Бес надежды.( с окончанием)
Доделал окончание этого рассказа. Здесь вставляю его с начала для удобства чтения. Много букв!
Бес надежды.
Один наш доктор поехал отдыхать на море.
Раньше он это делал вместе с женой и детьми, но жены не стало, детей забрала к себе безутешная тёща и поездки на юг потеряли смысл. Проработав запойно три года без отпуска и выходных (ходить домой тоже не имело смысла), доктор так устал и изменился внешне, что его перестали узнавать даже пациенты - ветераны, поступающие к нему на повторные операции.
Коллеги озаботились и, пораскинув мозгами, послали доктора далеко: купили ему билет на самолёт и выгнали в летний отпуск:
- Лети-ка, мил человек, к морю! И чтоб семьдесят дней духу твоего здесь не было!
В тот год аэропорт Мурманска закрыли на ремонт, и всю гражданскую авиацию приютил военный аэродром, расположенный высоко в полярных сопках у посёлка Килп-Явр.
Ехать туда надо было четыре часа на припадочном автобусе системы ПАЗ. Трястись в промёрзшей колымаге через холодную июньскую тундру с её серыми камнями, с не растаявшим ещё с ледникового периода снегом и свинцовыми озерцами - тоскливо. Вот и принял наш доктор внутрь достаточную дозу коньяка и задремал, уткнувшись горячим лбом в холодное автобусное стекло.
Выходя помочиться на сугробы во время частых остановок, доктор неизменно догонялся поддерживающей дозой из плоской фляжки с надписью «Его же и монаси приемлют».
Укрыться от глаз обеспокоенных женщин в промёрзшей пустыне было негде и, поэтому, пьющие, и льющие мужчины тесно скапливались за кормой автобуса. Озабоченный водитель на каждой остановке жалобно просил:
- Мужики! Вы хоть на колёса там не ссыте! Примета ведь, ёмаё!
Осторожно! Под катом уж очень много букв!
С трудом пережив без добавок спиртного двухчасовой перелёт до Адлера и оказавшись наконец на благословенном юге, доктор получил тот обычный удар по всем фибрам души, который получает каждый северянин , перенесшийся в один миг из мерзостной стужи, ветра и снега в место, где сияет солнце, благоухают цветы и порхают вестники близкого моря - полуголые и загорелые нимфы.
Наверное, такое же потрясение получает реабилитированный грешник, перемещённый из ада в рай.
Для акклиматизации доктор выпил стакан вина в одном из многочисленных буфетах аэропорта. Вино было противным, как сладкий одеколон.
Желая разобраться в своих ощущениях, доктор выпил ещё и ещё раз, и всё - разного, не разобрался, плюнул и пошёл искать такси.
В беспамятстве доктор добрался из Адлера до маленького городка у подножья зелёных гор, там, где река Псырцха впадает в море.
Спотыкаясь, доктор добрался до набережной, посмотрел на море, вдохнул пьянящий его воздуха, упал в клумбу и уснул.
И не миновать бы доктору кутузки, когда б ни счастливый случай!
Вскоре он был решительно разбужен. Его трясли за душу, хлопали по щекам и радостно кричали:
- Доктор! Доктор! Сан Саныч! Просыпайтесь, нельзя здесь спать!
С трудом вынырнув из алкогольного небытия, доктор увидел над собой, умершего пять лет назад от метастазов меланомы в головной мозг, больного Костикова.
Покойник был весел и энергичен.
«Ага! »- подумал доктор, повернулся на правый бок и заснул, блаженно улыбаясь.
Человек, по фамилии Костиков, взвалил пьяного на плечи и, покряхтывая, понёс к себе домой.
2
Проснулся доктор только под вечер.
Закатное солнце мягко освещало светлую комнату.
Тёплый ветерок пролетал её насквозь и раздувал белые занавески на окне.
Прямо под окном шумело море и было слышно, как шуршат мелкие камешки в набегающих на берег волнах.
Тут тихо открылась дверь, молоденькая девушка на цыпочках, не замечая того, что доктор проснулся, подошла к его постели и, поставив на прикроватный столик три запотевших бутылки с пивом и высокий стакан, так же тихо исчезла.
Но пива доктору совсем не хотелось!
Не было ни лихорадочной похмельной тревоги, ни дрожания душа. Горький ком не подкатывался к сердцу и не испытывал доктор знакомого желания пойти и немедленно повесится.
- Море и девушка! Не в раю ли я?! - весело подумал доктор и стал выбираться из скользких шёлковых простыней.
Вечером того же дня он сидел на террасе дома Костикова у моря и пил чай с абрикосовым вареньем. Шумело море, звенели цикады.
Несостоявшийся покойник рассказывал доктору о своём выздоровлении:
- После выписки от вас, лежал я дома, и колотили меня судороги по пять раз в день. Кровать подо мною на доски развалилась
Бабок, каких- то жена ко мне приводила. Травами и ртутью поила… Я от всего этого, особенно от бабок заплесневелых - чуть не помер!
Послал я всех на х@й, отвернулся к стене и стал ждать смерти. А она - не идёт! Делать нечего, начал я потихоньку вставать. Сначала - до туалета доползал, потом на балкон стал выходить, по квартире - от стола к стулу и по стеночке - до холодильника. Водку стаканАми пил, холодную. И - много! Жена - целый день на работе и ещё чёрти где… Я ей ничего о своих «прогулках» не говорил. Скрывал… Потом заметил: судороги реже стали, голова болеть перестала. Я - молчу, сглазить боюсь.
А однажды проснулся утром и думаю: «Всё! Хватит!».
Побросал в сумку барахло и уехал сюда, к морю. У нас этот дом давно куплен был. И как приехал - ни разу судороги не случались, голова не болит, и чувствую себя теперь, как в двадцать лет.… Вот так то! А вы: «Меланома, меланома….» Ошибка у вас вышла, доктор! Но я - не в претензии….
Шестой год здесь живу. Деньги, слава богу, есть. Жена со мной развелась. У неё, пока я болел, приятель завёлся. Ну и хрен с ней. Вон ко мне дочка переехала! Красавица моя…. Вы её уже видели. Хороша?
Доктор хорошо помнил этого больного. Правая височная и теменная доли его головного мозга были нафаршированы метастазами меланомы. Оперировать его смысла не имело. Химиотерапии от этой напасти тогда не существовало. Да и сейчас, пожалуй, нет.
По просьбе жены выписали его на умирание «в кругу семьи».
И вот он, этот больной, живой и полупьяный сидит на веранде дома у моря и смеётся над всеми докторами с их операциями, лучами и химиопрепаратами!
Доктор спросил:
- Вы после обследовались, как - ни будь?
