Обычный случай на работе.
Рассказывает русский врач, работающий в Германии, Светлана Александровна Спирина.
Звонок. Надо осмотреть годовалого ребенка в лагере беженцев. Приезжаю. Встречает охрана и переводчик. Об условиях проживания и прочем умолчу, я не гигиенист. Прохожу в кабинет врача.
Приходят родители, беженцы из Афганистана. Мама лет 15-16, молчит, папа около 35, он и рассказывает, что случилось. Переводчик переводит, я задаю наводящие вопросы, переводчик снова переводит. Стандартная процедура в подобных местах. Пока ничего не удивляет.
У малыша рвота более суток, что заметил, случайно проходящий мимо охранник, родители не считают нужным беспокоить доктора. Ну не привыкли люди к тому, что есть доктора, допускаю.
Начинаю смотреть ребенка. Живот резко вздут, не дотронуться. Стула не было более суток. Очень плохо, нужна госпитализация. Перевод. Папа отказывается.
Я говорю, что подозреваю непроходимость, ребенок может умереть. Перевод. Папа выдает какую-то фразу, показывая на маму, у переводчика сжимаются кулаки. Прошу объяснить. Папаша сказал, что у него молодая жена, может еще родить. Факт смерти наследника его не парит. Я говорю, что ребенка заберет силой полиция, начинаю звонить и просить машину, потом в детскую хирургию.
Папе переводят, что сейчас будет полиция для изъятия малыша, но он точно знает, что у него ребенка не заберут, процесс долгий. Приезжает перевозка с двумя фельдшерами-мужчинами. Говорим, что ехать надо в любом случае, лучше, если поедет мама.
Опять истерика, жене нельзя с ними ехать, на весь аул опозорит, с двумя мужиками в машине, это в чистом виде проститутка.
Мамашка при этом настолько не имеет право голоса, что весть о возможной смерти ее ребенка волнует меньше, чем мнение мужа-ослопаса.
Фельдшера в недоумении. Я швыряю папку на стол, при этом говоря о депортации таких людей и отборе прав на детей. Папаша слегка удивлен громкой врачихе, мало того, что без платка, еще и орет на него, уважаемого в лагере человека.
Далее включился переводчик, как знаток особенностей культуры.
Рассказывает что-то папе ребенка, вижу тот немного смутился, покивал головой, что-то сказал, отдал ребенка матери.
Спрашиваю переводчика, что это значит. Переводчик сказал, что если ребенка не доставят в больницу, то за вызов врача и перевозки надо будет заплатить две тысячи евро.
Да, две тысячи сумма большая, пусть уж лучше жена с мужиками в машине прокатится.
Малыш оперирован в тот же вечер. Инвагинация. Резекция ишемизированного участка тонкой кишки с дивертикулом Меккеля.
От операции семейка тоже несколько раз за вечер отказывалась, мать несовершеннолетняя и не имеет право на решение, отец просто идиот.
Проблем в лагерях беженцев всегда больше, чем с обычными пациентами. В России на моей памяти были упрямые родители, типа свидетелей Иегова, которые не разрешали переливать кровь собственному ребенку, родителей, которые были свято убеждены, что диагноз поставлен неверно, и отказывались от операции.
Но мы знали, что можем собрать консилиум из трех врачей, вызвать органы правопорядка в худшем случае, но здесь испытываю чувство незащищенности.
По сути, я не имею права обратиться в полицию, не могу отнять ребенка силой, но ведь он же мог умереть. Отчет об этом случае послала в камеру врачей Баварии, в ожидании ответа, что я должна делать.
На форумах столкнулась с тем, что многие с этим уже столкнулись, но что делать, понятия не имеют. В моем случае все закончилось хорошо для меня и малыша благодаря переводчику.
Что делать, если такого человека рядом нет - не ясно.
http://vrachirf.ru/concilium/20236.html
Звонок. Надо осмотреть годовалого ребенка в лагере беженцев. Приезжаю. Встречает охрана и переводчик. Об условиях проживания и прочем умолчу, я не гигиенист. Прохожу в кабинет врача.
Приходят родители, беженцы из Афганистана. Мама лет 15-16, молчит, папа около 35, он и рассказывает, что случилось. Переводчик переводит, я задаю наводящие вопросы, переводчик снова переводит. Стандартная процедура в подобных местах. Пока ничего не удивляет.
У малыша рвота более суток, что заметил, случайно проходящий мимо охранник, родители не считают нужным беспокоить доктора. Ну не привыкли люди к тому, что есть доктора, допускаю.
Начинаю смотреть ребенка. Живот резко вздут, не дотронуться. Стула не было более суток. Очень плохо, нужна госпитализация. Перевод. Папа отказывается.
Я говорю, что подозреваю непроходимость, ребенок может умереть. Перевод. Папа выдает какую-то фразу, показывая на маму, у переводчика сжимаются кулаки. Прошу объяснить. Папаша сказал, что у него молодая жена, может еще родить. Факт смерти наследника его не парит. Я говорю, что ребенка заберет силой полиция, начинаю звонить и просить машину, потом в детскую хирургию.
Папе переводят, что сейчас будет полиция для изъятия малыша, но он точно знает, что у него ребенка не заберут, процесс долгий. Приезжает перевозка с двумя фельдшерами-мужчинами. Говорим, что ехать надо в любом случае, лучше, если поедет мама.
Опять истерика, жене нельзя с ними ехать, на весь аул опозорит, с двумя мужиками в машине, это в чистом виде проститутка.
Мамашка при этом настолько не имеет право голоса, что весть о возможной смерти ее ребенка волнует меньше, чем мнение мужа-ослопаса.
Фельдшера в недоумении. Я швыряю папку на стол, при этом говоря о депортации таких людей и отборе прав на детей. Папаша слегка удивлен громкой врачихе, мало того, что без платка, еще и орет на него, уважаемого в лагере человека.
Далее включился переводчик, как знаток особенностей культуры.
Рассказывает что-то папе ребенка, вижу тот немного смутился, покивал головой, что-то сказал, отдал ребенка матери.
Спрашиваю переводчика, что это значит. Переводчик сказал, что если ребенка не доставят в больницу, то за вызов врача и перевозки надо будет заплатить две тысячи евро.
Да, две тысячи сумма большая, пусть уж лучше жена с мужиками в машине прокатится.
Малыш оперирован в тот же вечер. Инвагинация. Резекция ишемизированного участка тонкой кишки с дивертикулом Меккеля.
От операции семейка тоже несколько раз за вечер отказывалась, мать несовершеннолетняя и не имеет право на решение, отец просто идиот.
Проблем в лагерях беженцев всегда больше, чем с обычными пациентами. В России на моей памяти были упрямые родители, типа свидетелей Иегова, которые не разрешали переливать кровь собственному ребенку, родителей, которые были свято убеждены, что диагноз поставлен неверно, и отказывались от операции.
Но мы знали, что можем собрать консилиум из трех врачей, вызвать органы правопорядка в худшем случае, но здесь испытываю чувство незащищенности.
По сути, я не имею права обратиться в полицию, не могу отнять ребенка силой, но ведь он же мог умереть. Отчет об этом случае послала в камеру врачей Баварии, в ожидании ответа, что я должна делать.
На форумах столкнулась с тем, что многие с этим уже столкнулись, но что делать, понятия не имеют. В моем случае все закончилось хорошо для меня и малыша благодаря переводчику.
Что делать, если такого человека рядом нет - не ясно.
http://vrachirf.ru/concilium/20236.html