Каменный ангел.
(В каком-то смысле является продолжением вот этого и вот этого)
В очередной раз я встретил Олега промозглым ноябрьским вечером на городской площади перед небольшим готическим костёлом. Вернее, бывшим костёлом. Я довольно долго смотрел на горящие кроваво-красным слова "Заходи в любое время дня и ночи!" над центральным входом, пытаясь понять, куда же я попал, когда невесть-откуда взявшийся Олег хлопнул меня по плечу и предложил заглянуть внутрь, сказав, что мне там должно понравиться. Я молча кивнул и пошёл за ним.
Мы выбрали столик у самой барной стойки. Скамейка, на которую мы сели, очень напоминала молитвенную - скорее всего, раньше ею и была. За спиной играл орган, кажется, соль-минорная фуга Иоганна Себастьяна Баха. Олег заказал нам по бокалу вина "Кровь Иуды" и предложил мне осмотреться. На первый взгляд внутреннее убранство храма почти не пострадало: добавилась только барная стойка да столики перед молитвенными скамейками. Всмотревшись в роспись на стенах, я обнаружил странность: основным сюжетом оказалось сожжение ведьм и еретиков инквизиторами. На ближайшем к нашему столику таком изображении мне удалось различить детали: инквизиторы одеты в нехарактерные чёрные мантии с капюшонами, их лица навевают что-то козлиное, а на груди у них перевёрнутые кресты. Более того, под костром явно проглядывала начертанная на земле пентаграмма, а отсветы пламени в районе головы сжигаемого напоминали ореол мученика.
- Как-то несколько банально, - пробормотал я, - инквизиторы как служители сатаны, совершающие жертвоприношения во имя своего хозяина - это, конечно, интересная мысль, но можно же было как-то поутончённее её донести хотя бы.
- Художники тут прошлись по всем очевидным штампам (ты ведь обратил внимание, что даже лица инквизиторов срисовывались с классического изображения Бафомета?) - увы, и христиане и их антагонисты всегда и везде страдали проблемами с воображением, и данная чудная Ветвь не исключение, - Олег улыбнулся и развёл руками.
- А как верующие мирятся с таким святотатством? Почему у входа нет сотен протестующих, а внутри непрерывных провокаций?
- Хороший вопрос... Единственное, что я могу ответить - что это самая далёкая от Корня известная мне Ветвь - здесь всё несколько не так, как ты привык. Возможно, такое принятие демонизирующих образов христианского прошлого, является ключевой причиной того, что эта Ветвь проживёт ещё довольно долго. Впрочем, получше узнать об особенностях местного христианство ты сможешь минут через десять.
- Каким образом? - я недоумённо поднял бровь.
- Видишь у барной стойки вон того бородатого мужика в чёрном балахоне? Ну, который с огромной кружкой эля в руке. Так вот, это бывший настоятель костёла. Он тут завсегдатай, и всякий раз, как приходит, выпьет немного и начинает проповедовать.
- А хозяева заведения не против?
- А с чего бы им быть против? Прекрасный элемент антуража, посетителям нравится. Ему даже эль за счёт заведения наливают.
- Не понимаю... Не может оно так работать...
- Ничего, сейчас сам всё увидишь - вон он уже допил эль и пошёл речь толкать.
Бывший настоятель вышел в центр помещения, держа в руках стакан, до краёв наполненный красным вином, пробежался глазами по всем немногочисленным посетителям, откашлялся и начал:
"Дорогие прихожане! Братья и сёстры! Мы живём с вами в трудное время. Прошлое наше мрачно, а будущее ещё мрачнее. Сегодня наш Небесный Отец на грани отчаяния. Он желает спасти нас, он пытается спасти нас всех, он все силы кладёт на то, чтобы спасти хоть кого-нибудь, и у него не получается. Раз за разом, попытка за попыткой - ничего не выходит. Господь подобен садовнику, отчаянно спасающему умирающее Древо Мира. Ствол его неизлечимо болен, уже практически мёртв, но в ветвях ещё теплится жизнь. Господь отделяет пригодные для черенкования ветви Древа, укореняет их и борется с ростками болезни в молодых кандидатах в новое Древо Мира. Пока надежда не покидает его, но кто знает не опустятся ли его руки после очередной неудачи? Если это случится, то весь мир будет обречён. Давайте же помолимся за успешное завершение великого делания Отца нашего небесного. Кто не знает как молиться - просто пожелайте своими словами Ему душевных сил и терпения - не сомневайтесь, Он услышит и поймёт, и уже от одного этого ему станет чуточку легче".
