Итоги года. Грусть и печаль в России.
По традиции продолжаю подведение итогов года, перейдя с международного уровня на страновой. Эту запись может заморозить редакция ЖЖ, они такое не любят, но всё равно напишу, может, проскочит.
Первой и основной темой года всё так же остаётся война. Хотя к ней уже и попривыкли, хотя и научились её игнорировать, но всё равно никуда от неё не денешься. Российская армия весь год медленно продавливала фронт: искала слабые места, подтягивала туда резервы, добивалась тактического прорыва, где больше, где меньше, и ровняла с землёй один за другим украинские деревни и небольшие города. Но в августе украинская армия продемонстрировала, что ту же тактику могут использовать двое: ударила большими силами в уязвимую точку в Курской области, заняла небольшую территорию, и вот российская армия несколько месяцев пытается её отбить, ровняя с землёй теперь уже свои поселения. Пока что успехи получаются довольно скромные, и даже купленные у Северной Кореи солдаты, на которых возлагались одно время большие надежды, не смогли переломить ситуацию.
Также продолжился и расширился обмен дистанционными ударами. Только если в предыдущие годы Россия вовсю пользовалась преимуществом дальнобойных ракет и дронов, а ответные украинские удары шли куда реже, то в ушедшем году удары по приграничным районам Белгородской и Курской областей стали рутиной, а беспилотники летали по всей Европейской части России, долетая аж до Татарстана. И это уже не вызывало удивления, новость об очередном взорванном складе боеприпасов или пожаре на нефтеперерабатывающем заводе обычно мелькала в утренних новостях и забывалась уже к вечеру. В общем, основной итог года в этой части: война пришла на территорию России, хотя далеко не в тех масштабах, что на территорию Украины, но тем не менее.
***
Весь год с фронта поступали различные мрачные подробности бытовой жизни российской армии: о произволе командиров, о бытовых условиях (и их отсутствии), о методах поддержания дисциплины, о недостаточном медицинском обслуживании, и так далее, и так далее. Причём сообщали об этом и независимые издания вроде Астры, и зет-военкоры в своих Телеграм-каналах, и сами же солдаты записывали жалобные видео. Уникальная ситуация - когда и боевые действия, и ситуация в тылу - всё фиксируется в огромном количестве видеозаписей, свидетельских отчётов, рапортов и репортажей, только от этого, во-первых, ровным счётом ничего не меняется, во-вторых, интересуются этим лишь те немногие, кто следит за военными новостями, а большей части общества просто не до того. Тоже поворот сюжета: когда-то казалось, что свободный обмен информацией изменит общественные отношения, что публичность, выведение на Божий свет проблем, несчастий и недостатков приведёт к тому, что люди ужаснуться и перестанут мучать друг друга… Ага, щаз. С другой стороны, если газеты, радио и телевидение не смогли ничего изменить, с чего мы взяли, что смогут изменить видеокружочки в Телеграмме и рилсы в запрещённых соцсетях?
Самой нашумевшей и запомнившейся фронтовой историей года, разошедшейся несколько шире, чем обычно случалось до того, стала отправка в штурм, на верную смерть двух специалистов по дронам, которые перед смертью записали видео с обвинениями в адрес своего непосредственного начальника полковника Пузика с позывным Злой (замечу в сторону: вот когда-то над Гашеком потешались с его подпоручиком Дубом, а сами Гашека превзошли, да так, что тому и в страшном сне бы не приснилось). Видео вызвало дикий резонанс в среде зет-военкоров и всех мало-мальски причастных к военным делам. Требовали провести расследование, снять Злого Пузика с должности, но в результате не вышло ровным счётом ничего, и общественное негодование через пару месяцев утихло, а Злой Пузик и дальше продолжил свою деятельность.
Справедливости ради стоит сказать, что несколько отдельных, особо вопиющих случаев всё-таки расследовали, несколько человек привлекли к ответственности, но на системе это никак не сказалось, и понятно почему. Российская армия способна функционировать только так и никак иначе. Тем более после того, как её насытили бывшими заключёнными, да и по контракту метут всех подряд, и с криминальным, и с каким угодно прошлым. В таких условиях порядок в войсках можно поддерживать только посредством ультранасилия, да и отправлять людей в смертельно опасные штурмы гораздо проще, когда они боятся тех, кто стоит за их спинами, гораздо больше, чем противника. И до тех пор, пока эта система даёт результаты, а она их даёт, пусть и с огромными потерями, пусть и с низкой эффективностью, её будут сохранять и поддерживать.
