Как я стала верующей
(отрывок из автобиографии "Путь домой")
Я сказала - верю! Если бы так. В это время я уже сильно сомневалась и в теории перевоплощения, и в существовании Бога.
Ночь. Все давно спят. Не сплю я одна. Хожу из угла в угол, опустив голову, и все ищу ответ на один и тот же вопрос: Почему я должна быть хорошей? Мне 13 лет, я убежденная атеистка.
Вопрос этот крайне важен для меня. В этом болоте, в которое теперь превратился мой мир, побеждает сильнейший. Это закон природы. Значит, я должна бороться и быть сильной. Мораль - сказка для дураков, чтобы сильнейшим было удобнее на них ездить. Но я не хочу быть дурой. Значит, я не должна быть хорошей. Я должна быть плохой, очень плохой. Воровать, убивать и творить прочее зло. Чтобы соответствовать законам того мира, в котором я оказалась. Конечно, надо не попасться, избежать наказания, но это уже мелочи. Но вся беда в том, что мне очень не хочется быть плохой!
Этот же вопрос "Почему я должна быть хорошей?" мне позже задаст моя дочь. Я отвечу ей кратко: в системе идеализма - потому, что так хочет Бог. В системе материализма обосновать это нельзя.
Теперь моими любимыми книгами, наравне с "Записками о Шерлоке Холмсе" и "Персидскими сказками" являются " Библия для верующих и неверующих" и "Забавная библия". Я перечитываю их по много раз, многие библейские рассказы знаю почти наизусть.
В том болоте, где я случайно завелась, подобно таракану, есть все же цель жизни. Эта цель - оставить потомство. Это закон природы, в ней остается лишь то, что оставляет потомство, остальное уничтожается. Мне 14 лет, я стала девушкой. Я плачу несколько дней подряд - ведь теперь я должна рожать детей. Мне так не хочется, я так боюсь, но я должна, ведь иначе я попадаю под естественный отбор.
У меня две большие любви - природа и математика. Я целыми днями лежу на пляже, вдыхая запах земли и травы. Ветерок обвевает меня, я растворяюсь в окружающей природе. Это непередаваемое чувство - время остановилось, я сливаюсь с окружающим миром.
Я стараюсь не думать о смерти, как сказала когда-то мне маленькой моя мама: Об этом нельзя думать, иначе сойдешь с ума. И лишь иногда по ночам зову: мама, мне страшно, ляг рядом со мной. Это когда с необычайной ясностью вдруг представляю, что обязательно придет момент, когда я умру.
Я занимаюсь в 10-м, выпускном классе. Я пишу сочинение на тему "Книга, которая произвела на меня наибольшее впечатление". Книга - это "Туманность Андромеды". Учительница прочла и сказала: Мало полета. И была не права. Полета было предостаточно, я только и делала, что куда-то летела вместе с героями. И полета не было совсем. Потому что я так и не смогла передать словами то огромное чувство щемящей тоски о прекрасном недостижимом мире. Мы тогда жили еще в старом доме на третьем верхнем этаже. Было лето, я лежала ночью на балконе и смотрела на звезды. Я не хотела жить здесь, я хотела жить там, в том мире.
Позже моя дочь прочтет эту книгу и удивленно спросит: И тебе нравился этот колхоз? Воистину, каждому свое.
Мои жизненные планы теперь четко определены. Биологический долг женщины - родить двух детей. Я рожу пятерых, чтобы подстраховаться наверняка. Ведь дети могут умереть, а это значит, что я попаду под естественный отбор. Конечно, детей я отдам на воспитание государству, самой мне некогда будет этим заниматься. Кроме того, только государство может воспитать полноценного человека, семья калечит ребенка. Я буду работать на заводе и заниматься на вечернем отделении биологического факультета университета. А в свободное от работы и занятий время буду сама изучать математику.
Мама, узнав о моих планах, смеется: Ты сначала одного роди.