- Как-то оно совсем... Неканонично что ли? - пробормотал я, - это только один такой уникальный священник, или тут все такие?
- Не все такие, но многие, как ты выразился, неканоничны, - усмехнулся Олег, - во многом за это я и люблю данную Ветвь.
- А что тут вообще с религиями? Насколько распространено христианство? Какие ещё религии сильны?
- Христианство тут намного слабее, чем в тех Ветвях, к которым ты привык, но всё равно является одной из основных религий. Мусульманства тут нет вовсе - крестовые походы увенчались сокрушительным успехом - арабы тут в преимущественно исповедуют христианство, правда с некоторыми подстройками под привычную им культуру и традиции. Буддизм крайне распространён, но можно ли применять к нему слово "силён" я не знаю. Есть ещё несколько достаточно массовых религий, но они не играют существенной роли в мировых процессах. Кроме того, здесь есть огромное количество сект и орденов разной степени эзотеричности. И у меня складывается впечатление, что они в целом положительно влияют на эту Ветвь.
Священник тем временем продолжал свою проповедь:
"Давайте вспомним священную историю. Давным-давно Господь узрел первые признаки болезни в своём детище. В отчаянной попытке спасти его Он отправил к нам своего Сына проповедовать любовь. Но попытка эта не увенчалась успехом: мы убили Его. Да-да, мы все убили Его. Не только тот, кто предал, не только тот, кто забивал гвозди в Его ладони, но и те, кто равнодушно стоял в стороне. И особенно те, кто впоследствии превратно толковали Его слова, превращая идеи всеобщей любви в основу глобальной террористической организации. Мы все - Иуды. Так давайте причастимся Иудовой крови, чтобы не забывать, кем мы являемся и что мы совершили (Священник залпом осушил свой бокал, многие из посетителей последовали его примеру, мы с Олегом тоже). Я обращаюсь к вам, дорогие прихожане: не оправдывайте Его именем свои злодеяния - не стучите молотками по гвоздям в его членах! Не обосновывайте никакое своё действие Его учением, иначе провалитесь в пропасть гордыни и лицемерия. Он не учил ничему, кроме искренней любви. Но и её не связывайте с Ним - если вы научитесь любви, вам уже не нужно будет повода для неё в виде Его слов. Просто любите, и да спасёт ваша любовь этот обреченный мир! Аминь".
Священник постоял ещё некоторое время, осматривая своих слушателей, потом кивнул, сел за один из столиков и стал негромко беседовать с сидящим там старичком. Я непроизвольно почесал затылок и сказал Олегу:
- Странно это всё...
- Что?
- Да вообще эта Ветвь странная, всё тут как-то не так. И заведение, и священник, и публика.
- А что ты заметил непривычного в людях? - Олег с любопытством посмотрел на меня, хитро улыбаясь.
- Да не знаю даже... - я пробежался взглядом по людям ещё раз, - А! Я тут не заметил, чтобы кто-то сидел, уткнувшись в мобильник.
- Верно! И мне кажется, это как-то связано с тем, что эта Ветвь выглядит не столь безнадёжной.
- Неужели технический прогресс действительно приближает конец жизни?
- Хех, может и не зря говорят, что ядерной зиме предшествует электронная осень, - Олег подмигнул.
- Тогда что же, следует ввести запрет на развитие науки и техники и это будет спасением?