***
Ещё одной новостью ушедшего года стала неожиданная активизация исламского терроризма, причём удары, что в Москве, что в Дагестане оказались очень серьёзными и застали российские спецслужбы врасплох. Ответной мерой на теракты стало ужесточение отношения против «нелегальных мигрантов» (а в эту категорию попадают и давно натурализовавшиеся выходцы из Средней Азии, и приезжие с Северного Кавказа, и цыгане), как на уровне законодательства, где был принят набор законов, усложнявших жизнь мигрантам, так и на уровне бытовой практики. Полицич получила ещё больше свободы действий в отношении приезжих и всех, кто подпадает под категорию «сомнительных», терпимее стали относиться к деятельности «Русской общины», добровольных бригад из националистов, их даже стали использовать как добровольных помощников и дружинников, чего раньше всё же старались избегать.
Примерно в том же направлении развивались и нарастающие гонения на ЛГБТ-персон, причисленных к тому же списку «опасных чужаков/внутренних врагов», точно также и в части принятия новых дискриминационных законов, позволения и одобрения полицейского насилия, подзуживания преследования добровольными дружинами. Так понемногу расширяется круг отверженных; раздувается и формализуется, оформляется законодательно и без того существовавшая неприязнь общества; создаётся образ врага, на которого можно и нужно перенаправить накопившуюся фрустрацию. И стоит напомнить, что отрабатывались эти репрессивные практики ещё до войны, сначала на радикальных мусульманах, затем на Свидетелях Иеговы, а сейчас те же инструменты: запрет, занесение в список экстремистов, аресты, посадки стали применяться к другим «не таким» людям. При этом тех же Свидетелей Иеговы всё так же прессуют, сажают, грабят и пытают, но это никому не интересно, кроме немногочисленных ещё оставшихся в России правозащитников. Да и гонения на мигрантов и ЛГБТ в общем-то вызывают у некоторой, причём, судя по всему, достаточно значительной части общества полную поддержку, а у остальных - ничего не вызывают, либо вызывают страх, но страх это теперь вообще одна из основных общественных эмоций, и к нему тоже более-менее привыкли.
***
Одной из самых мрачных новостей ушедшего года стало убийство в тюрьме Алексея Навального. За прошедшее время так и не прояснилось, было ли это исполнением прямого приказа из Кремля или же мучали-мучали и перестарались. В любом случае смерть эта стала символическим завершением эпохи «славных нулевых» и возникшего тогда движения части населения крупных городов, в первую очередь Москвы, за изменение государственного управления в сторону большей открытости и демократичности. Символическое - потому что эта, условно говоря, «Россия нулевых» закончилась в 2020 году с так называемой конституционной реформой, окончательно закрепившей сложившуюся политическую систему, а окончательно проигравший альтернативный проект ушёл на дно и стал ещё одним градом Китежем российской истории. Только иногда над бескрайними и бездонными топями проносится призрачный колокольный звон, напоминающий о том, что могло быть, но не сбылось…
Правда, некоторым доказательством того, что иная Россия ещё не полностью исчезла, стали похороны Навального, когда и на кладбище пришло очень много людей, и в других городах прошли мемориальные акции, несмотря на возможную опасность. Стало на какое-то мгновение видно, что да, осталось какое-то количество людей из той ушедшей эпохи, не все уехали, но понятно было, что это уже последние всполохи того огня, что горел в те годы, и если в России когда-нибудь возникнет политическое сопротивление (а как показывает опыт, оно всегда возникает в том или ином виде), то оно будет другим, с новыми героями, новыми мучениками, в других исторических обстоятельствах, которых мы пока даже не представляем.
***
Ещё пара важных и характерных событий произошла за рубежом, но так как участвовали в нём выходцы из России и обсуждались они в основном в эмигрантской среде, то стоит их, наверное, всё же причислить к российским итогам года.