- А как же! Год назад МРТ сделал.
И «больной» протянул доктору чёрный пакет.
«Радуется и смеётся, а снимки - приготовил!»- подумал доктор.
Он сразу узнал первые снимки: узлы метастазов грубо сдавливали и деформировали мозг. Не живут с таким!
На последних же, контрольных снимках, сделанных год назад, объём и форма метастазов - не изменились, но отёк и деформация мозга - исчезли! Метастазы в мозге казались теперь такими же безопасными, как изюм в булке.
Похожий на головастика метастаз в проекции правой угловой извилины мозга, узнав доктора, приветливо вильнул хвостиком….
Доктор потёр лицо руками, встряхнул головой:
- Ну, что ж… Значит и такое бывает в медицине. Поздравляю!
А сердце защемило: «Как то всё это не к добру!».
И точно! Ночью доктор проснулся от грохота.
В гостиной на полу, среди перевёрнутых стульев хрипел и бился в судорогах Костиков.
Дочь его, в короткой ночнушке, плакала и умоляюще смотрела на доктора.
«Так,- подумал доктор - больной смотрит вправо - на очаг. Левая рука - приведена к груди. После приступа - будет в ней парез… Прямо сейчас можно оперировать! Без КТ и МРТ. Наизусть. А что толку?
- Сделайте, что- нибудь, доктор! - всхлипнула девушка.
- Ничего теперь не надо делать. Сейчас всё закончится.
Доктор подложил под голову больного подушку и стал его придерживать, оберегая от возможных травм.
Через пару минут судороги прошли, мышцы рук и туловища расслабились, дыхание нормализовалось, и больной погрузился в глубокий, как смерть, сон.
Доктор не стал переносить больного на постель (с пола - не упадёшь!). Подсчитал пульс, число дыханий, измерил артериальное давление. Терпимо!
«До утра дотянем,- подумал доктор.- А утром отвезу в Сухуми к Руслану».
- Всё нормально!- сказал он перепуганной девушке.- Ложитесь спать.
Он отвёл девушку в её комнату и уже собирался уйти, как она вдруг сказала жалобно:
- Я боюсь! Вы посидите со мною! И не уходите, пока я не засну, пожалуйста!
Доктор сел в кресло у окна. Минут через пять, когда девушка заснула, он тихо поднялся и вышел из дома на берег моря.
Море уже не шумело, а глубоко дышало, иногда всхлипывая, как обиженный ребёнок во сне.
Над миром висела полная луна, и в её свете море серебрилось и мерцало, а берег был тёмен и страшен.
На дальнем конце залива горели фонари, слышался смех, пение, а над приморской танцплощадкой полыхала светомузыка.
Одинокий человек, освещённый луною, брёл по берегу моря.
Доктор подумал: «Хорошо бы и мне вот так идти и идти! Без цели, день за днём…. И ни о чём не думать».
Вдруг на танцплощадке глухо ухнул барабан, лязгнули тарелки, и высокий голос запел над морем:
Чудеса из чудес,
Приливы, отливы.
Море вдаль откатилось,
А ты,
Как растенье морское,
На зыбком песке погрузилась в мечты…
Идущий по берегу моря человек подошёл совсем близко. Уже слышен был хруст гальки под его ногами.
Внезапно человек остановился и его вырвало.
Доктор поднялся с тёплого камня и вошёл в дом.
3
- Ну, и что ты мне привёз и что мне с этим делать?- спросил толстый сухумский нейрохирург Руслан.- Метастазы! Меланома! Шутишь ты что ли?
- Не бзди, Русик! Пусть отдохнет. Реланиум назначь. Умеренную дегидратацию. Не забывай: он ещё пять лет назад должен был умереть! Вдруг и в этот раз - обойдётся! Говорят ведь: надежда умирает последней.
- Да хоть бы она сдохла, надежда эта! От неё больному только хуже: чем больше он надеется, тем тяжелее умирает. А ты, похоже, - как был упёртым, так и остался! Всё за идею работаешь?
- Что значит «за идею»?
- Это значит, что ты так и будешь жить в двухе за Полярным кругом, а я - в двухэтажном доме на берегу Чёрного моря! Кончай ты с этим делом! Приезжай сюда! Через три года станешь миллионером!
Перед отъездом из Сухуми, доктор зашёл в палату к Костикову.
Тот, оглушённый барбитуратами и реланиумом, с трудом выговорил:
- Саныч, ты поживи у меня…. Пока не выпишут… И за дочкой присмотри. Ей ведь курортники эти ненормальные и местные джигиты - проходу не дадут. А она у меня - совсем ещё ребёнок…
3
- Ну, что?- сказал доктор девушке.- Пойдём на автовокзал или такси поймаем до Афона? И ещё. Вот тебе расчёска, пойди- ка причешись, умойся. А то страшнее атомной войны стала.
Девушка шмыгнула носом и ушла в комнату медсестёр.
Доктор подумал: « И в самом деле - хороша. Хоть зарёванная и усталая, а - хороша!».
Пошли искать по жаркому Сухуму такси.
Посередине перекрёстка, прямо на проезжей части, милиционер укорял нетрезвого курортника:
- Слушай! Зачем тебе обезьянник?! Ты сам, как обезьян! Пьяный, грязный. Ты зачем сюда приехал?
- В о..об..безьянник! Хочу!
Группа хипповатых ребят, сидящих на парковой скамейке, сделали стойку, увидев девушку и доктора. Те прошли мимо, и доктор услышал за спиной:
- Во! Папик с тёлочкой на курорт приехал!
Доктор покосился на девушку, но та, похоже, ничего не слышала.
Подумал: « Точно! Тёлкой её назвать - язык не повернётся! Но отчего я - «папик»? Ошиблись ребятки! Но почему-то - приятно, как не скрывай».
4.
Рано утром следующего дня доктор пошёл на набережную.
Весёлая тётечка в белом халате уже раскинула там свои немудрящую «медицину»: весы, ростомер, столик с тонометром и глюкометром Акку-Чек.
Посмеиваясь и приговаривая: «Отак -от, отак…», тётечка взвесила доктора, измерила его рост и артериальное давление . Затем спросив у «пациента» его возраст, записала всё это на самодельном бланке.
Доктор глянул на результаты и огорчился:
- Чёрт! И цифры какие-то знакомые…. А! Точно! Краткая выписка из истории болезни больного с ишемическим инсультом.
Доктор подтянул шорты и трусцой побежал по малолюдной ещё набережной.
«Сегодня бегу до кафе «Амфора», а завтра- до заставы и дальше, по дорожке - до монастыря… Нет! До монастыря я завтра, пожалуй, добежать не смогу. Ничего! Отпуск длинный - ещё набегаюсь! И тогда посмотрим, кто из нас - папик!».