- А ты бывал на Ветвях, где пошли этим путём? По глазам вижу, что нет. А знаешь почему? Да потому что такие Ветви давно уже слились с Корнем.
- Как-то это нелогично выглядит.
- Только на первый взгляд. Прогресс не остановить, а попытки жёсткого регулирования создают такую обстановку, что техника развивается и применяется самым деструктивным образом. Если даже регулирование в полной мере удаётся, это не сильно лучше: представь себе средневековье, расцвет морализма, горящие шестой век подряд костры инквизиции. Как думаешь, дожили такие Ветви до нашего времени? Подозреваю, большинство уже встретило свой апокалипсис, правда в этом случае не ядерный, а эпидемиологический.
- Что же делать в таком случае? - озабоченно спросил я, - прогресс ведёт к гибели, отсутствие прогресса туда же...
Олег нахмурившись посмотрел на меня, покачал головой и ответил:
- Как, что делать? Знаешь, каков единственный способ выбраться из болота? Вытащить себя за волосы! И не забыть про лошадь, - Олег усмехнулся моему недоумению, - ты слишком серьёзен, это вредно. Так ты скоро останешься на какой-нибудь одной Ветви и займёшься бессмысленными попытками организовать её спасение. Это глупо и ни до чего хорошего не доводит, - он поморщился, посмотрел куда-то в потолок и продолжил, - давай я тебе покажу один любопытный документ.
Олег достал из внутреннего кармана свёрнутую трубой тетрадь и положил передо мной. Я неуверенно открыл первую страницу, пробежался глазами по корявым строчкам, написанным ещё более кривым почерком, и спросил:
- Что это?
- Это автоматическое письмо. В медитативном состоянии, когда чувствуешь, что что-то хочет через тебя говорить, пишешь не задумываясь и практически не глядя. Ты читай...
Я с сомнением несколько раз перевёл взгляд с Олега на текст и обратно и стал читать.
* * *
Кто здесь? Меня кто-то слышит? Отзовись! Ответь!..
Молчишь... Но ты ведь меня слышишь, правда? Если б я мог быть в этом уверен!.. Хоть какой-нибудь отклик, хоть малейший знак от тебя...
Ладно... Надеюсь, я и правда говорю не в пустоту, но если даже и так, то это, по большому счёту, не важно. Попробую рассказать всё как есть, угадывая твои вопросы.
С чего начать? Вроде бы, сперва надо представиться, но как? Имени у меня нет, да и меня самого по сути нет. Есть только возможность меня. Я могу родиться в Питере чуть менее, чем через год. Но только если Распорядитель утвердит мой план спасения. Точнее, план не мой, а одного из тех безликих механизмов, которые занимаются просчётом будущего и выбором направления движения истории, но я неразрывно связан с этим планом и невольно начинаю приписывать его себе.
Только начал, а уже куда-то убежал мыслью. Наверное, надо пояснить, кто такой Распорядитель и что за механизмы, а для этого рассказать, как вообще устроен этот мир. Мир... Ну... Представь себе огромную вычислительную машину (на самом деле она не вычислительная и не машина, да и вообще не одна, ну да иначе я не знаю, как объяснять), которая просчитывает все возможные события и поступки живых существ примерно на минуту вперёд, затем приблизительно прогнозирует дальнейшее развитие событий примерно на месяц вперёд и выбирает тот набор сиеминутных поступков и событий, которые приводят к наилучшему будущему. Что значит "наилучшее"? Это сложно объяснить, да я и сам не вполне понимаю. Знаю лишь, что гибель большей части мыслящих существ - это катастрофа для заложенных в машину критериев. Ты можешь спросить, а как же войны, эпидемии и прочее непотребство, которое происходило в прошлом? Так вот, машина не может нарушать собственные правила: события не должны противоречить так называемым законам физики и биологии, поступки живых существ не могут противоречить инстинктам и тому, что называют характером или личностными качествами. Так что вариантов ближайшего будущего не так астрономически много, как может показаться на первый взгляд. Нетрудно заметить, что горизонт прогнозирования порядка месяца является