Первым таким событием стала всплывшая история о том, как бывший олигарх Леонид Невзлин заказывал расправы над своими политическими противниками, точнее даже не столько противниками, сколько просто лично ему неприятными людьми. Интересна эта история тем, что Невзлин - типичный для российской бюрократии типаж получиновника/полубизнесмена/полубандита с чрезмерным чувством собственной значимости и криминальными привычками, с лёгкостью переходящий в дискуссии от чиновничьего языка к блатной фене, а в крайних случаях и к прямому насилию. Мне такие персонажи встречались несколько раз, и я поражался тому, как легко они переключаются с одного регистра на другой, и задумывался, насколько далеко они могут зайти в реализации своих угроз, но, по счастью, не довелось испытать это на себе.
Обычно в российских условиях криминальная активность таких людей остаётся нераскрытой, на уровне слухов и подозрений, иногда - рассказов пострадавших, а если и раскрывается (обычно случайно), то либо быстренько заметается под ковёр, либо игнорируется (как это было с расследованием избиения журналиста Олега Кашина, когда заказчик был установлен, но не только не привлечён к ответственности, а продолжил свою карьеру как ни в чём не бывало). В данном же случае, так как история произошла за пределами Отечества, скандал получился громким, замять его не удалось, кроме того, расследователи получили слитую базу с перепиской и разговорами между Невзлиным и другими участниками этого дела, и широкая публика получила возможность полюбоваться на определённый чиновничий типаж во всей красе, с максимальной откровенностью.
Вторая, очень похожая история произошла с митрополитом Иларионом Алфеевым и его послушником Сузуки. О нравах, процветающих в епископате православной церкви, ходит много слухов, но если и вспыхивали время от времени какие-либо скандалы, то в публичной сфере они обычно тут же гасились и не шли дальше блога Андрея Кураева. Но в этом случае, опять же, всё произошло за границей, замять скандал было сложнее, подключилась русскоязычная зарубежная пресса, пользующаяся относительной (а по российским меркам так и вовсе непредставимой) свободой высказывания. И так же, как и в первом случае, одна из сторон конфликта слила в паблик записи разговоров, с весьма откровенными высказываниями митрополита Илариона о состоянии дел в Московской Патриархии (и за скандал, и особенно за эту откровенность он огрёб кучу неприятностей). И тут тоже оказался явлен типаж самоуверенного, чванливого, скандального чиновника, только не по коммерческой части, а по духовной.
Такой вот в минувшем году нарисовался двойной портрет российской элиты или, по крайней мере, некоторой её части. Да, не все там наверху такие, но их хватает, и сама манера общения в неформальной обстановке, способы «решать вопросики», культура взаимоотношений - всё это характерная модель поведения, распространённая куда шире, чем это может показаться, если сталкиваться только с официальной, парадной стороной нашей власти.
***
Что касается политических репрессий, они оставались примерно на том же уровне. Разве что выискивать новых иностранных агентов стало сложнее, потому что уже всех более-менее заметных оппонентов режима включили в список, но и с этой задачей Минюст доблестно справлялся. Аресты и посадки также продолжали идти в уже привычном ритме, не вызывая особого интереса, разве что у тех, кто интересуется темой профессионально, вроде издания Медиазона.
Точно так же рутиной стало и полицейское насилие. Избиения, а порой и убийства при аресте, пытки, ужесточение тюремного содержания - не вызывают возмущения, все привыкли. Единственный раз, когда возникло некое подобие общественного обсуждения действий силовиков - при публикации видеозаписей и фотографий задержания виновных в теракте в Крокус-холле. Тогда некоторое время в Интернете обсуждали, можно ли резать террористам уши и пытать электротоком, и в результате пришли к общему мнению, что резать и пытать можно, а вот выкладывать фото и видео для широкого доступа - нельзя. По всей видимости, медийное начальство этот урок усвоило, и с тех пор старалось какие-то сомнительные или спорные материалы в паблик не выкладывать и широкого обсуждения не допускать.