5.
Но бегать утром по берегу моря, по тенистой Царской дороге и тропе паломников, доктору так и не пришлось.
По утрам он и девушка садились в «Лексус» больного Костикова и ехали к нему в сухумскую больницу.
Костиков шёл на поправку: судороги не повторялись, головные боли отступали. Офтальмолог утверждал, что и отёк дисков зрительных нервов пошёл у больного на убыль.
Доктор абхазскому офтальмологу не верил:
- Какой, на х@й отёк, специалист! У него уже пять лет назад была атрофия зрительных нервов. Нечему там отекать!
Нейрохирург Русик его урезонивал:
- Что ты всё горячишься!? Защитник, да?! У тебя комплекс, наверное, такой - всех защищать. Больных защищаешь, родных их - защищаешь, коллег своих - защищаешь! Тебя, думаешь, кто-нибудь защищать будет, если что? Радуется наш окулист, что больной на поправку пошёл. Вот он и тебя порадовать хочет, приятное тебе сделать. А ты его х@ями кроешь!
6
В Афон девушка и доктор возвращались уже в самую жару.
Спасаясь от солнца, они не шли на берег моря, а отправлялись бродить по окрестностям Афона
По длинному прохладному тоннелю добрели они как- то до заброшенной, заросшей тропической зеленью, железнодорожной платформы Псырцха.
Полуразрушенный станционный павильон выглядел в этих джунглях, как развалины старинного замка.
- А почему здесь звезда Давида? - спросила девушка и показала на мозаичный пол павильона. На полу, в центре зала, была выложена большая красная многоконечная звезда.
Стали считать эти самые «концы» звезды и их оказалось семь.
Ни девушка, ни доктор, ни аборигены, продающие здесь же на разлив компот с добавлением спирта и димедрола под видом домашнего вина, не знали что означает эта семиконечная звезда.
Потом, на грохочущих вагончиках, похожих на московское метро, они спускались вместе с другими отдыхающими в знаменитые Ново-Афонские пещеры.
В одном из залов пещеры, когда экскурсанты рассматривали каскады светящихся в лучах прожекторов сталактитов, внезапно погасили свет. Библейская тьма окутала людей и в этом кромешном мраке мощно зазвучала токката ре минор Баха. Девушка, испуганно вздрогнув, ухватилась за руку доктора, да так её больше и не отпускала.
В один из солнечных дней, они по тропе паломников поднялись к монастырю.
Доктор помнил те времена, когда в монастыре этом размещалась турбаза и весёлые туристы сушили трусы и купальники, высовывая их на палках из узких монастырских окон. Чёрные трусы развевались на морском ветру, как пиратские флаги. По вечерам над базой орала музыка и туристы придавались любви.
Теперь же всё стало тихо и благочинно.
Группы организованных паломников из России послушными стадами бродили за экскурсоводами и внимали им почтительно, как очевидцам событий.
Совсем иные паломники выходили из леса. Это были чёрные с проседью бородатые дядьки в длинных тёмных одеждах, в цепях и крестах. Лица их были измождены, а глаза безумны, как с тяжёлого похмелья. Чёрные эти паломники раздевались догола, не обращая внимания на толпившихся на мостках курортников, и купались в холодных святых источниках.
Славянка с лицом похожим на картофелину стала учить одного такого бродягу уму- разуму:
- Тоже мне - святой! Не стыдно перед женщинами хозяйством трясти!?
- Не шуми, гражданка!- урезонил её мужчина в розовой футболке с надписью Let's kiss me again.- Он такой святой, что ему всё равно, что мужчина, что женщина. Все ему - братья и сёстры во Христе!
Славянка огорчилась:
- Жалко. Такой мужчина зря пропадает. Ишь как у него борода торчит! Разбойник!
Так вот бродя от одного местного чуда к другому, девушка и доктор успели поговорить о многом.
Выяснилось, что доктор с девушкой - почти коллеги: она училась в Питере на ветеринара.
Доктор изумился:
- Кого же ты будешь лечить? Чижиков, что ли? Не представляю тебя с коровами и свиньями! Ты уж, раз такое дело, займись пластической ветеринарной хирургией! Вполне женское дело. Есть у вас такая хирургия?
Девушка легко подхватила шутку:
- Ну, да! Очень перспективно! Коровам вымя силиконить, шарпеям складки ботоксом выводить! Спасибо за идею! Но если серьёзно, то я хотела бы заняться лечением крупных экзотических животных. Слонов, например. У нас совсем мало таких специалистов….
- Так у нас и слонов немного! - засмеялся доктор и подумал, что по контрасту это выглядело бы трогательно: нежная девочка, выхаживает огромного с грубой, как асфальт кожей, слона. Слон, вопреки всем стараниям девочки, умирает. Она грустит и растит детёныша слона - смешного слонёнка. Значит, этот слон должен, по сюжету, быть слонихой. Готовое кино! Может быть, и мне роль в этом фильме достанется….
Вечерами они гуляли по набережной, где собиралось всё курортное общество. Ели вкуснейшие хачапури, пили густой чёрный кофе по-турецки, который абхазы варили в маленьких турках, быстро, как «напёрсточники», передвигая их в раскаленном песке.
В маленьких кафе, буфетах и барах рекой текло вино.
Доктор смотрел на подвыпивших соотечественников с неожиданной неприязнью. Сам он уже пятнадцатый день в рот не брал спиртного.
Во-первых- не хотелось, а, во- вторых доктор боялся, что алкоголь может разрушить то ощущение беспричинной радости, которое он испытывал с первого дня приезда на море.
Его радовало всё. Проезжал автомобиль и радость усиливалась. Трещал на ветру целлофановый пакет, ветерок доносил запах лавра и дыма, толстая абхазка предлагала купить аджику, мелкие камешки прилипали к мокрой коже - всё, всё это и прочее с ним, волна за волною приносило радость и счастье.
Несколько раз доктор и девушка ходили на танцплощадку. Здесь танцевали все, от мала до велика: пожилые, потому что им было скучно сидеть дома и на берегу уже надоевшего моря, маленькие дети, потому что их не с кем было оставить, молодежь, потому что только на танцплощадке можно безнаказанно прижимать к себе в «медляке» понравившуюся девушку.
Наблюдать за перипетиями танцевальной жизни было забавно!
Особенно охотно танцевала публика под томное пение молодого певца с внешностью братка девяностых годов.
Доктор сказал девушке:
- Вот кто, оказывается, пел над морем про зыбучи пески!
- Его Ангелом зовут.- ответила девушка.- Он каждый год на всё лето из Москвы приезжает и здесь поёт.