проблемой - нередко складывалась ситуация, что катастрофа через месяц неизбежна, попытки её обойти могли её даже усугубить, ведь с точки зрения машины откладывание на день равносильно обходу, а оттягивание беды редко делает её более простой. Но все прошлые проблемы были не фатальными, а вот сейчас всё иначе - мир на грани ядерной катастрофы, постоянное её оттягивание привело к тому, что ядерные арсеналы стали столь огромны, что реально могут уничтожить всю развитую жизнь на планете. И настал момент, когда при любых вариантах развития событий месячный прогноз один - апокалипсис. И тогда Распорядитель остановил время и стал искать пути решения. Что он сделал? Основную часть вычислительных машин он перенастроил, чтобы они стали по тому же алгоритму просчитывать события не на минуту вперёд, а на несколько, увеличив заодно дальность прогнозирования. Да, в таком режиме время течёт намного медленнее, но вы это не можете заметить, потому что живёте внутри того времени, которое у вас есть. Замечает только Распорядитель, который не может теперь наслаждаться зрелищем развития жизни, а вынужден видеть крайне замедленное покадровое кино. Другой путь решения проблемы - это я. Ну, точнее, это одна из машин, которая просчитывает один вариант развития событий на несколько лет вперёд, ищет тот маршрут дальнейшей истории, который неизбежно проскочит мимо ядерной катастрофы. Неизбежность успеха - это то, для чего нужен я. Ну да об этом чуть позже. Есть ещё один вариант, что может сделать Распорядитель. Но мне страшно от идеи, что он может к этому прибегнуть. Этот вариант - наплодить параллельных миров. Взять разные моменты прошлого, слегка их изменить и запустить время от этих близнецов прошлого. Поскольку ресурс вычислительных машин ограничен, они будут вести эти ответвления по самому естественному пути развития событий. Количество вместо качества... Как объяснить, почему мне это не нравится? Вместо одного очень ценного мира, который надо сохранить и спасти любой ценой, получится бесчисленное множество миров, каждый из которых совершенно не важен, а важно лишь то, выживет из них хоть какой-то, и как он будет выглядеть. Вы бы могли назвать это воплощением дарвинизма, презрительно сморщившись, и были бы полностью правы. Ну да я очень надеюсь, что до этого не дойдёт, что у меня всё получится и такие крайние меры не потребуются...
Да, у меня получится, у меня не может не получиться, я ведь создан для этого...
Всё будет так:
Я появлюсь ранним пасмурным весенним утром в пустом тамбуре подъезжающего к Питеру поезда. Мне будет лет двадцать и у меня наконец будет имя. Я закурю сигарету, чтобы не привлекать к себе внимания - что может быть естественнее, чем вышедший покурить из соседнего вагона человек? Буду любоваться на полузаброшенные здания за окном, на едва проклёвывающуюся траву, на проблески Солнца за облаками. Спустя полчаса поезд остановится. Что за вокзал? Московский, Ладожский? Нет, похоже Витебский. Я выйду на улицу, вдохну влажный прохладный воздух, улыбнусь, со второй попытки найду переход через дорогу и сяду позавтракать в только-только открывшийся и ещё совершенно пустой Макдональдс. Потом пройду переулками к Фонтанке и пойду вдоль неё, глядя на её тёмную воду. Ближе к Невскому посмотрю на закрытую дверь закрытой ещё в столь ранний час Табакерки, попробую по подсказке навигатора найти уже открытый табачный возле Достоевской, обойду со всех сторон метро, пройду насквозь торговый центр, ничего не найду и вернусь к Табакерке как раз к открытию. Куплю себе пару пачек сигарет с гвоздикой - отчего-то у них очень ностальгический аромат и они с непривычки приятно кружат голову. Ещё шире улыбаясь я пойду дальше и дальше по набережной. Дойдя до Мойки, я поверну направо, зайду в первый же переулок и встану перед музеем прикладного искусства. На его козырьке над центральным входом как раз то, что мне нужно: там сидит ангел, держа в каждой руке по венку. Был бы этот ангел