К юбилею отца. Начало.
Гугл выдаёт три упоминания о моём отце: в энциклопедии Челябинской области, энциклопедии Златоуста и на сайте Международного Союза Металлургов. Энциклопедисты Златоуста извратили его первую профессию, как-то ханжески умолчали о 20 годах его работы в аппарате ЦК КПСС и даже опустили дату смерти. Ну и пусть для них живёт в веках, не буду вмешиваться. А информация в энциклопедии Челябинской области http://chel-portal.ru/?site=encyclopedia&t=Kandaurov&id=6728 соответствует действительности, только сухие краткие сведения хочется наполнить живыми подробностями и расцветить фотографиями. Я практически не выкладываю фотографий в своём блоге, хотя у меня их десятки тысяч, но сделаю исключение ради такого случая: в эти дни отцу исполнилось бы 90 лет.
Отец родился 29 февраля по старому стилю. Хотя, зачем ему нужен был этот старый стиль, не понимаю, к марту 1928 года страна же 10 лет жила по новому стилю. Но отец каждый год высчитывал, когда же у него день рождения. Если поздравляли 13 марта - говорил, что рано ещё, если 14 марта - говорил, что вчера ещё надо было поздравлять. Потом почему-то вообще съехал на 12 марта. Наконец, мне пришла в голову идея назначить уже ему твердую дату не дня рождения, а поздравления - 14 марта, на том и закрепились.
Но если бы было так просто. В метрике и в паспорте у него стоит дата 15 апреля. Семейная байка гласит следующее. Когда в семье родился первенец, папа был в отъезде, мама и бабушка (свекровь) записали первенца в сельсовете Алексеем и вроде бы даже успели окрестить тем же именем. По возвращении через месяц папа первенца страшно возмутился, потому что в соседях имелся мальчишка Алексей, вялый, вечно сопливый и недотёпаный. Помчался в сельсовет и переписал ребёнка Александром, выправил новую метрику с датой рождения 15 апреля, отсюда и пошло. Родителям Александра было около 20 лет, многие друзья-подружки своих детей ещё не имели, поэтому внимания и нянек ему хватало. Вот это фото моё любимое: «Восемь девок, один я».
Смешно, но мамы его тут как раз нет. Особенное удовольствие доставляет синхронность внешнего облика «девок» - односельчанок.
С местом рождения всё в порядке: село Лейпциг Варненского района Челябинской области. (Знатоки географии этого региона сейчас непременно добавили бы: «Да-да, там ещё есть Бородиновка, Чесьма, Варна, Берлин, Париж и даже Фершампенуаз!» В общем, куда казаки в ратные походы ходили, оттуда и названия пришли).
Прадеды мои по отцу были уральскими линейными казаками. Дед отца по папе, Егор Иванович, воевал в Первую мировую, а вернувшись, умер от тифа в 1918 г. в возрасте 38 лет. На фото он в 1914 г., видимо, перед войной.
Отец отца, Михаил Егорович, воевал в Великую Отечественную в артиллерии на конной тяге, после был председателем сельсовета, болел от полученных на фронте контузий, умер в 62 года.
Село Лейпциг находится близ границы с Казахстаном, но если при СССР граница была условной и в поездках мы её пересекали по несколько раз на дню, то теперь мои тётушки, младшие сёстры отца, сетуют, что для посещения своей родины и могил предков им нужно брать разрешение в пограничных службах. Прадед Егор Иванович, по семейным преданиям, разговаривал на казахском языке так хорошо, что со спины было не отличить от местных казахов. Семьи казаков жили в дружбе и согласии с казахами, которые занимались, в основном, разведением овец и лошадей, казацкие лошади и овцы на лето тоже отдавались в отары и табуны казахов на пастбища. Наезжавшие в село главы казахских кланов были дорогими гостями, принимались с почётом, угощались чаем из вёдерных самоваров. Моя бабушка, мама отца, смешно вспоминала, как один из знатных гостей досиживал и до второго самовара, а потом не мог слезть с лавки из-за большого живота и коротеньких кривых ножек, привычных к складыванию «калачиком». Тогда прибывшая с ним челядь выносила его на руках и сажала в повозку, на которой они прибыли.
Семья моего деда дружила с казахской семьей Мусиных. Во время войны, когда мужчины ушли на фронт и лошади отбыли с ними, женщины и дети Мусиных на зиму перебрались жить на подворье деда в саманный домик с печью, который прежде использовался как летняя кухня. Отцу было 13 лет, примерно такого же возраста был сын в семье Мусиных. Остальные все были женщины и девчонки. Бабушка отца Арина Григорьевна (вдова Егора Ивановича), была женщиной твёрдой, из тех, что и «коня..», и в «избу...». Она руководила жизнью этого «женского царства», пока не вернулись мужчины. Но и мать казахского семейства Гарифа была не мягче. Заходила в русский дом, как в свой, брала, что нужно, из кухонной утвари, а на вопрос, что ей требуется, отвечала сурово: «Сам знам, сам хозяин». Арина Григорьевна с удовольствием чаёвничала в обществе Гарифы, дамы вели «светские беседы» о житье-бытье и вестях с фронта. Хотя особо чаёвничать было некогда, в домашнее и колхозное хозяйство впряглись в полной мере и женщины, и дети.
Отец с юности имел склонность поэтизировать окружающую действительность, но для него стихосложение было не витанием в заоблачных высях, а концентрацией мыслей и чувств, не только серьёзных, но и весёлых и озорных, как в одном из его юных поэтических опытов:
Нет жизни краше в деревне нашей,
я здесь - киргиз!
Намывшись в бане, лежу в чулане
И пью кумыс.