Впрочем, и публика тоже старательно избегала всех тех мест, где можно набрести на неприятную информацию, так что возникло нечто вроде вытеснения всего тревожащего, не укладывающегося в общепринятую картину мира, об этом стало не принято не то что говорить вслух, но даже и думать. Вообще в этом году стало заметно, что значительная часть общества окончательно отрешилась от происходящего, а когда всё же происходит нечто неприятное, пробивающее иллюзию благополучия, по обществу как будто проходит судорога ужаса, оно сжимается, обхватывает себя руками, бормочет «а нас-то за что?» (хотя в последнее время, по моим ощущениям этот вопрос постепенно вытесняется другим: «когда же всё это кончится?»), и через какое-то время, когда опасность исчезает или же приобретает хронический характер снова погружается в то же отрешённое состояние, переключается на бытовые проблемы, ведёт пустые разговоры, а то и просто отмалчивается. Понятно, что есть небольшая часть активистов разного толка: провоенных, антивоенных, провластных, оппозиционных… неважно, реагируют все примерно одинаково, а именно при каждом шоке впадают в раж, заводятся от новой порции энергии ненависти, обрушиваются с гневом на тех, кого считает виновными (список большой и разнообразный, каждый найдёт себе по вкусу), требуют наисуровейших мер, бьются со страшной силой в социальных сетях, а потихоньку успокаиваются до следующего приступа возбуждения.
***
В сфере экономики в ушедшем году шёл постепенный завал. Инфляция, особенно в части продовольствия, нехватка кадров, сбои в энергетической инфраструктуре, дефициты на некоторые товары, оборачивавшиеся опять же ростом цен, сокращение социальных расходов, особенно в регионах, рост учётной ставки ЦБ, вылившийся в проблемы с кредитованием. В конце года к этому добавилась «болтанка» на валютном рынке, а в году наступившем - увеличение налогового бремени с первого января и рост тарифов. К тому же под конец года вылезло совсем уж неожиданное последствие проблем в нефтяной отрасли - крушение двух танкеров с мазутом в Чёрном море, приведшее к масштабной экологической катастрофе.
Нельзя сказать, что происходящее в экономике это такой прям ужас-ужас-ужас. Инфляцию доводилось видеть и побольше, много больше. Как и соответствующую учётную ставку. Перенаправление бюджетных расходов от социалки в оборонку логичным образом компенсируется повышением зарплат в этой самой оборонке. Реструктуризация экономики, переход на военные рельсы пока идёт достаточно медленно и не столь уж масштабно. Сбои в инфраструктуре получается устранять сравнительно быстро, никакого всеобщего обвала и полного блэкаута не происходит. Но в целом ситуация заметно подпортилась. Проблемы накапливаются, накладываются одна на другую и не очень понятно, как их можно решать, особенно в стратегической перспективе.
Пока что наибольшее внимание общественности привлекает денежно-кредитная политика, которую критикуют со всех сторон, хотя Центробанк действует в общем-то строго по учебнику и ожидать что-то другого от него просто бессмысленно, тем более в условиях столь высокой неопределённости. Я бы тут заметил, что и очень странный с точки зрения экономической логики разрыв аж в два раза между «росстатовской инфляцией» и учётной ставкой во многом объясняется как раз той самой неопределённостью. Экономика продолжает находиться в зоне высоких рисков, а за риски надо платить, вот цена денег (в форме учётной ставки) и растёт. Повлиять же на основную проблему российской экономики (которая очевидна, но её стараются не называть) ни ЦБ, ни Минфин никоим образом не могут, вот и получается, что отвечают они за чужие грехи.
И, конечно, остаётся вопрос, что будет происходить с российской экономикой, когда эта самая проблема завершится или, как сейчас принято с надеждой говорить, хотя бы заморозиться. По этому поводу тоже много было споров в ушедшем году, и что-то я смотрю складывается мнение, что даже в таком случае ничего хорошего ожидать не приходится.
Вот такие у нас итоги года. Что-то стало хуже, чем в прошлом году, что-то осталось на таком же уровне, и это уже большое достижение. Хороших новостей вообще не было. Разве что обмен политзаключённых на шпионов и диверсантов, но и это не то чтобы очень уж радостно выглядело. Понятно, что дальше будет хуже, но пока что темпы ухудшения оказываются гораздо ниже, чем казалось в 22 году. Вместо резкого обвала идёт постепенное проседание, относительно контролируемое, хотя в последние месяцы и контроль уже начинает сбоить, но не критически. Какого-то серьёзного общественного недовольства стало, кажется, даже ещё меньше, чем было раньше. Хотя тут скорее стало окончательно понятно, что сопротивление бесполезно, что нужно приспосабливаться, терпеть и пережидать, чем люди и занимаются, кто-то боле успешно, кто-то менее.