чуть более живой, ничего и не нужно было бы делать, достаточно просто поговорить с ним - и мир спасён. Но ангел когда-то давно окаменел и теперь не может почти ничем помочь. Только подсказать. Но и это очень много. Я буду долго вглядываться в силуэт его крыльев, в его глаза, в венки, которые он держит. Да, венки - это ключ. Спасти мир могут только двое, обвенчанные небесами. Я улыбнусь ангелу, прошепчу, что люблю его больше жизни, постою рядом ещё некоторое время, потом не удержусь, пару раз его сфотографирую, и пойду дальше, ежесекундно оглядываясь. Ангел только минуту как скроется из поля зрения, когда я зайду в Книги и Кофе, сяду за угловой столик, попрошу самую большую кружку капучино и буду неспешно его попивать, жмурясь от удовольствия. Когда допью, попрошу ещё одну кружку, выйду покурить, а вернувшись возьму с полки первую попавшуюся книгу. Это будет Орсон Скотт Кард "Игра Эндера" - история о том, как спасти человечество путём обмана и манипуляций. Точнее, история о том, как под маской спасения человечества производится уничтожение целого разумного вида. Мысленно уберём космический антураж, поместим обе стороны конфликта на одну планету и получим то единственное, к чему приводят манипуляции и обман - война и приближение всего человечества к гибели. Что и происходит с самого начала истории государств и империй. Я на какое-то время выпаду из реальности, сопереживая Эндеру, такому замечательному пареньку, который мог всё, кроме самого важного - выяснить точные правила той игры, в которую ему приходится играть. Улыбнусь мысли о том, что мне не грозит повторение его ошибок - я знаю правила, это моя игра. И мне не нужно никого убивать. Скорее наоборот. За этими мыслями я допью очередную кружку кофе, расплачусь, пойду к выходу и замечу афишу концерта, предстоящего здесь же вечером. Имя исполнителя зацепит что-то в памяти, и я решу сходить на него. Но до вечера ещё далеко, и я пойду прогуляюсь до Московского вокзала. Снова вдоль Фонтанки, которая меня необъяснимым образом манит, и потом по Невскому. Зайду в торговый центр около вокзала, выпью стакан колы и посмотрю в кинотеатре какой-то милый сказочный мультик, про то, как любовь всё побеждает, и что зло происходит только от недостатка любви. Весьма наивно, но неплохо настраивает на позитивный лад. И опять и снова выйду к Фонтанке. Пойдёт лёгкий дождь, я буду очень ему рад, буду смеяться, кружиться, подставляя руки и открытые глаза падающим каплям. Я и сам не замечу, как дойду до нужного поворота, и тогда, вздохнув, попрощаюсь с речкой и пойду на концерт. В помещение, где будет концерт, я зайду одним из первых, выберу себе место - второе от прохода во втором ряду. Я буду, обернувшись, всматриваться в лица входящих людей, изредка отвлекаясь на вопросы, свободно ли место рядом со мной. Да, оно свободно, но удивительным образом все, кто подсядет ко мне, очень быстро обнаружат более выгодное свободное место и переберутся туда. Когда на сцену выйдет артист, место рядом со мной так и останется пустым. Всё вокруг занято, а оно нет. Я в очередной раз обернусь, вглядываясь в нескольких стоящих в задних рядах людей, похоже, не замечающих оставшееся свободным место, и, наконец, я найду её. О да, я узнаю её в первый же миг, как же не узнать единственного оставшегося живым ангела в этом городе, как не узнать ту, которую любил всегда, с самого первого своего вздоха? Я буду ловить её взгляд, не обращая внимания на начинающийся концерт, потом звать глазами и наклонами головы сесть рядом со мной. Она некоторое время будет отворачиваться, но в итоге сдастся и сядет рядом со мной. До конца концерта мы не пророним ни слова. Она будет всецело поглощена музыкой, а я - её счастливой улыбкой. О, может ли во всём мире быть что-то прекраснее её глаз, её улыбки, когда она чем-то увлечена? Я не могу себе такого представить. Может ли быть что-то приятнее, чем видеть её такой? Наверное, только самому быть причиной её счастья.