- Как то он на ангела мало похож!
Девушка засмеялась:
- Он, вообще то- Андрей. Приезжали сюда поляки и звали его Анджеем.
А потом «Анджей» кто - то переделал в «Ангел».
А ещё через три дня доктору позвонил сухумский нейрохирург Руслан:
- Слушай, тут твой Костиков умереть захотел! Кома, анизокория. Ещё час назад - как огурец был, а потом в одну минуту - раз! - и зафинишировал.
Ничего не сказав девушке, доктор помчался в Сухуми.
7
Осмотрев умирающего Костикова в реанимации, доктор и нейрохирург Руслан вернулись в ординаторскую. Расселись. Руслан молча закурил.
Тут же открылась дверь. Женщина в чёрных одеждах вошла неслышно и поставила на стол серебряный поднос. На подносе стоял кофейник с горячим кофе, две тонкие фарфоровые чашки, и ваза с фруктами.
На вопросительный взгляд доктора, Руслан ответил, пожимая плечами:
- Это вдова нашего больного.
« Оригинально!» подумал доктор, так ничего и не поняв (в нейрохирургии много непонятного), а Руслан спросил:
- Слушай, тебе приходилось бывать на похоронах своих больных?
- Приходилось!- ответил доктор с интонациями «отстань!».
Но Руслан не отставал:
- А я - ни разу не был. Ни кто не завёт.
Но, послушай, я столько лет в нейрохирургии, а только сегодня подумал: мы же им головы бреем! Что, так вот и лежат - лысые со швами на голове? Я спрашиваю это потому, что сразу хотел твоему Костикову голову брить, а потом подумал: «А надо ли?». Будет потом в гробу - урод уродом. Родная дочь не узнает! Давай сделаем так, что бы всем приятно было: мы его не бреем и не оперируем. Ему - никаких мучений и в гробу на человека будет похож, нам - проще: отписались и пошли чачу пить. У меня отличная чача есть из Эшер! А зачем ты его сироту сюда не пригласил? Отвлеклась бы с нами, выпила чуть-чуть. На людях, за столом всегда легче горе переносить!
Доктор сосчитал в уме до десяти и ответил:
- Мы давно головы не бреем. И здесь не будем. Давай, Русик, бери Костикова в операционную. Сомневаюсь я что-то в этой меланоме…. Давай, давай, не ленись, а то на следующей встрече выпускников всем расскажу, какой ты чудак на букву «м».
8
В сухумской операционной современных трепанов не было и доктору пришлось просверливать сначала копьём, а потом- фрезой пять отверстий в черепе Костикова.
Поскрипывание коловорота, вид белой костяной стружки, трудности при проведении проволочной пилы Джигля между отверстиями, всё это моментально перенесло доктора к ощущениям молодости: ночные дежурства, бессонница, запах крови и спирта, операционные сёстры, незаходящее солнце полярного лета… Озноб и лихорадка!
Ощущение ещё большей радости охватило доктора. Доктор засмеялся и подумал:
«Не иначе - маниакальная стадия МДП! Что- то будет со мною во второй стадии? Помру, наверное, от тоски!».
Добравшись до опухоли, остановились в недоумении. Руслан спросил
- Какая же это меланома? Меланома - сопливая, как шоколадный мусс. Отсосом на раз удаляется. А эта - плотная. Но чёрная, в самом деле! Может быть - гематома?
Доктор взял кусочек опухоли и её отнесли на срочное гистологическое исследование. Спросил у Руслана:
- У вас гистологи, такие же, как окулисты?
Руслан ничего не ответил. Прорычал что- то в маску не по-русски - и всё.
- Понятно!- резюмировал доктор.
Уже в конце операции, когда опухоль была удалена, в предоперационной начали шуметь. Говорили по-абхазски: что-то зло бурчал мужской голос, ему истерично отвечали два женских.
Руслан заорал:
- Что за шум!? Прекратите!
В операционную заглянула санитарка:
- Это доктор с гистологией пришёл. Хочет что-то вам сказать, но шапочку и маску надевать не хочет!
- Пусть оттуда скажет, что принёс!
В предоперационной мужской голос что-то прокричал по-абхазски.
Санитарка перевела:
- Он говорит, что это не меланома!
- А что это?
Опять что - то прокричал гистолог, а санитарка повторила по-русски:
- Он не знает что, но не меланома.
- Ну, на что, хотя бы, похоже? Какого ряда опухоль?!
В предоперационной воцарилась тишина.
Потом опять показалась санитарка и сказала:
- А он уже ушёл!
Доктор ещё не закончил писать протокол операции, как явился анестезиолог, который давал наркоз Костикову и сказал:
- Молодец, мужик! Дышит сам. Трубу я удалил. Он в сознании.
Побежали в реанимацию.
Костиков заулыбался, увидев доктора, и погрозил ему ещё непослушным пальцем. Потом прохрипел сухим, ободранным горлом:
- Как там Надя?
- Всё нормально. Не беспокойся.- ответил доктор и пошёл дописывать протокол.
9.
В Афон доктор вернулся в четыре утра.
Тихо прошёл по коридору в свою комнату. Будить девушку ему не хотелось. Подумал: «Гонцов с чёрным флагом всегда казнили. Высплюсь и всё спокойно расскажу».
Доктор уже разделся, когда в коридоре послышался лёгкий шум. Через приоткрытую дверь доктор увидел, как из комнаты девушки вышел голый до пояса молодой человек в шортах. По бычьему загривку и широким плечам, доктор узнал в нём поющего Ангела.
Ангел беззаботно, не таясь вышел на веранду, постаял там несколько секунд, закуривая, а затем скрылся в утреннем сумраке.
Тут же из своей комнаты выскользнула девушка в лёгком халатике. Складка халата врезалась между девушкиными ягодицами.
Доктор подумал: «Вот ведь, тётки! Никогда они эту складку не поправляют. Мужик, если трусняк так вот врежется- изведётся весь, а бабам- хоть бы хны!
Девушка, деловито стуча розовыми пятками, забежала в ванную комнату, и вскоре там послышался шум падающей воды.
«Защитник!» - вспомнил доктор слова Руслана.- «Папашу профукал, девушку и берёг и защищал, а оказалось - мешал! Хотя на папашу ещё можно надеяться…. Утром надо будет съездить с этой к нему. Денёк ещё за ним посмотрю, а потом заберу стёкла, препарат опухоли и полечу в Мурманск. Может быть, наши гистологи разберутся с этой «меланомой». Русик ещё что-то про чачу говорил. Давно я её не пил….»
Минут через пять доктор заснул тяжёлым сном.