Первой и основной темой года всё так же остаётся война. Хотя к ней уже и попривыкли, хотя и научились её игнорировать, но всё равно никуда от неё не денешься. Российская армия весь год медленно продавливала фронт: искала слабые места, подтягивала туда резервы, добивалась тактического прорыва, где больше, где меньше, и ровняла с землёй один за другим украинские деревни и небольшие города. Но в августе украинская армия продемонстрировала, что ту же тактику могут использовать двое: ударила большими силами в уязвимую точку в Курской области, заняла небольшую территорию, и вот российская армия несколько месяцев пытается её отбить, ровняя с землёй теперь уже свои поселения. Пока что успехи получаются довольно скромные, и даже купленные у Северной Кореи солдаты, на которых возлагались одно время большие надежды, не смогли переломить ситуацию.
Также продолжился и расширился обмен дистанционными ударами. Только если в предыдущие годы Россия вовсю пользовалась преимуществом дальнобойных ракет и дронов, а ответные украинские удары шли куда реже, то в ушедшем году удары по приграничным районам Белгородской и Курской областей стали рутиной, а беспилотники летали по всей Европейской части России, долетая аж до Татарстана. И это уже не вызывало удивления, новость об очередном взорванном складе боеприпасов или пожаре на нефтеперерабатывающем заводе обычно мелькала в утренних новостях и забывалась уже к вечеру. В общем, основной итог года в этой части: война пришла на территорию России, хотя далеко не в тех масштабах, что на территорию Украины, но тем не менее.
***
Весь год с фронта поступали различные мрачные подробности бытовой жизни российской армии: о произволе командиров, о бытовых условиях (и их отсутствии), о методах поддержания дисциплины, о недостаточном медицинском обслуживании, и так далее, и так далее. Причём сообщали об этом и независимые издания вроде Астры, и зет-военкоры в своих Телеграм-каналах, и сами же солдаты записывали жалобные видео. Уникальная ситуация - когда и боевые действия, и ситуация в тылу - всё фиксируется в огромном количестве видеозаписей, свидетельских отчётов, рапортов и репортажей, только от этого, во-первых, ровным счётом ничего не меняется, во-вторых, интересуются этим лишь те немногие, кто следит за военными новостями, а большей части общества просто не до того. Тоже поворот сюжета: когда-то казалось, что свободный обмен информацией изменит общественные отношения, что публичность, выведение на Божий свет проблем, несчастий и недостатков приведёт к тому, что люди ужаснуться и перестанут мучать друг друга… Ага, щаз. С другой стороны, если газеты, радио и телевидение не смогли ничего изменить, с чего мы взяли, что смогут изменить видеокружочки в Телеграмме и рилсы в запрещённых соцсетях?
Самой нашумевшей и запомнившейся фронтовой историей года, разошедшейся несколько шире, чем обычно случалось до того, стала отправка в штурм, на верную смерть двух специалистов по дронам, которые перед смертью записали видео с обвинениями в адрес своего непосредственного начальника полковника Пузика с позывным Злой (замечу в сторону: вот когда-то над Гашеком потешались с его подпоручиком Дубом, а сами Гашека превзошли, да так, что тому и в страшном сне бы не приснилось). Видео вызвало дикий резонанс в среде зет-военкоров и всех мало-мальски причастных к военным делам. Требовали провести расследование, снять Злого Пузика с должности, но в результате не вышло ровным счётом ничего, и общественное негодование через пару месяцев утихло, а Злой Пузик и дальше продолжил свою деятельность.
Справедливости ради стоит сказать, что несколько отдельных, особо вопиющих случаев всё-таки расследовали, несколько человек привлекли к ответственности, но на системе это никак не сказалось, и понятно почему. Российская армия способна функционировать только так и никак иначе. Тем более после того, как её насытили бывшими заключёнными, да и по контракту метут всех подряд, и с криминальным, и с каким угодно прошлым. В таких условиях порядок в войсках можно поддерживать только посредством ультранасилия, да и отправлять людей в смертельно опасные штурмы гораздо проще, когда они боятся тех, кто стоит за их спинами, гораздо больше, чем противника. И до тех пор, пока эта система даёт результаты, а она их даёт, пусть и с огромными потерями, пусть и с низкой эффективностью, её будут сохранять и поддерживать.