Концерт незаметно подойдёт к концу и мы выйдем с него вместе. Я покажу ей ангела с венками - у меня возникнет едва уловимое ощущение, будто что-то ложится мне на голову, и в этот же миг я замечу, что моя спутница как будто поправляет что-то у себя на лбу. Да, венки нашли своих носителей, победа близко. Мы пойдём в её съёмную комнату - минут десять пути вдоль Фонтанки, только на этот раз по другому её берегу. Она будет поить меня вкуснейшим чаем, я буду расспрашивать её о том, чем она живёт, провоцируя её погружаться в самые приятные воспоминания, чтобы я мог снова и снова завороженно наслаждаться её сиянием. Потом... Ну... Это уже совсем личное, я не умею это описывать... Но это будет волшебно... И, главное, она будет совершенно счастлива. Потом настанет утро, и я тихонько выскользну из дома. Дойду до ангела, чтобы попрощаться с ним, потом - переулками до Московского вокзала. Сяду на первый попавшийся поезд. Когда он выедет за черту города, выйду в тамбур и закурю. Спустя мгновение после последней затяжки, в тамбуре останется только облачко дыма да аромат гвоздики.
Я рожусь в Питере спустя девять месяцев после этого дня.
У меня будет удивительно любящая мать-одиночка, а на все мои вопросы об отце она будет лишь улыбаться. Я буду жить, наверное, обычной жизнью до двадцати лет, а потом вдруг один день как будто выпадет. Как я буду жить дальше? Зная всё? Не представляю... Но наверное, я буду одним из немногих людей, кто познал мгновения настоящего счастья...
Что ещё сказать? Наверное, ты захочешь спросить, при чём тут спасение мира и не стоит ли меня отдать дедушке Фрейду для допросов с пристрастием, которые почему-то называются лечением? Не надо тут Фрейда - он всё опошлит, унизит, превратит в грязную банальность и обыденность, не сумеет увидеть полёта. А спасение мира произойдёт естественным образом - если я прыгну в настоящее из будущего и стану непосредственной причиной своего такого путешествия в прошлое, более того, стану причиной самого себя, то за те двадцать лет, которые разделяют эти два момента времени, мир не рухнет. Этакий обратный стежок ниткой, скрепляющий ткань времени. По идее, обычного путешествия во времени было бы достаточно, но если не создаётся никаких закреплений для того, что это был именно прыжок из будущего, а не из какого-нибудь параллельного мира, то в какой-то момент момент мой источник мог бы реинтерпретироваться, и мир мог направиться естественным для себя путём превращения в не особо уютное место. А так - миру будет уже не отвертеться. Быть может, такой путь стабилизации мира войдёт в систему, стежки будут накладываться один на другой, светлое будущее станет неизбежностью. Было бы здорово.
Но с другой стороны, знай, что если ты встретил человека из будущего, то он - твоё проклятье. Он в момент своего появления отнял у тебя даже иллюзию свободы выбора, неопределённости. Впрочем, покажите мне такого чудака, кто всерьёз любит неопределённость и по кому не плачет психиатрическая лечебница... Впрочем, покажите мне человека, кто перед собой настолько честен, что сумеет признать это.
Не знаю, что ещё сказать. Я выговорился, и мне стало уже легче. Спасибо тебе, если ты и правда меня слушал. Будешь в Питере - ищи меня, пообщаемся. Меня проще всего поймать на чётном берегу Фонтанки, или у ангела с венками, или за угловым столиком в Книгах и Кофе. Надеюсь, увидимся!
* * *
Я дочитал тетрадь, повертел её в руках и задумчиво посмотрел на Олега - тот беззвучно смеялся, должно быть я выглядел очень глупо. И я не нашёл ничего умнее, чем спросить:
- А Питер - это где?