Он ещё не знал, что ощущение радости исчезло и никогда более к нему не вернётся.
.
Бес надежды.
Один наш доктор поехал отдыхать на море.
Раньше он это делал вместе с женой и детьми, но жены не стало, детей забрала к себе безутешная тёща и поездки на юг потеряли смысл. Проработав запойно три года без отпуска и выходных (ходить домой тоже не имело смысла), доктор так устал и изменился внешне, что его перестали узнавать даже пациенты - ветераны, поступающие к нему на повторные операции.
Коллеги озаботились и, пораскинув мозгами, послали доктора далеко: купили ему билет на самолёт и выгнали в летний отпуск:
- Лети-ка, мил человек, к морю! И чтоб семьдесят дней духу твоего здесь не было!
В тот год аэропорт Мурманска закрыли на ремонт, и всю гражданскую авиацию приютил военный аэродром, расположенный высоко в полярных сопках у посёлка Килп-Явр.
Ехать туда надо было четыре часа на припадочном автобусе системы ПАЗ. Трястись в промёрзшей колымаге через холодную июньскую тундру с её серыми камнями, с не растаявшим ещё с ледникового периода снегом и свинцовыми озерцами - тоскливо. Вот и принял наш доктор внутрь достаточную дозу коньяка и задремал, уткнувшись горячим лбом в холодное автобусное стекло.
Выходя помочиться на сугробы во время частых остановок, доктор неизменно догонялся поддерживающей дозой из плоской фляжки с надписью «Его же и монаси приемлют».
Укрыться от глаз обеспокоенных женщин в промёрзшей пустыне было негде и, поэтому, пьющие, и льющие мужчины тесно скапливались за кормой автобуса. Озабоченный водитель на каждой остановке жалобно просил:
- Мужики! Вы хоть на колёса там не ссыте! Примета ведь, ёмаё!
Осторожно! Под катом уж очень много букв!
С трудом пережив без добавок спиртного двухчасовой перелёт до Адлера и оказавшись наконец на благословенном юге, доктор получил тот обычный удар по всем фибрам души, который получает каждый северянин , перенесшийся в один миг из мерзостной стужи, ветра и снега в место, где сияет солнце, благоухают цветы и порхают вестники близкого моря - полуголые и загорелые нимфы.
Наверное, такое же потрясение получает реабилитированный грешник, перемещённый из ада в рай.
Для акклиматизации доктор выпил стакан вина в одном из многочисленных буфетах аэропорта. Вино было противным, как сладкий одеколон.
Желая разобраться в своих ощущениях, доктор выпил ещё и ещё раз, и всё - разного, не разобрался, плюнул и пошёл искать такси.
В беспамятстве доктор добрался из Адлера до маленького городка у подножья зелёных гор, там, где река Псырцха впадает в море.
Спотыкаясь, доктор добрался до набережной, посмотрел на море, вдохнул пьянящий его воздуха, упал в клумбу и уснул.
И не миновать бы доктору кутузки, когда б ни счастливый случай!
Вскоре он был решительно разбужен. Его трясли за душу, хлопали по щекам и радостно кричали:
- Доктор! Доктор! Сан Саныч! Просыпайтесь, нельзя здесь спать!
С трудом вынырнув из алкогольного небытия, доктор увидел над собой, умершего пять лет назад от метастазов меланомы в головной мозг, больного Костикова.
Покойник был весел и энергичен.
«Ага! »- подумал доктор, повернулся на правый бок и заснул, блаженно улыбаясь.
Человек, по фамилии Костиков, взвалил пьяного на плечи и, покряхтывая, понёс к себе домой.
2
Проснулся доктор только под вечер.
Закатное солнце мягко освещало светлую комнату.
Тёплый ветерок пролетал её насквозь и раздувал белые занавески на окне.
Прямо под окном шумело море и было слышно, как шуршат мелкие камешки в набегающих на берег волнах.
Тут тихо открылась дверь, молоденькая девушка на цыпочках, не замечая того, что доктор проснулся, подошла к его постели и, поставив на прикроватный столик три запотевших бутылки с пивом и высокий стакан, так же тихо исчезла.
Но пива доктору совсем не хотелось!
Не было ни лихорадочной похмельной тревоги, ни дрожания душа. Горький ком не подкатывался к сердцу и не испытывал доктор знакомого желания пойти и немедленно повесится.
- Море и девушка! Не в раю ли я?! - весело подумал доктор и стал выбираться из скользких шёлковых простыней.
Вечером того же дня он сидел на террасе дома Костикова у моря и пил чай с абрикосовым вареньем. Шумело море, звенели цикады.
Несостоявшийся покойник рассказывал доктору о своём выздоровлении:
- После выписки от вас, лежал я дома, и колотили меня судороги по пять раз в день. Кровать подо мною на доски развалилась
Бабок, каких- то жена ко мне приводила. Травами и ртутью поила… Я от всего этого, особенно от бабок заплесневелых - чуть не помер!
Послал я всех на х@й, отвернулся к стене и стал ждать смерти. А она - не идёт! Делать нечего, начал я потихоньку вставать. Сначала - до туалета доползал, потом на балкон стал выходить, по квартире - от стола к стулу и по стеночке - до холодильника. Водку стаканАми пил, холодную. И - много! Жена - целый день на работе и ещё чёрти где… Я ей ничего о своих «прогулках» не говорил. Скрывал… Потом заметил: судороги реже стали, голова болеть перестала. Я - молчу, сглазить боюсь.
А однажды проснулся утром и думаю: «Всё! Хватит!».
Побросал в сумку барахло и уехал сюда, к морю. У нас этот дом давно куплен был. И как приехал - ни разу судороги не случались, голова не болит, и чувствую себя теперь, как в двадцать лет.… Вот так то! А вы: «Меланома, меланома….» Ошибка у вас вышла, доктор! Но я - не в претензии….
Шестой год здесь живу. Деньги, слава богу, есть. Жена со мной развелась. У неё, пока я болел, приятель завёлся. Ну и хрен с ней. Вон ко мне дочка переехала! Красавица моя…. Вы её уже видели. Хороша?
Доктор хорошо помнил этого больного. Правая височная и теменная доли его головного мозга были нафаршированы метастазами меланомы. Оперировать его смысла не имело. Химиотерапии от этой напасти тогда не существовало. Да и сейчас, пожалуй, нет.
По просьбе жены выписали его на умирание «в кругу семьи».
И вот он, этот больной, живой и полупьяный сидит на веранде дома у моря и смеётся над всеми докторами с их операциями, лучами и химиопрепаратами!
Доктор спросил:
- Вы после обследовались, как - ни будь?
- А как же! Год назад МРТ сделал.