Я сижу в кабинете моей мамы - она работает врачом, и жду, когда закончится прием. Благодарный пациент говорит ей: Хотите, я помогу Вашей дочке поступить в университет на филологический факультет? -Я не пойду на филологический факультет - мрачно заявляю я. -А что бы Вы хотели? - озадаченно спрашивает он, по-видимому ему не часто приходится видеть, чтобы вот так просто отказывались от поступления в университет. -А Вы можете достать мне одну книгу? -Какую? -Сеченова. "Рефлексы головного мозга".
И вот я читаю "Рефлексы головного мозга". Я давно искала эту книгу, мне так нужно прочесть ее. Ведь в ней рассматривается вопрос о свободе воли.
Вопрос о свободе воли - это самый важный теперь для меня вопрос. От его решения зависит так много. Дело в том, что я обнаружила, что, собственно, не знаю, что такое Бог и что такое материя. Предположим, передо мной есть нечто - как определить, что это? Ведь ошиблись индейцы, приняв европейцев за богов. Как отличить Бога от, скажем, представителя высокоразвитой инопланетной цивилизации? И тут мне попадается тоненькая книжка "Космос, бог и вечность мира". И автор книги дает точное определение, что такое материя: это то, что при одних и тех же условиях ведет себя одинаковым образом.
Определение принято мной безоговорочно. Увы, в мире нет ничего, кроме материи. Молись я Богу хоть сто лет, камень, брошенный мной, упадет вниз. Стоп, это камень. А как же я сама? Ведь я при одних и тех же условиях могу поступить по разному. Но могу ли?
Итак, я читаю рефлексы головного мозга. И убеждаюсь, что никакой свободы воли нет. Выбор, который мы якобы совершаем - это лишь иллюзия в нашем мозгу. На самом деле все наши действия однозначно определены внешними и внутренними (структурой мозга) условиями.
Итак, в этом мире я не только животное, обреченное бороться за выживание с себе подобными. Я еще и автомат, просто вещь. Это истина, с этим ничего не поделаешь. Но это истина, с которой, как и с сознанием смерти, невозможно жить.
Большая аудитория набита битком. Идет дискуссия на тему "Что такое разум". В дискуссии принимают участие студенты четырех факультетов: математики, физики, химики, философы. Я сижу на самом верху, я студентка первого курса вечернего отделения механико-математического факультета университета, мне 17 лет.
На кафедру один за другим выходят студенты-математики. Каждый из них говорит в общем одно и то же. Что разум есть функция, однозначная или многозначная, от принимаемой информации, значением которой является некоторое действие. И еще говорят, что разум умирает, и как это хорошо и правильно устроено. Наконец, один студент замечает, что согласно такому определению будильник разумен. Другой возражает против смерти разума: он не видит в этом ничего хорошего. А что, если каждого спросить, когда конкретно он хочет умереть? Я лично- говорит студент, не хочу попасть под трамвай ни сегодня, ни завтра, ни через 100 лет.
Я молчу. Больше вопроса о смерти меня сейчас волнует вопрос однозначности или многозначности функции. Наконец я решаюсь и спрашиваю очередного докладчика его личное мнение на этот счет. Он испуганно замахал на меня руками и сказал: Нет, нет, я не желаю вмешиваться в политику. Мне был понятен его ответ, шел 1962 год и от неправильного определения вида функции можно было пострадать.
Я начинаю сомневаться в материализме. То, что из признания материализма вытекает отсутствие свободной воли - для меня абсолютная истина. Но ведь я же знаю, что я не автомат. Да и как могла в природе, которая не терпит ничего лишнего, возникнуть столь сложная иллюзия? Ведь если свободной воли нет, какой смысл в этой иллюзии, результат ведь все равно определен однозначно.