***
Ещё одной новостью ушедшего года стала неожиданная активизация исламского терроризма, причём удары, что в Москве, что в Дагестане оказались очень серьёзными и застали российские спецслужбы врасплох. Ответной мерой на теракты стало ужесточение отношения против «нелегальных мигрантов» (а в эту категорию попадают и давно натурализовавшиеся выходцы из Средней Азии, и приезжие с Северного Кавказа, и цыгане), как на уровне законодательства, где был принят набор законов, усложнявших жизнь мигрантам, так и на уровне бытовой практики. Полицич получила ещё больше свободы действий в отношении приезжих и всех, кто подпадает под категорию «сомнительных», терпимее стали относиться к деятельности «Русской общины», добровольных бригад из националистов, их даже стали использовать как добровольных помощников и дружинников, чего раньше всё же старались избегать.
Примерно в том же направлении развивались и нарастающие гонения на ЛГБТ-персон, причисленных к тому же списку «опасных чужаков/внутренних врагов», точно также и в части принятия новых дискриминационных законов, позволения и одобрения полицейского насилия, подзуживания преследования добровольными дружинами. Так понемногу расширяется круг отверженных; раздувается и формализуется, оформляется законодательно и без того существовавшая неприязнь общества; создаётся образ врага, на которого можно и нужно перенаправить накопившуюся фрустрацию. И стоит напомнить, что отрабатывались эти репрессивные практики ещё до войны, сначала на радикальных мусульманах, затем на Свидетелях Иеговы, а сейчас те же инструменты: запрет, занесение в список экстремистов, аресты, посадки стали применяться к другим «не таким» людям. При этом тех же Свидетелей Иеговы всё так же прессуют, сажают, грабят и пытают, но это никому не интересно, кроме немногочисленных ещё оставшихся в России правозащитников. Да и гонения на мигрантов и ЛГБТ в общем-то вызывают у некоторой, причём, судя по всему, достаточно значительной части общества полную поддержку, а у остальных - ничего не вызывают, либо вызывают страх, но страх это теперь вообще одна из основных общественных эмоций, и к нему тоже более-менее привыкли.
***
Одной из самых мрачных новостей ушедшего года стало убийство в тюрьме Алексея Навального. За прошедшее время так и не прояснилось, было ли это исполнением прямого приказа из Кремля или же мучали-мучали и перестарались. В любом случае смерть эта стала символическим завершением эпохи «славных нулевых» и возникшего тогда движения части населения крупных городов, в первую очередь Москвы, за изменение государственного управления в сторону большей открытости и демократичности. Символическое - потому что эта, условно говоря, «Россия нулевых» закончилась в 2020 году с так называемой конституционной реформой, окончательно закрепившей сложившуюся политическую систему, а окончательно проигравший альтернативный проект ушёл на дно и стал ещё одним градом Китежем российской истории. Только иногда над бескрайними и бездонными топями проносится призрачный колокольный звон, напоминающий о том, что могло быть, но не сбылось…
Правда, некоторым доказательством того, что иная Россия ещё не полностью исчезла, стали похороны Навального, когда и на кладбище пришло очень много людей, и в других городах прошли мемориальные акции, несмотря на возможную опасность. Стало на какое-то мгновение видно, что да, осталось какое-то количество людей из той ушедшей эпохи, не все уехали, но понятно было, что это уже последние всполохи того огня, что горел в те годы, и если в России когда-нибудь возникнет политическое сопротивление (а как показывает опыт, оно всегда возникает в том или ином виде), то оно будет другим, с новыми героями, новыми мучениками, в других исторических обстоятельствах, которых мы пока даже не представляем.
***
Ещё пара важных и характерных событий произошла за рубежом, но так как участвовали в нём выходцы из России и обсуждались они в основном в эмигрантской среде, то стоит их, наверное, всё же причислить к российским итогам года.