И «больной» протянул доктору чёрный пакет.
«Радуется и смеётся, а снимки - приготовил!»- подумал доктор.
Он сразу узнал первые снимки: узлы метастазов грубо сдавливали и деформировали мозг. Не живут с таким!
На последних же, контрольных снимках, сделанных год назад, объём и форма метастазов - не изменились, но отёк и деформация мозга - исчезли! Метастазы в мозге казались теперь такими же безопасными, как изюм в булке.
Похожий на головастика метастаз в проекции правой угловой извилины мозга, узнав доктора, приветливо вильнул хвостиком….
Доктор потёр лицо руками, встряхнул головой:
- Ну, что ж… Значит и такое бывает в медицине. Поздравляю!
А сердце защемило: «Как то всё это не к добру!».
И точно! Ночью доктор проснулся от грохота.
В гостиной на полу, среди перевёрнутых стульев хрипел и бился в судорогах Костиков.
Дочь его, в короткой ночнушке, плакала и умоляюще смотрела на доктора.
«Так,- подумал доктор - больной смотрит вправо - на очаг. Левая рука - приведена к груди. После приступа - будет в ней парез… Прямо сейчас можно оперировать! Без КТ и МРТ. Наизусть. А что толку?
- Сделайте, что- нибудь, доктор! - всхлипнула девушка.
- Ничего теперь не надо делать. Сейчас всё закончится.
Доктор подложил под голову больного подушку и стал его придерживать, оберегая от возможных травм.
Через пару минут судороги прошли, мышцы рук и туловища расслабились, дыхание нормализовалось, и больной погрузился в глубокий, как смерть, сон.
Доктор не стал переносить больного на постель (с пола - не упадёшь!). Подсчитал пульс, число дыханий, измерил артериальное давление. Терпимо!
«До утра дотянем,- подумал доктор.- А утром отвезу в Сухуми к Руслану».
- Всё нормально!- сказал он перепуганной девушке.- Ложитесь спать.
Он отвёл девушку в её комнату и уже собирался уйти, как она вдруг сказала жалобно:
- Я боюсь! Вы посидите со мною! И не уходите, пока я не засну, пожалуйста!
Доктор сел в кресло у окна. Минут через пять, когда девушка заснула, он тихо поднялся и вышел из дома на берег моря.
Море уже не шумело, а глубоко дышало, иногда всхлипывая, как обиженный ребёнок во сне.
Над миром висела полная луна, и в её свете море серебрилось и мерцало, а берег был тёмен и страшен.
На дальнем конце залива горели фонари, слышался смех, пение, а над приморской танцплощадкой полыхала светомузыка.
Одинокий человек, освещённый луною, брёл по берегу моря.
Доктор подумал: «Хорошо бы и мне вот так идти и идти! Без цели, день за днём…. И ни о чём не думать».
Вдруг на танцплощадке глухо ухнул барабан, лязгнули тарелки, и высокий голос запел над морем:
Чудеса из чудес,
Приливы, отливы.
Море вдаль откатилось,
А ты,
Как растенье морское,
На зыбком песке погрузилась в мечты…
Идущий по берегу моря человек подошёл совсем близко. Уже слышен был хруст гальки под его ногами.
Внезапно человек остановился и его вырвало.
Доктор поднялся с тёплого камня и вошёл в дом.
3
- Ну, и что ты мне привёз и что мне с этим делать?- спросил толстый сухумский нейрохирург Руслан.- Метастазы! Меланома! Шутишь ты что ли?
- Не бзди, Русик! Пусть отдохнет. Реланиум назначь. Умеренную дегидратацию. Не забывай: он ещё пять лет назад должен был умереть! Вдруг и в этот раз - обойдётся! Говорят ведь: надежда умирает последней.
- Да хоть бы она сдохла, надежда эта! От неё больному только хуже: чем больше он надеется, тем тяжелее умирает. А ты, похоже, - как был упёртым, так и остался! Всё за идею работаешь?
- Что значит «за идею»?
- Это значит, что ты так и будешь жить в двухе за Полярным кругом, а я - в двухэтажном доме на берегу Чёрного моря! Кончай ты с этим делом! Приезжай сюда! Через три года станешь миллионером!
Перед отъездом из Сухуми, доктор зашёл в палату к Костикову.
Тот, оглушённый барбитуратами и реланиумом, с трудом выговорил:
- Саныч, ты поживи у меня…. Пока не выпишут… И за дочкой присмотри. Ей ведь курортники эти ненормальные и местные джигиты - проходу не дадут. А она у меня - совсем ещё ребёнок…
3
- Ну, что?- сказал доктор девушке.- Пойдём на автовокзал или такси поймаем до Афона? И ещё. Вот тебе расчёска, пойди- ка причешись, умойся. А то страшнее атомной войны стала.
Девушка шмыгнула носом и ушла в комнату медсестёр.
Доктор подумал: « И в самом деле - хороша. Хоть зарёванная и усталая, а - хороша!».
Пошли искать по жаркому Сухуму такси.
Посередине перекрёстка, прямо на проезжей части, милиционер укорял нетрезвого курортника:
- Слушай! Зачем тебе обезьянник?! Ты сам, как обезьян! Пьяный, грязный. Ты зачем сюда приехал?
- В о..об..безьянник! Хочу!
Группа хипповатых ребят, сидящих на парковой скамейке, сделали стойку, увидев девушку и доктора. Те прошли мимо, и доктор услышал за спиной:
- Во! Папик с тёлочкой на курорт приехал!
Доктор покосился на девушку, но та, похоже, ничего не слышала.
Подумал: « Точно! Тёлкой её назвать - язык не повернётся! Но отчего я - «папик»? Ошиблись ребятки! Но почему-то - приятно, как не скрывай».
4.
Рано утром следующего дня доктор пошёл на набережную.
Весёлая тётечка в белом халате уже раскинула там свои немудрящую «медицину»: весы, ростомер, столик с тонометром и глюкометром Акку-Чек.
Посмеиваясь и приговаривая: «Отак -от, отак…», тётечка взвесила доктора, измерила его рост и артериальное давление . Затем спросив у «пациента» его возраст, записала всё это на самодельном бланке.
Доктор глянул на результаты и огорчился:
- Чёрт! И цифры какие-то знакомые…. А! Точно! Краткая выписка из истории болезни больного с ишемическим инсультом.
Доктор подтянул шорты и трусцой побежал по малолюдной ещё набережной.
«Сегодня бегу до кафе «Амфора», а завтра- до заставы и дальше, по дорожке - до монастыря… Нет! До монастыря я завтра, пожалуй, добежать не смогу. Ничего! Отпуск длинный - ещё набегаюсь! И тогда посмотрим, кто из нас - папик!».