- Я там не был, но видел на картах некоторых погибших Ветвей. Это один из основных городов страны Руссия, ты не найдёшь такую ни на одной из известных тебе Ветвей - те Ветви, где такая страна была, погибли первыми. Если привязывать к привычным тебе местам - это юго-восточный угол территории Норманнов. Восточный край их моря. На привычных тебе Ветвях там небольшой портовой городок, не имеющий ничего общего с описанным в тетради. Ты лучше скажи, что думаешь по содержанию.
- Ну... - я почесал затылок, - он какой-то странный. Если не сказать, нездоровый. Спасение мира уж как-то больно не героически выглядит у него, это как будто неправильно, что ли...
- Я ведь тебе уже говорил, что ты слишком серьёзен? И у него та же проблема - он тоже слишком серьёзен. А спасение мира именно таким и должно быть - абсурдным и бессмысленным. Вытаскивание себя за волосы, буквализированное до крайности. Но я сомневаюсь, что у него это получится.
- Почему? Если метод верен?..
- Потому что он не видит это забавной игрой. Скажи, ты можешь поднять себя за волосы?
- Нет, конечно. Система замкнута, равнодействующая внутренних сил равна нулю, всё такое.
- Вот. Это невозможно, пока это всерьёз. А игровое пространство, в котором это возможно, представить себе проще простого. В игре можно поднять себя за волосы, можно путешествовать между Ветвями, можно всё, что угодно. Ты научился части из этого, иначе тебя бы тут не было, но сам принцип ты так и не освоил. А пора бы уже... Ну да ладно, мне пора - намечается интересное представление со мной в главной роли, не хочу пропустить, - Олег усмехнулся, встал, махнул мне рукой и ушёл в туалет за барной стойкой.
Я с недоумением посмотрел ему вслед, посидел ещё минут пять, понял, что хочу у него ещё многое спросить про написанное в тетради, и пошёл вслед за ним в туалет. Туалет был пуст. Удивлённо озираясь, я таки произнёс в пространство то, что с каждой минутой всё более не давало мне покоя:
- А при чём там этот каменный ангел?..
В очередной раз я встретил Олега промозглым ноябрьским вечером на городской площади перед небольшим готическим костёлом. Вернее, бывшим костёлом. Я довольно долго смотрел на горящие кроваво-красным слова "Заходи в любое время дня и ночи!" над центральным входом, пытаясь понять, куда же я попал, когда невесть-откуда взявшийся Олег хлопнул меня по плечу и предложил заглянуть внутрь, сказав, что мне там должно понравиться. Я молча кивнул и пошёл за ним.
Мы выбрали столик у самой барной стойки. Скамейка, на которую мы сели, очень напоминала молитвенную - скорее всего, раньше ею и была. За спиной играл орган, кажется, соль-минорная фуга Иоганна Себастьяна Баха. Олег заказал нам по бокалу вина "Кровь Иуды" и предложил мне осмотреться. На первый взгляд внутреннее убранство храма почти не пострадало: добавилась только барная стойка да столики перед молитвенными скамейками. Всмотревшись в роспись на стенах, я обнаружил странность: основным сюжетом оказалось сожжение ведьм и еретиков инквизиторами. На ближайшем к нашему столику таком изображении мне удалось различить детали: инквизиторы одеты в нехарактерные чёрные мантии с капюшонами, их лица навевают что-то козлиное, а на груди у них перевёрнутые кресты. Более того, под костром явно проглядывала начертанная на земле пентаграмма, а отсветы пламени в районе головы сжигаемого напоминали ореол мученика.
- Как-то несколько банально, - пробормотал я, - инквизиторы как служители сатаны, совершающие жертвоприношения во имя своего хозяина - это, конечно, интересная мысль, но можно же было как-то поутончённее её донести хотя бы.