Первым таким событием стала всплывшая история о том, как бывший олигарх Леонид Невзлин заказывал расправы над своими политическими противниками, точнее даже не столько противниками, сколько просто лично ему неприятными людьми. Интересна эта история тем, что Невзлин - типичный для российской бюрократии типаж получиновника/полубизнесмена/полубандита с чрезмерным чувством собственной значимости и криминальными привычками, с лёгкостью переходящий в дискуссии от чиновничьего языка к блатной фене, а в крайних случаях и к прямому насилию. Мне такие персонажи встречались несколько раз, и я поражался тому, как легко они переключаются с одного регистра на другой, и задумывался, насколько далеко они могут зайти в реализации своих угроз, но, по счастью, не довелось испытать это на себе.
Обычно в российских условиях криминальная активность таких людей остаётся нераскрытой, на уровне слухов и подозрений, иногда - рассказов пострадавших, а если и раскрывается (обычно случайно), то либо быстренько заметается под ковёр, либо игнорируется (как это было с расследованием избиения журналиста Олега Кашина, когда заказчик был установлен, но не только не привлечён к ответственности, а продолжил свою карьеру как ни в чём не бывало). В данном же случае, так как история произошла за пределами Отечества, скандал получился громким, замять его не удалось, кроме того, расследователи получили слитую базу с перепиской и разговорами между Невзлиным и другими участниками этого дела, и широкая публика получила возможность полюбоваться на определённый чиновничий типаж во всей красе, с максимальной откровенностью.
Вторая, очень похожая история произошла с митрополитом Иларионом Алфеевым и его послушником Сузуки. О нравах, процветающих в епископате православной церкви, ходит много слухов, но если и вспыхивали время от времени какие-либо скандалы, то в публичной сфере они обычно тут же гасились и не шли дальше блога Андрея Кураева. Но в этом случае, опять же, всё произошло за границей, замять скандал было сложнее, подключилась русскоязычная зарубежная пресса, пользующаяся относительной (а по российским меркам так и вовсе непредставимой) свободой высказывания. И так же, как и в первом случае, одна из сторон конфликта слила в паблик записи разговоров, с весьма откровенными высказываниями митрополита Илариона о состоянии дел в Московской Патриархии (и за скандал, и особенно за эту откровенность он огрёб кучу неприятностей). И тут тоже оказался явлен типаж самоуверенного, чванливого, скандального чиновника, только не по коммерческой части, а по духовной.
Такой вот в минувшем году нарисовался двойной портрет российской элиты или, по крайней мере, некоторой её части. Да, не все там наверху такие, но их хватает, и сама манера общения в неформальной обстановке, способы «решать вопросики», культура взаимоотношений - всё это характерная модель поведения, распространённая куда шире, чем это может показаться, если сталкиваться только с официальной, парадной стороной нашей власти.
***
Что касается политических репрессий, они оставались примерно на том же уровне. Разве что выискивать новых иностранных агентов стало сложнее, потому что уже всех более-менее заметных оппонентов режима включили в список, но и с этой задачей Минюст доблестно справлялся. Аресты и посадки также продолжали идти в уже привычном ритме, не вызывая особого интереса, разве что у тех, кто интересуется темой профессионально, вроде издания Медиазона.
Точно так же рутиной стало и полицейское насилие. Избиения, а порой и убийства при аресте, пытки, ужесточение тюремного содержания - не вызывают возмущения, все привыкли. Единственный раз, когда возникло некое подобие общественного обсуждения действий силовиков - при публикации видеозаписей и фотографий задержания виновных в теракте в Крокус-холле. Тогда некоторое время в Интернете обсуждали, можно ли резать террористам уши и пытать электротоком, и в результате пришли к общему мнению, что резать и пытать можно, а вот выкладывать фото и видео для широкого доступа - нельзя. По всей видимости, медийное начальство этот урок усвоило, и с тех пор старалось какие-то сомнительные или спорные материалы в паблик не выкладывать и широкого обсуждения не допускать.