5.
Но бегать утром по берегу моря, по тенистой Царской дороге и тропе паломников, доктору так и не пришлось.
По утрам он и девушка садились в «Лексус» больного Костикова и ехали к нему в сухумскую больницу.
Костиков шёл на поправку: судороги не повторялись, головные боли отступали. Офтальмолог утверждал, что и отёк дисков зрительных нервов пошёл у больного на убыль.
Доктор абхазскому офтальмологу не верил:
- Какой, на х@й отёк, специалист! У него уже пять лет назад была атрофия зрительных нервов. Нечему там отекать!
Нейрохирург Русик его урезонивал:
- Что ты всё горячишься!? Защитник, да?! У тебя комплекс, наверное, такой - всех защищать. Больных защищаешь, родных их - защищаешь, коллег своих - защищаешь! Тебя, думаешь, кто-нибудь защищать будет, если что? Радуется наш окулист, что больной на поправку пошёл. Вот он и тебя порадовать хочет, приятное тебе сделать. А ты его х@ями кроешь!
6
В Афон девушка и доктор возвращались уже в самую жару.
Спасаясь от солнца, они не шли на берег моря, а отправлялись бродить по окрестностям Афона
По длинному прохладному тоннелю добрели они как- то до заброшенной, заросшей тропической зеленью, железнодорожной платформы Псырцха.
Полуразрушенный станционный павильон выглядел в этих джунглях, как развалины старинного замка.
- А почему здесь звезда Давида? - спросила девушка и показала на мозаичный пол павильона. На полу, в центре зала, была выложена большая красная многоконечная звезда.
Стали считать эти самые «концы» звезды и их оказалось семь.
Ни девушка, ни доктор, ни аборигены, продающие здесь же на разлив компот с добавлением спирта и димедрола под видом домашнего вина, не знали что означает эта семиконечная звезда.
Потом, на грохочущих вагончиках, похожих на московское метро, они спускались вместе с другими отдыхающими в знаменитые Ново-Афонские пещеры.
В одном из залов пещеры, когда экскурсанты рассматривали каскады светящихся в лучах прожекторов сталактитов, внезапно погасили свет. Библейская тьма окутала людей и в этом кромешном мраке мощно зазвучала токката ре минор Баха. Девушка, испуганно вздрогнув, ухватилась за руку доктора, да так её больше и не отпускала.
В один из солнечных дней, они по тропе паломников поднялись к монастырю.
Доктор помнил те времена, когда в монастыре этом размещалась турбаза и весёлые туристы сушили трусы и купальники, высовывая их на палках из узких монастырских окон. Чёрные трусы развевались на морском ветру, как пиратские флаги. По вечерам над базой орала музыка и туристы придавались любви.
Теперь же всё стало тихо и благочинно.
Группы организованных паломников из России послушными стадами бродили за экскурсоводами и внимали им почтительно, как очевидцам событий.
Совсем иные паломники выходили из леса. Это были чёрные с проседью бородатые дядьки в длинных тёмных одеждах, в цепях и крестах. Лица их были измождены, а глаза безумны, как с тяжёлого похмелья. Чёрные эти паломники раздевались догола, не обращая внимания на толпившихся на мостках курортников, и купались в холодных святых источниках.
Славянка с лицом похожим на картофелину стала учить одного такого бродягу уму- разуму:
- Тоже мне - святой! Не стыдно перед женщинами хозяйством трясти!?
- Не шуми, гражданка!- урезонил её мужчина в розовой футболке с надписью Let's kiss me again.- Он такой святой, что ему всё равно, что мужчина, что женщина. Все ему - братья и сёстры во Христе!
Славянка огорчилась:
- Жалко. Такой мужчина зря пропадает. Ишь как у него борода торчит! Разбойник!
Так вот бродя от одного местного чуда к другому, девушка и доктор успели поговорить о многом.
Выяснилось, что доктор с девушкой - почти коллеги: она училась в Питере на ветеринара.
Доктор изумился:
- Кого же ты будешь лечить? Чижиков, что ли? Не представляю тебя с коровами и свиньями! Ты уж, раз такое дело, займись пластической ветеринарной хирургией! Вполне женское дело. Есть у вас такая хирургия?
Девушка легко подхватила шутку:
- Ну, да! Очень перспективно! Коровам вымя силиконить, шарпеям складки ботоксом выводить! Спасибо за идею! Но если серьёзно, то я хотела бы заняться лечением крупных экзотических животных. Слонов, например. У нас совсем мало таких специалистов….
- Так у нас и слонов немного! - засмеялся доктор и подумал, что по контрасту это выглядело бы трогательно: нежная девочка, выхаживает огромного с грубой, как асфальт кожей, слона. Слон, вопреки всем стараниям девочки, умирает. Она грустит и растит детёныша слона - смешного слонёнка. Значит, этот слон должен, по сюжету, быть слонихой. Готовое кино! Может быть, и мне роль в этом фильме достанется….
Вечерами они гуляли по набережной, где собиралось всё курортное общество. Ели вкуснейшие хачапури, пили густой чёрный кофе по-турецки, который абхазы варили в маленьких турках, быстро, как «напёрсточники», передвигая их в раскаленном песке.
В маленьких кафе, буфетах и барах рекой текло вино.
Доктор смотрел на подвыпивших соотечественников с неожиданной неприязнью. Сам он уже пятнадцатый день в рот не брал спиртного.
Во-первых- не хотелось, а, во- вторых доктор боялся, что алкоголь может разрушить то ощущение беспричинной радости, которое он испытывал с первого дня приезда на море.
Его радовало всё. Проезжал автомобиль и радость усиливалась. Трещал на ветру целлофановый пакет, ветерок доносил запах лавра и дыма, толстая абхазка предлагала купить аджику, мелкие камешки прилипали к мокрой коже - всё, всё это и прочее с ним, волна за волною приносило радость и счастье.
Несколько раз доктор и девушка ходили на танцплощадку. Здесь танцевали все, от мала до велика: пожилые, потому что им было скучно сидеть дома и на берегу уже надоевшего моря, маленькие дети, потому что их не с кем было оставить, молодежь, потому что только на танцплощадке можно безнаказанно прижимать к себе в «медляке» понравившуюся девушку.
Наблюдать за перипетиями танцевальной жизни было забавно!
Особенно охотно танцевала публика под томное пение молодого певца с внешностью братка девяностых годов.
Доктор сказал девушке:
- Вот кто, оказывается, пел над морем про зыбучи пески!
- Его Ангелом зовут.- ответила девушка.- Он каждый год на всё лето из Москвы приезжает и здесь поёт.
- Как то он на ангела мало похож!