В 16 лет я купила свой первый транзисторный радиоприемник с коротковолновым диапазоном и с тех пор регулярно слушала передачи западных радиостанций. Итак, я слушаю Голос Америки, передача о книге "Жизнь после жизни". Это позже, значительно позже напишет о ней Литературная газета, еще позже книга станет широко известной. А сейчас у меня ощущение, что я первая узнаю об этом.
Но, к сожалению, воспоминания людей, побывавших в состоянии клинической смерти, не доказательство для меня. Нет, в самих воспоминаниях я не сомневаюсь, но считаю, что они могут быть результатом галлюцинаций погибающего мозга.
Опять я слушаю передачу , на этот раз христианский проповедник говорит следующее.
Предположим, я буду стоять на берегу океана и увижу, как плывет большой корабль. И я начну утверждать, что этот корабль возник случайно, сам по себе. Где-то в океане произошло извержение вулкана, вылились соответствующие вещества и все застыло случайно таким образом, что образовался корабль. Если я скажу такое, то люди будут считать, что я сошел с ума. Но ведь вселенная значительно сложнее корабля.
Да - думаю я, вселенная сложнее, в частности, живая природа. Но ведь механизм образования живой природы известен - это теория Дарвина. Кстати, не мешало бы ее прочитать. И я читаю "Происхождение видов".
Читаю и недоумеваю. Как может образоваться вид за счет накопления небольших случайных изменений? Ведь небольшое изменение не может быть поддержано естественным отбором, пока оно не дает преимущество организму. А для этого оно уже должно быть достаточно большим и далеко не случайным. Не получит преимущества ящерица с маленькой перепонкой вместо крыла. Чтобы птица летала, должно быть полноценное крыло, мало того, должны измениться другие системы организма. А до этого половой отбор будет, наоборот, скорее выбраковывать такие организмы как уродливые.
Но наибольший удар по моему материалистическому мировоззрению нанесло, как ни странно, изучение в университете диалектического материализма.
Обнаружилась удивительная вещь. Оказывается, мой материализм, тот, из-за которого я отказалась от веры в Бога и бессмертие, совершенно неправильный. Это механистический, вульгарный материализм, в который давно никто не верит. Правильный материализм - это диалектический материализм, развитый в трудах Маркса, Энгельса и Ленина и изложенный в учебнике Спиркина.
Идет семинар. Тема - ленинское определение материи. Меня давно не вызывали, наверно, сейчас вызовут. Я тщательно пытаюсь запомнить текст. Ведь я хочу ответить на 5. У меня пока по диамату 5, так же, как и по другим предметам.
Вообще, диамат оказался довольно сложным предметом. Почти таким же сложным, как предшествующая история КПСС, где надо было запомнить, в каком году, где и на каком съезде кто какую очередную глупость сказал. Здесь же надо запомнить массу непонятных и не совсем понятных отрывков. Хорошо тем, кто пишет шпаргалки, но я никогда не пишу шпаргалок, так как не умею ими пользоваться. Хорошо еще, что нам повезло с учительницей, умная, молодая и такая увлеченная, искренне влюбленная в свою философию.
Мой сосед по парте искренне недоумевает: значит, выходит, что Бог - материя? Я молчу, улыбаясь про себя. Вообще то это интересно: сначала все, что есть, назвать материей, а потом доказывать, что ничего, кроме материи нет.
Но я молчу. Я никогда не спорю с преподавателями общественных наук. С тех пор, как пообещала это маме.
Мама, отправляя меня в первый класс, сказала: Теперь ты идешь в школу. Ты увидишь сама, что многое из того, что тебе там скажут, будет неправдой. Но ты должна обещать мне, что ты никогда об этом никому не скажешь. Ты будешь повторять то, что тебе говорит учительница, а если тебе что-то будет непонятно, ты дома спросишь об этом у меня. Если ты не выполнишь этого, мы обе исчезнем.
Я обещала. Я боялась исчезнуть. Боялась за себя и за маму. Я уже знала, что это не пустые угрозы.
