычем ратным, но на землю испускающе их, а конем бьющимся под ними, и тако валаяхуся под кони свои, не могуще здержати их».
[i]Что же хотел сказать летописец? Сам текст высокого стиля, подразумевающий для грамотного читателя всякие аллюзии и аллегории, цельную повествовательную логику, которая не предполагает «случайных» деталей.
«Революционной» выглядит фраза «они же не знающи того боа». Для современного «продвинутого» читателя она «очевидна» - для новгородцев была незнакома некая боевая тактика (непонятно только какая - то ли неприятной новинкой оказалась московская лучная тактика, то ли не были обучены конному копейному бою; да и в тексте летописи). Вспоминаются сразу старорусские «лучный бой», «огненный бой», «копейный бой». Однако эти термины обозначают не «тактику», не «способы применения», а «оружие», «то, чьем бьются». «Тактика» - это «строй», а ранее - «обычай» (там же далее в тексте и есть «ратный обычай», в той же летописи о сражении под Скорятино - «изрядиша полки по обычаю своему»). «Бой» - это схватка в широком смысле. Именно этот термин использовался для обозначения перестрелки («бились со стен», «бились через реку», «бились стрельцы»). В старорусском языке корень «знать» имел разные значения, в т. ч. «видно», «заметно», «виднеется», «заметно»
[ii]. Наиболее показательно в данном случае описание в Ипатьевской летописи под 1174 г. битвы под Вышгородом: «ту бе видити лом копииныи и звук оружьиныи от множьства праха не знати ни кониика ни пешьць».
[iii] Т. о. буквальное прочтения МЛ - либо «новгородцы не знали, что такое стрельба из лука», либо «новгородцы не заметили, как начался обстрел». Кстати, если совмещать с новгородской версией, то там эпизод с обстрелом коней также произошёл в ситуации «не видяху» («а того не видяху, что рать иная идет ис поля, полк москвиц и татарове учаша стреляти кони у новгородцев» - в данном тексте, в зависимости от поставленной запятой можно увидить либо стреляли только татары, либо татары и москвичи)
Так же большое внимание и глобальные выводы привлекают «крепкие доспехи» и «копья долгие» у новгородцев. П
о «крепким доспехам» в источниках 15-16 вв. уже делал пост. Термин пансырь/доспехи/зброи крепкие широко представлен в посольских книгах (по отношению к характеристике доспехов-подарков) и в летописях (характеристика доспеха конкретного воеводы, участвовавшего в бою). В этом контексте можно увидеть цель автора повести в том, чтобы показать качественное вооружение новгородцев, которое при этом не дало им избежать позорного поражения (в традиции русской воинской повести практически нет примеров, чтобы подчёркивалось плохое качество или нелепость вооружения противника - максимум, высмеивалась бравада «победим и без оружия»). Т. е. в такой повествовательной логике «долгие копья» не могут пониматься (как нередко делается), что это было нелепое оружие, которыми новгородцы не могли пользоваться (нелепость должна была быть четко обозначена - «долгие паче меры»). Повествование не просто не говорит, что это было каким-то новым оружием или оружием, незнакомым для москвичей - слова «яко же есть обычем ратным» уже основательно задвигают эти предположения, показывая, что это оружие для использования «общепринятым» (не московским, не литовским, не немецким, не новгородским, а просто «ратным»), способом.
Что же скрывалось за термином «копья долгие»? Он в источниках XV-XVI вв. больше не упоминался. Только в «Уставе ратных дел» «долгими копьями» называют пехотные «списы»
[iv]. Т. е. нельзя говорить о нём, как о ходовом термине.
На миниатюре Лицевого свода, относящаяся к данному сообщению, у новгородцев показаны копья с большими наконечниками, но особой длиной не выделяются (уже среди миниатюр, относящихся к событиям той эпохи, можно найти немало копий такой же длины и даже больше). Такие же большие наконечники показаны и на миниатюре, относящейся к описанию сражения у Скорятина (с копьями по-литовски), и к битве на Листани («сулицы и рогатины» у казаков и мордвы). Т. е. это всё - условное изображение, отображающее то, что в тексте упомянуты не просто копья.
Т. о. сюжет повести показывает качество вооружение противника («доспехи крепкие» и «копья долгие»), а если бы требовалось показать бесполезность вооружения, то даны были бы однозначные характеристики (доспехи велми тяжки, копья долгие паче меры). Повествовательная логика предполагает, что указания на это «качество» должно было быть понятны и с позиции московской военной системы (либо должны были быть указаны на причины качества). Собственно, так и есть - «лучшие» (перволинейные) дети боярские ещё очень долго отличались качественным доспехами, а, например, по данным десятен 1570-х гг. лучшие дети боярские отличались наличием копий, которые несли оруженосцы (что предполагает их заметную длину).
[i] ПСРЛ. - М.-Л., 1949. - Т. XXV. - С. 274.
[ii] Словарь русского языка XI-XVII вв.- М., 1979. - Вып. 6. - С. 50, 51.
[iii] ПСРЛ. - СПб., 1908. - Т. II. - С. 395.
[iv] Устав ратных, пушечных и других дел, касающихся до воинской науки. - Ч. 1. - СПб., 1777. - С. 76.