Девушка засмеялась:
- Он, вообще то- Андрей. Приезжали сюда поляки и звали его Анджеем.
А потом «Анджей» кто - то переделал в «Ангел».
А ещё через три дня доктору позвонил сухумский нейрохирург Руслан:
- Слушай, тут твой Костиков умереть захотел! Кома, анизокория. Ещё час назад - как огурец был, а потом в одну минуту - раз! - и зафинишировал.
Ничего не сказав девушке, доктор помчался в Сухуми.
7
Осмотрев умирающего Костикова в реанимации, доктор и нейрохирург Руслан вернулись в ординаторскую. Расселись. Руслан молча закурил.
Тут же открылась дверь. Женщина в чёрных одеждах вошла неслышно и поставила на стол серебряный поднос. На подносе стоял кофейник с горячим кофе, две тонкие фарфоровые чашки, и ваза с фруктами.
На вопросительный взгляд доктора, Руслан ответил, пожимая плечами:
- Это вдова нашего больного.
« Оригинально!» подумал доктор, так ничего и не поняв (в нейрохирургии много непонятного), а Руслан спросил:
- Слушай, тебе приходилось бывать на похоронах своих больных?
- Приходилось!- ответил доктор с интонациями «отстань!».
Но Руслан не отставал:
- А я - ни разу не был. Ни кто не завёт.
Но, послушай, я столько лет в нейрохирургии, а только сегодня подумал: мы же им головы бреем! Что, так вот и лежат - лысые со швами на голове? Я спрашиваю это потому, что сразу хотел твоему Костикову голову брить, а потом подумал: «А надо ли?». Будет потом в гробу - урод уродом. Родная дочь не узнает! Давай сделаем так, что бы всем приятно было: мы его не бреем и не оперируем. Ему - никаких мучений и в гробу на человека будет похож, нам - проще: отписались и пошли чачу пить. У меня отличная чача есть из Эшер! А зачем ты его сироту сюда не пригласил? Отвлеклась бы с нами, выпила чуть-чуть. На людях, за столом всегда легче горе переносить!
Доктор сосчитал в уме до десяти и ответил:
- Мы давно головы не бреем. И здесь не будем. Давай, Русик, бери Костикова в операционную. Сомневаюсь я что-то в этой меланоме…. Давай, давай, не ленись, а то на следующей встрече выпускников всем расскажу, какой ты чудак на букву «м».
8
В сухумской операционной современных трепанов не было и доктору пришлось просверливать сначала копьём, а потом- фрезой пять отверстий в черепе Костикова.
Поскрипывание коловорота, вид белой костяной стружки, трудности при проведении проволочной пилы Джигля между отверстиями, всё это моментально перенесло доктора к ощущениям молодости: ночные дежурства, бессонница, запах крови и спирта, операционные сёстры, незаходящее солнце полярного лета… Озноб и лихорадка!
Ощущение ещё большей радости охватило доктора. Доктор засмеялся и подумал:
«Не иначе - маниакальная стадия МДП! Что- то будет со мною во второй стадии? Помру, наверное, от тоски!».
Добравшись до опухоли, остановились в недоумении. Руслан спросил
- Какая же это меланома? Меланома - сопливая, как шоколадный мусс. Отсосом на раз удаляется. А эта - плотная. Но чёрная, в самом деле! Может быть - гематома?
Доктор взял кусочек опухоли и её отнесли на срочное гистологическое исследование. Спросил у Руслана:
- У вас гистологи, такие же, как окулисты?
Руслан ничего не ответил. Прорычал что- то в маску не по-русски - и всё.
- Понятно!- резюмировал доктор.
Уже в конце операции, когда опухоль была удалена, в предоперационной начали шуметь. Говорили по-абхазски: что-то зло бурчал мужской голос, ему истерично отвечали два женских.
Руслан заорал:
- Что за шум!? Прекратите!
В операционную заглянула санитарка:
- Это доктор с гистологией пришёл. Хочет что-то вам сказать, но шапочку и маску надевать не хочет!
- Пусть оттуда скажет, что принёс!
В предоперационной мужской голос что-то прокричал по-абхазски.
Санитарка перевела:
- Он говорит, что это не меланома!
- А что это?
Опять что - то прокричал гистолог, а санитарка повторила по-русски:
- Он не знает что, но не меланома.
- Ну, на что, хотя бы, похоже? Какого ряда опухоль?!
В предоперационной воцарилась тишина.
Потом опять показалась санитарка и сказала:
- А он уже ушёл!
Доктор ещё не закончил писать протокол операции, как явился анестезиолог, который давал наркоз Костикову и сказал:
- Молодец, мужик! Дышит сам. Трубу я удалил. Он в сознании.
Побежали в реанимацию.
Костиков заулыбался, увидев доктора, и погрозил ему ещё непослушным пальцем. Потом прохрипел сухим, ободранным горлом:
- Как там Надя?
- Всё нормально. Не беспокойся.- ответил доктор и пошёл дописывать протокол.
9.
В Афон доктор вернулся в четыре утра.
Тихо прошёл по коридору в свою комнату. Будить девушку ему не хотелось. Подумал: «Гонцов с чёрным флагом всегда казнили. Высплюсь и всё спокойно расскажу».
Доктор уже разделся, когда в коридоре послышался лёгкий шум. Через приоткрытую дверь доктор увидел, как из комнаты девушки вышел голый до пояса молодой человек в шортах. По бычьему загривку и широким плечам, доктор узнал в нём поющего Ангела.
Ангел беззаботно, не таясь вышел на веранду, постаял там несколько секунд, закуривая, а затем скрылся в утреннем сумраке.
Тут же из своей комнаты выскользнула девушка в лёгком халатике. Складка халата врезалась между девушкиными ягодицами.
Доктор подумал: «Вот ведь, тётки! Никогда они эту складку не поправляют. Мужик, если трусняк так вот врежется- изведётся весь, а бабам- хоть бы хны!
Девушка, деловито стуча розовыми пятками, забежала в ванную комнату, и вскоре там послышался шум падающей воды.
«Защитник!» - вспомнил доктор слова Руслана.- «Папашу профукал, девушку и берёг и защищал, а оказалось - мешал! Хотя на папашу ещё можно надеяться…. Утром надо будет съездить с этой к нему. Денёк ещё за ним посмотрю, а потом заберу стёкла, препарат опухоли и полечу в Мурманск. Может быть, наши гистологи разберутся с этой «меланомой». Русик ещё что-то про чачу говорил. Давно я её не пил….»
Минут через пять доктор заснул тяжёлым сном.
Он ещё не знал, что ощущение радости исчезло и никогда более к нему не вернётся.
.