Моя мужественная мама. Представляю, как ей было страшно, когда она обучала таким образом свою семилетнюю дочь. Я почти выполнила свое обещание. Я молчала. Молчала при Сталине. Молчала, когда студенты кричали учителям - почему Вы молчали раньше?! - это при развенчании культа личности. Молчала при хрущевской оттепели и заморозках. При Брежневе. При всех последующих генсеках. При Горбачеве, когда уже все вокруг говорили. Я не дотерпела чуть-чуть, лишь за пару месяцев до ГКЧП я сказала на работе то, что думала о построении коммунизма вообще и о его строителях в частности. Алла, член партии со стажем, очень порядочный и честный человек, спросила: Почему Вы раньше молчали? -Потому, что Вы за это наказывали- с абсолютно чистой совестью ответила я. А что Вы хотите? Вы меня будете в тюрьму сажать, а я Вам правду говорить? Нашли дурочку. Но это все будет позже. А сейчас я тщательно дозубриваю ленинское определение. Я уже давно махнула рукой на этот так вначале заинтересовавший меня предмет, когда я до боли в голове пыталась понять смысл высказываний типа "Мысль есть функция мозга" или "Сознание есть отражение объективно существующей реальности".
Учительница входит в класс и говорит: Сейчас у нас должен быть семинар, но я приглашаю всех Вас послушать лекцию профессора Александрова.
Опять битком набитая большая аудитория. Наша группа на самом верху, затаив дыхание, я слушаю интереснейшую лекцию ленинградского математика. Тематика разнообразна: от поведения материи до основных принципов построения коммунизма. Я считаю - говорит профессор, что на микроуровне процессы происходят вне времени и пространства. У меня есть очень серьезные основания утверждать это.
Затем следуют вопросы и ответы. Вопрос: считаете ли Вы философию наукой? Чуть помедлив, проф.Александров отвечает: Нет, философия ставит одни и те же вопросы на протяжении тысячелетий, там, где нет поступательного движения истины, наука отсутствует.
Знаешь - говорит потом мой сокурсник. Это наша учительница задала вопрос - является ли философия наукой.
Я все больше сомневаюсь в истинности материализма. Я уже просто не верю в него. Последней каплей становится принцип неопределенности.
-Этого не может быть ! - кричу я, начисто забыв об осторожности и правиле никогда не спорить с учителями. Этого не может быть, потому что... ну просто не может быть! Принцип неопределенности может означать, что у нас просто нет возможности одновременно определить координаты и импульс. Учительница внимательно смотрит на меня. Да, она умна, она понимает важность этого вопроса. Нет - твердо говорит она. В настоящее время мы считаем, что поведение материи на микроуровне однозначно не определяется внешними условиями.
Все, с меня хватит! Почему я должна страдать в этом враждебном мне мире, куда сама поместила себя ради Истины. Да, я не могу доказать существование Бога. Но в мою Истину не верят сами материалисты, а материализм "по Спиркину" фантастичнее любой религии.
Итак, передо мной две системы, в равной степени недоказуемые. Ради чего же я сама порчу себе жизнь? Потому, что все так считают? Но с каких пор меня интересует, что считают все? Страх ошибиться, признать за истину ложную систему? Но даже если это и так, что я потеряю? Я никогда даже не узнаю об этом, но проживу прекрасную, полноценную жизнь.
Итак, я принимаю две аксиомы: о существовании Бога и моей бессмертной души. Я становлюсь верующей.
Теперь каждый вечер, тайно от всех, даже от мамы, я становлюсь на колени. Я крещусь и читаю "Отче наш" - единственную молитву, которую я знаю. Затем благодарю Бога. Редко, очень редко я обращаюсь к Богу с просьбой. Только когда возникает, на мой взгляд, серьезная угроза моей жизни или жизни моей мамы. Со всем остальным я могу справиться сама, а раз так, я не имею права отвлекать внимание Бога на всякие пустяки.