Впрочем, и публика тоже старательно избегала всех тех мест, где можно набрести на неприятную информацию, так что возникло нечто вроде вытеснения всего тревожащего, не укладывающегося в общепринятую картину мира, об этом стало не принято не то что говорить вслух, но даже и думать. Вообще в этом году стало заметно, что значительная часть общества окончательно отрешилась от происходящего, а когда всё же происходит нечто неприятное, пробивающее иллюзию благополучия, по обществу как будто проходит судорога ужаса, оно сжимается, обхватывает себя руками, бормочет «а нас-то за что?» (хотя в последнее время, по моим ощущениям этот вопрос постепенно вытесняется другим: «когда же всё это кончится?»), и через какое-то время, когда опасность исчезает или же приобретает хронический характер снова погружается в то же отрешённое состояние, переключается на бытовые проблемы, ведёт пустые разговоры, а то и просто отмалчивается. Понятно, что есть небольшая часть активистов разного толка: провоенных, антивоенных, провластных, оппозиционных… неважно, реагируют все примерно одинаково, а именно при каждом шоке впадают в раж, заводятся от новой порции энергии ненависти, обрушиваются с гневом на тех, кого считает виновными (список большой и разнообразный, каждый найдёт себе по вкусу), требуют наисуровейших мер, бьются со страшной силой в социальных сетях, а потихоньку успокаиваются до следующего приступа возбуждения.
***
В сфере экономики в ушедшем году шёл постепенный завал. Инфляция, особенно в части продовольствия, нехватка кадров, сбои в энергетической инфраструктуре, дефициты на некоторые товары, оборачивавшиеся опять же ростом цен, сокращение социальных расходов, особенно в регионах, рост учётной ставки ЦБ, вылившийся в проблемы с кредитованием. В конце года к этому добавилась «болтанка» на валютном рынке, а в году наступившем - увеличение налогового бремени с первого января и рост тарифов. К тому же под конец года вылезло совсем уж неожиданное последствие проблем в нефтяной отрасли - крушение двух танкеров с мазутом в Чёрном море, приведшее к масштабной экологической катастрофе.
Нельзя сказать, что происходящее в экономике это такой прям ужас-ужас-ужас. Инфляцию доводилось видеть и побольше, много больше. Как и соответствующую учётную ставку. Перенаправление бюджетных расходов от социалки в оборонку логичным образом компенсируется повышением зарплат в этой самой оборонке. Реструктуризация экономики, переход на военные рельсы пока идёт достаточно медленно и не столь уж масштабно. Сбои в инфраструктуре получается устранять сравнительно быстро, никакого всеобщего обвала и полного блэкаута не происходит. Но в целом ситуация заметно подпортилась. Проблемы накапливаются, накладываются одна на другую и не очень понятно, как их можно решать, особенно в стратегической перспективе.
Пока что наибольшее внимание общественности привлекает денежно-кредитная политика, которую критикуют со всех сторон, хотя Центробанк действует в общем-то строго по учебнику и ожидать что-то другого от него просто бессмысленно, тем более в условиях столь высокой неопределённости. Я бы тут заметил, что и очень странный с точки зрения экономической логики разрыв аж в два раза между «росстатовской инфляцией» и учётной ставкой во многом объясняется как раз той самой неопределённостью. Экономика продолжает находиться в зоне высоких рисков, а за риски надо платить, вот цена денег (в форме учётной ставки) и растёт. Повлиять же на основную проблему российской экономики (которая очевидна, но её стараются не называть) ни ЦБ, ни Минфин никоим образом не могут, вот и получается, что отвечают они за чужие грехи.
И, конечно, остаётся вопрос, что будет происходить с российской экономикой, когда эта самая проблема завершится или, как сейчас принято с надеждой говорить, хотя бы заморозиться. По этому поводу тоже много было споров в ушедшем году, и что-то я смотрю складывается мнение, что даже в таком случае ничего хорошего ожидать не приходится.
Вот такие у нас итоги года. Что-то стало хуже, чем в прошлом году, что-то осталось на таком же уровне, и это уже большое достижение. Хороших новостей вообще не было. Разве что обмен политзаключённых на шпионов и диверсантов, но и это не то чтобы очень уж радостно выглядело. Понятно, что дальше будет хуже, но пока что темпы ухудшения оказываются гораздо ниже, чем казалось в 22 году. Вместо резкого обвала идёт постепенное проседание, относительно контролируемое, хотя в последние месяцы и контроль уже начинает сбоить, но не критически. Какого-то серьёзного общественного недовольства стало, кажется, даже ещё меньше, чем было раньше. Хотя тут скорее стало окончательно понятно, что сопротивление бесполезно, что нужно приспосабливаться, терпеть и пережидать, чем люди и занимаются, кто-то боле успешно, кто-то менее.