Казахов в Лейпциге называли почему-то «киргизы», а кумыс был «фишкой» и моего детства, могла запросто без содрогания принять стаканчик, что не каждому русскому удаётся с первого раза. Вот фото рубежа 40-50 годов. Отец-«киргиз» во время студенческих каникул на кумысной ферме Джайляу с кем-то из Мусиных, видимо, и своей младшей сестрёнкой.
Продолжение в следующих постах.
Отец родился 29 февраля по старому стилю. Хотя, зачем ему нужен был этот старый стиль, не понимаю, к марту 1928 года страна же 10 лет жила по новому стилю. Но отец каждый год высчитывал, когда же у него день рождения. Если поздравляли 13 марта - говорил, что рано ещё, если 14 марта - говорил, что вчера ещё надо было поздравлять. Потом почему-то вообще съехал на 12 марта. Наконец, мне пришла в голову идея назначить уже ему твердую дату не дня рождения, а поздравления - 14 марта, на том и закрепились.
Но если бы было так просто. В метрике и в паспорте у него стоит дата 15 апреля. Семейная байка гласит следующее. Когда в семье родился первенец, папа был в отъезде, мама и бабушка (свекровь) записали первенца в сельсовете Алексеем и вроде бы даже успели окрестить тем же именем. По возвращении через месяц папа первенца страшно возмутился, потому что в соседях имелся мальчишка Алексей, вялый, вечно сопливый и недотёпаный. Помчался в сельсовет и переписал ребёнка Александром, выправил новую метрику с датой рождения 15 апреля, отсюда и пошло. Родителям Александра было около 20 лет, многие друзья-подружки своих детей ещё не имели, поэтому внимания и нянек ему хватало. Вот это фото моё любимое: «Восемь девок, один я».
Смешно, но мамы его тут как раз нет. Особенное удовольствие доставляет синхронность внешнего облика «девок» - односельчанок.
С местом рождения всё в порядке: село Лейпциг Варненского района Челябинской области. (Знатоки географии этого региона сейчас непременно добавили бы: «Да-да, там ещё есть Бородиновка, Чесьма, Варна, Берлин, Париж и даже Фершампенуаз!» В общем, куда казаки в ратные походы ходили, оттуда и названия пришли).
Прадеды мои по отцу были уральскими линейными казаками. Дед отца по папе, Егор Иванович, воевал в Первую мировую, а вернувшись, умер от тифа в 1918 г. в возрасте 38 лет. На фото он в 1914 г., видимо, перед войной.
Отец отца, Михаил Егорович, воевал в Великую Отечественную в артиллерии на конной тяге, после был председателем сельсовета, болел от полученных на фронте контузий, умер в 62 года.
Село Лейпциг находится близ границы с Казахстаном, но если при СССР граница была условной и в поездках мы её пересекали по несколько раз на дню, то теперь мои тётушки, младшие сёстры отца, сетуют, что для посещения своей родины и могил предков им нужно брать разрешение в пограничных службах. Прадед Егор Иванович, по семейным преданиям, разговаривал на казахском языке так хорошо, что со спины было не отличить от местных казахов. Семьи казаков жили в дружбе и согласии с казахами, которые занимались, в основном, разведением овец и лошадей, казацкие лошади и овцы на лето тоже отдавались в отары и табуны казахов на пастбища. Наезжавшие в село главы казахских кланов были дорогими гостями, принимались с почётом, угощались чаем из вёдерных самоваров. Моя бабушка, мама отца, смешно вспоминала, как один из знатных гостей досиживал и до второго самовара, а потом не мог слезть с лавки из-за большого живота и коротеньких кривых ножек, привычных к складыванию «калачиком». Тогда прибывшая с ним челядь выносила его на руках и сажала в повозку, на которой они прибыли.
Семья моего деда дружила с казахской семьей Мусиных. Во время войны, когда мужчины ушли на фронт и лошади отбыли с ними, женщины и дети Мусиных на зиму перебрались жить на подворье деда в саманный домик с печью, который прежде использовался как летняя кухня. Отцу было 13 лет, примерно такого же возраста был сын в семье Мусиных. Остальные все были женщины и девчонки. Бабушка отца Арина Григорьевна (вдова Егора Ивановича), была женщиной твёрдой, из тех, что и «коня..», и в «избу...». Она руководила жизнью этого «женского царства», пока не вернулись мужчины. Но и мать казахского семейства Гарифа была не мягче. Заходила в русский дом, как в свой, брала, что нужно, из кухонной утвари, а на вопрос, что ей требуется, отвечала сурово: «Сам знам, сам хозяин». Арина Григорьевна с удовольствием чаёвничала в обществе Гарифы, дамы вели «светские беседы» о житье-бытье и вестях с фронта. Хотя особо чаёвничать было некогда, в домашнее и колхозное хозяйство впряглись в полной мере и женщины, и дети.
Отец с юности имел склонность поэтизировать окружающую действительность, но для него стихосложение было не витанием в заоблачных высях, а концентрацией мыслей и чувств, не только серьёзных, но и весёлых и озорных, как в одном из его юных поэтических опытов:
Нет жизни краше в деревне нашей,
я здесь - киргиз!
Намывшись в бане, лежу в чулане
И пью кумыс.
Казахов в Лейпциге называли почему-то «киргизы», а кумыс был «фишкой» и моего детства, могла запросто без содрогания принять стаканчик, что не каждому русскому удаётся с первого раза. Вот фото рубежа 40-50 годов. Отец-«киргиз» во время студенческих каникул на кумысной ферме Джайляу с кем-то из Мусиных, видимо, и своей младшей сестрёнкой.
Продолжение в следующих постах.