Я сказала - верю! Если бы так. В это время я уже сильно сомневалась и в теории перевоплощения, и в существовании Бога.
Ночь. Все давно спят. Не сплю я одна. Хожу из угла в угол, опустив голову, и все ищу ответ на один и тот же вопрос: Почему я должна быть хорошей? Мне 13 лет, я убежденная атеистка.
Вопрос этот крайне важен для меня. В этом болоте, в которое теперь превратился мой мир, побеждает сильнейший. Это закон природы. Значит, я должна бороться и быть сильной. Мораль - сказка для дураков, чтобы сильнейшим было удобнее на них ездить. Но я не хочу быть дурой. Значит, я не должна быть хорошей. Я должна быть плохой, очень плохой. Воровать, убивать и творить прочее зло. Чтобы соответствовать законам того мира, в котором я оказалась. Конечно, надо не попасться, избежать наказания, но это уже мелочи. Но вся беда в том, что мне очень не хочется быть плохой!
Этот же вопрос "Почему я должна быть хорошей?" мне позже задаст моя дочь. Я отвечу ей кратко: в системе идеализма - потому, что так хочет Бог. В системе материализма обосновать это нельзя.
Теперь моими любимыми книгами, наравне с "Записками о Шерлоке Холмсе" и "Персидскими сказками" являются " Библия для верующих и неверующих" и "Забавная библия". Я перечитываю их по много раз, многие библейские рассказы знаю почти наизусть.
В том болоте, где я случайно завелась, подобно таракану, есть все же цель жизни. Эта цель - оставить потомство. Это закон природы, в ней остается лишь то, что оставляет потомство, остальное уничтожается. Мне 14 лет, я стала девушкой. Я плачу несколько дней подряд - ведь теперь я должна рожать детей. Мне так не хочется, я так боюсь, но я должна, ведь иначе я попадаю под естественный отбор.
У меня две большие любви - природа и математика. Я целыми днями лежу на пляже, вдыхая запах земли и травы. Ветерок обвевает меня, я растворяюсь в окружающей природе. Это непередаваемое чувство - время остановилось, я сливаюсь с окружающим миром.
Я стараюсь не думать о смерти, как сказала когда-то мне маленькой моя мама: Об этом нельзя думать, иначе сойдешь с ума. И лишь иногда по ночам зову: мама, мне страшно, ляг рядом со мной. Это когда с необычайной ясностью вдруг представляю, что обязательно придет момент, когда я умру.
Я занимаюсь в 10-м, выпускном классе. Я пишу сочинение на тему "Книга, которая произвела на меня наибольшее впечатление". Книга - это "Туманность Андромеды". Учительница прочла и сказала: Мало полета. И была не права. Полета было предостаточно, я только и делала, что куда-то летела вместе с героями. И полета не было совсем. Потому что я так и не смогла передать словами то огромное чувство щемящей тоски о прекрасном недостижимом мире. Мы тогда жили еще в старом доме на третьем верхнем этаже. Было лето, я лежала ночью на балконе и смотрела на звезды. Я не хотела жить здесь, я хотела жить там, в том мире.
Позже моя дочь прочтет эту книгу и удивленно спросит: И тебе нравился этот колхоз? Воистину, каждому свое.
Мои жизненные планы теперь четко определены. Биологический долг женщины - родить двух детей. Я рожу пятерых, чтобы подстраховаться наверняка. Ведь дети могут умереть, а это значит, что я попаду под естественный отбор. Конечно, детей я отдам на воспитание государству, самой мне некогда будет этим заниматься. Кроме того, только государство может воспитать полноценного человека, семья калечит ребенка. Я буду работать на заводе и заниматься на вечернем отделении биологического факультета университета. А в свободное от работы и занятий время буду сама изучать математику.
Мама, узнав о моих планах, смеется: Ты сначала одного роди.
Я сижу в кабинете моей мамы - она работает врачом, и жду, когда закончится прием. Благодарный пациент говорит ей: Хотите, я помогу Вашей дочке поступить в университет на филологический факультет? -Я не пойду на филологический факультет - мрачно заявляю я. -А что бы Вы хотели? - озадаченно спрашивает он, по-видимому ему не часто приходится видеть, чтобы вот так просто отказывались от поступления в университет. -А Вы можете достать мне одну книгу? -Какую? -Сеченова. "Рефлексы головного мозга".
И вот я читаю "Рефлексы головного мозга". Я давно искала эту книгу, мне так нужно прочесть ее. Ведь в ней рассматривается вопрос о свободе воли.
Вопрос о свободе воли - это самый важный теперь для меня вопрос. От его решения зависит так много. Дело в том, что я обнаружила, что, собственно, не знаю, что такое Бог и что такое материя. Предположим, передо мной есть нечто - как определить, что это? Ведь ошиблись индейцы, приняв европейцев за богов. Как отличить Бога от, скажем, представителя высокоразвитой инопланетной цивилизации? И тут мне попадается тоненькая книжка "Космос, бог и вечность мира". И автор книги дает точное определение, что такое материя: это то, что при одних и тех же условиях ведет себя одинаковым образом.
Определение принято мной безоговорочно. Увы, в мире нет ничего, кроме материи. Молись я Богу хоть сто лет, камень, брошенный мной, упадет вниз. Стоп, это камень. А как же я сама? Ведь я при одних и тех же условиях могу поступить по разному. Но могу ли?
Итак, я читаю рефлексы головного мозга. И убеждаюсь, что никакой свободы воли нет. Выбор, который мы якобы совершаем - это лишь иллюзия в нашем мозгу. На самом деле все наши действия однозначно определены внешними и внутренними (структурой мозга) условиями.
Итак, в этом мире я не только животное, обреченное бороться за выживание с себе подобными. Я еще и автомат, просто вещь. Это истина, с этим ничего не поделаешь. Но это истина, с которой, как и с сознанием смерти, невозможно жить.
Большая аудитория набита битком. Идет дискуссия на тему "Что такое разум". В дискуссии принимают участие студенты четырех факультетов: математики, физики, химики, философы. Я сижу на самом верху, я студентка первого курса вечернего отделения механико-математического факультета университета, мне 17 лет.
На кафедру один за другим выходят студенты-математики. Каждый из них говорит в общем одно и то же. Что разум есть функция, однозначная или многозначная, от принимаемой информации, значением которой является некоторое действие. И еще говорят, что разум умирает, и как это хорошо и правильно устроено. Наконец, один студент замечает, что согласно такому определению будильник разумен. Другой возражает против смерти разума: он не видит в этом ничего хорошего. А что, если каждого спросить, когда конкретно он хочет умереть? Я лично- говорит студент, не хочу попасть под трамвай ни сегодня, ни завтра, ни через 100 лет.
Я молчу. Больше вопроса о смерти меня сейчас волнует вопрос однозначности или многозначности функции. Наконец я решаюсь и спрашиваю очередного докладчика его личное мнение на этот счет. Он испуганно замахал на меня руками и сказал: Нет, нет, я не желаю вмешиваться в политику. Мне был понятен его ответ, шел 1962 год и от неправильного определения вида функции можно было пострадать.
Я начинаю сомневаться в материализме. То, что из признания материализма вытекает отсутствие свободной воли - для меня абсолютная истина. Но ведь я же знаю, что я не автомат. Да и как могла в природе, которая не терпит ничего лишнего, возникнуть столь сложная иллюзия? Ведь если свободной воли нет, какой смысл в этой иллюзии, результат ведь все равно определен однозначно.
В 16 лет я купила свой первый транзисторный радиоприемник с коротковолновым диапазоном и с тех пор регулярно слушала передачи западных радиостанций. Итак, я слушаю Голос Америки, передача о книге "Жизнь после жизни". Это позже, значительно позже напишет о ней Литературная газета, еще позже книга станет широко известной. А сейчас у меня ощущение, что я первая узнаю об этом.
Но, к сожалению, воспоминания людей, побывавших в состоянии клинической смерти, не доказательство для меня. Нет, в самих воспоминаниях я не сомневаюсь, но считаю, что они могут быть результатом галлюцинаций погибающего мозга.
Опять я слушаю передачу , на этот раз христианский проповедник говорит следующее.
Предположим, я буду стоять на берегу океана и увижу, как плывет большой корабль. И я начну утверждать, что этот корабль возник случайно, сам по себе. Где-то в океане произошло извержение вулкана, вылились соответствующие вещества и все застыло случайно таким образом, что образовался корабль. Если я скажу такое, то люди будут считать, что я сошел с ума. Но ведь вселенная значительно сложнее корабля.
Да - думаю я, вселенная сложнее, в частности, живая природа. Но ведь механизм образования живой природы известен - это теория Дарвина. Кстати, не мешало бы ее прочитать. И я читаю "Происхождение видов".
Читаю и недоумеваю. Как может образоваться вид за счет накопления небольших случайных изменений? Ведь небольшое изменение не может быть поддержано естественным отбором, пока оно не дает преимущество организму. А для этого оно уже должно быть достаточно большим и далеко не случайным. Не получит преимущества ящерица с маленькой перепонкой вместо крыла. Чтобы птица летала, должно быть полноценное крыло, мало того, должны измениться другие системы организма. А до этого половой отбор будет, наоборот, скорее выбраковывать такие организмы как уродливые.
Но наибольший удар по моему материалистическому мировоззрению нанесло, как ни странно, изучение в университете диалектического материализма.
Обнаружилась удивительная вещь. Оказывается, мой материализм, тот, из-за которого я отказалась от веры в Бога и бессмертие, совершенно неправильный. Это механистический, вульгарный материализм, в который давно никто не верит. Правильный материализм - это диалектический материализм, развитый в трудах Маркса, Энгельса и Ленина и изложенный в учебнике Спиркина.
Идет семинар. Тема - ленинское определение материи. Меня давно не вызывали, наверно, сейчас вызовут. Я тщательно пытаюсь запомнить текст. Ведь я хочу ответить на 5. У меня пока по диамату 5, так же, как и по другим предметам.
Вообще, диамат оказался довольно сложным предметом. Почти таким же сложным, как предшествующая история КПСС, где надо было запомнить, в каком году, где и на каком съезде кто какую очередную глупость сказал. Здесь же надо запомнить массу непонятных и не совсем понятных отрывков. Хорошо тем, кто пишет шпаргалки, но я никогда не пишу шпаргалок, так как не умею ими пользоваться. Хорошо еще, что нам повезло с учительницей, умная, молодая и такая увлеченная, искренне влюбленная в свою философию.
Мой сосед по парте искренне недоумевает: значит, выходит, что Бог - материя? Я молчу, улыбаясь про себя. Вообще то это интересно: сначала все, что есть, назвать материей, а потом доказывать, что ничего, кроме материи нет.
Но я молчу. Я никогда не спорю с преподавателями общественных наук. С тех пор, как пообещала это маме.
Мама, отправляя меня в первый класс, сказала: Теперь ты идешь в школу. Ты увидишь сама, что многое из того, что тебе там скажут, будет неправдой. Но ты должна обещать мне, что ты никогда об этом никому не скажешь. Ты будешь повторять то, что тебе говорит учительница, а если тебе что-то будет непонятно, ты дома спросишь об этом у меня. Если ты не выполнишь этого, мы обе исчезнем.
Я обещала. Я боялась исчезнуть. Боялась за себя и за маму. Я уже знала, что это не пустые угрозы.
Моя мужественная мама. Представляю, как ей было страшно, когда она обучала таким образом свою семилетнюю дочь. Я почти выполнила свое обещание. Я молчала. Молчала при Сталине. Молчала, когда студенты кричали учителям - почему Вы молчали раньше?! - это при развенчании культа личности. Молчала при хрущевской оттепели и заморозках. При Брежневе. При всех последующих генсеках. При Горбачеве, когда уже все вокруг говорили. Я не дотерпела чуть-чуть, лишь за пару месяцев до ГКЧП я сказала на работе то, что думала о построении коммунизма вообще и о его строителях в частности. Алла, член партии со стажем, очень порядочный и честный человек, спросила: Почему Вы раньше молчали? -Потому, что Вы за это наказывали- с абсолютно чистой совестью ответила я. А что Вы хотите? Вы меня будете в тюрьму сажать, а я Вам правду говорить? Нашли дурочку. Но это все будет позже. А сейчас я тщательно дозубриваю ленинское определение. Я уже давно махнула рукой на этот так вначале заинтересовавший меня предмет, когда я до боли в голове пыталась понять смысл высказываний типа "Мысль есть функция мозга" или "Сознание есть отражение объективно существующей реальности".
Учительница входит в класс и говорит: Сейчас у нас должен быть семинар, но я приглашаю всех Вас послушать лекцию профессора Александрова.
Опять битком набитая большая аудитория. Наша группа на самом верху, затаив дыхание, я слушаю интереснейшую лекцию ленинградского математика. Тематика разнообразна: от поведения материи до основных принципов построения коммунизма. Я считаю - говорит профессор, что на микроуровне процессы происходят вне времени и пространства. У меня есть очень серьезные основания утверждать это.
Затем следуют вопросы и ответы. Вопрос: считаете ли Вы философию наукой? Чуть помедлив, проф.Александров отвечает: Нет, философия ставит одни и те же вопросы на протяжении тысячелетий, там, где нет поступательного движения истины, наука отсутствует.
Знаешь - говорит потом мой сокурсник. Это наша учительница задала вопрос - является ли философия наукой.
Я все больше сомневаюсь в истинности материализма. Я уже просто не верю в него. Последней каплей становится принцип неопределенности.
-Этого не может быть ! - кричу я, начисто забыв об осторожности и правиле никогда не спорить с учителями. Этого не может быть, потому что... ну просто не может быть! Принцип неопределенности может означать, что у нас просто нет возможности одновременно определить координаты и импульс. Учительница внимательно смотрит на меня. Да, она умна, она понимает важность этого вопроса. Нет - твердо говорит она. В настоящее время мы считаем, что поведение материи на микроуровне однозначно не определяется внешними условиями.
Все, с меня хватит! Почему я должна страдать в этом враждебном мне мире, куда сама поместила себя ради Истины. Да, я не могу доказать существование Бога. Но в мою Истину не верят сами материалисты, а материализм "по Спиркину" фантастичнее любой религии.
Итак, передо мной две системы, в равной степени недоказуемые. Ради чего же я сама порчу себе жизнь? Потому, что все так считают? Но с каких пор меня интересует, что считают все? Страх ошибиться, признать за истину ложную систему? Но даже если это и так, что я потеряю? Я никогда даже не узнаю об этом, но проживу прекрасную, полноценную жизнь.
Итак, я принимаю две аксиомы: о существовании Бога и моей бессмертной души. Я становлюсь верующей.
Теперь каждый вечер, тайно от всех, даже от мамы, я становлюсь на колени. Я крещусь и читаю "Отче наш" - единственную молитву, которую я знаю. Затем благодарю Бога. Редко, очень редко я обращаюсь к Богу с просьбой. Только когда возникает, на мой взгляд, серьезная угроза моей жизни или жизни моей мамы. Со всем остальным я могу справиться сама, а раз так, я не имею права отвлекать внимание Бога на всякие пустяки.