- Художники тут прошлись по всем очевидным штампам (ты ведь обратил внимание, что даже лица инквизиторов срисовывались с классического изображения Бафомета?) - увы, и христиане и их антагонисты всегда и везде страдали проблемами с воображением, и данная чудная Ветвь не исключение, - Олег улыбнулся и развёл руками.
- А как верующие мирятся с таким святотатством? Почему у входа нет сотен протестующих, а внутри непрерывных провокаций?
- Хороший вопрос... Единственное, что я могу ответить - что это самая далёкая от Корня известная мне Ветвь - здесь всё несколько не так, как ты привык. Возможно, такое принятие демонизирующих образов христианского прошлого, является ключевой причиной того, что эта Ветвь проживёт ещё довольно долго. Впрочем, получше узнать об особенностях местного христианство ты сможешь минут через десять.
- Каким образом? - я недоумённо поднял бровь.
- Видишь у барной стойки вон того бородатого мужика в чёрном балахоне? Ну, который с огромной кружкой эля в руке. Так вот, это бывший настоятель костёла. Он тут завсегдатай, и всякий раз, как приходит, выпьет немного и начинает проповедовать.
- А хозяева заведения не против?
- А с чего бы им быть против? Прекрасный элемент антуража, посетителям нравится. Ему даже эль за счёт заведения наливают.
- Не понимаю... Не может оно так работать...
- Ничего, сейчас сам всё увидишь - вон он уже допил эль и пошёл речь толкать.
Бывший настоятель вышел в центр помещения, держа в руках стакан, до краёв наполненный красным вином, пробежался глазами по всем немногочисленным посетителям, откашлялся и начал:
"Дорогие прихожане! Братья и сёстры! Мы живём с вами в трудное время. Прошлое наше мрачно, а будущее ещё мрачнее. Сегодня наш Небесный Отец на грани отчаяния. Он желает спасти нас, он пытается спасти нас всех, он все силы кладёт на то, чтобы спасти хоть кого-нибудь, и у него не получается. Раз за разом, попытка за попыткой - ничего не выходит. Господь подобен садовнику, отчаянно спасающему умирающее Древо Мира. Ствол его неизлечимо болен, уже практически мёртв, но в ветвях ещё теплится жизнь. Господь отделяет пригодные для черенкования ветви Древа, укореняет их и борется с ростками болезни в молодых кандидатах в новое Древо Мира. Пока надежда не покидает его, но кто знает не опустятся ли его руки после очередной неудачи? Если это случится, то весь мир будет обречён. Давайте же помолимся за успешное завершение великого делания Отца нашего небесного. Кто не знает как молиться - просто пожелайте своими словами Ему душевных сил и терпения - не сомневайтесь, Он услышит и поймёт, и уже от одного этого ему станет чуточку легче".
- Как-то оно совсем... Неканонично что ли? - пробормотал я, - это только один такой уникальный священник, или тут все такие?
- Не все такие, но многие, как ты выразился, неканоничны, - усмехнулся Олег, - во многом за это я и люблю данную Ветвь.
- А что тут вообще с религиями? Насколько распространено христианство? Какие ещё религии сильны?
- Христианство тут намного слабее, чем в тех Ветвях, к которым ты привык, но всё равно является одной из основных религий. Мусульманства тут нет вовсе - крестовые походы увенчались сокрушительным успехом - арабы тут в преимущественно исповедуют христианство, правда с некоторыми подстройками под привычную им культуру и традиции. Буддизм крайне распространён, но можно ли применять к нему слово "силён" я не знаю. Есть ещё несколько достаточно массовых религий, но они не играют существенной роли в мировых процессах. Кроме того, здесь есть огромное количество сект и орденов разной степени эзотеричности. И у меня складывается впечатление, что они в целом положительно влияют на эту Ветвь.
Священник тем временем продолжал свою проповедь:
"Давайте вспомним священную историю. Давным-давно Господь узрел первые признаки болезни в своём детище. В отчаянной попытке спасти его Он отправил к нам своего Сына проповедовать любовь. Но попытка эта не увенчалась успехом: мы убили Его. Да-да, мы все убили Его. Не только тот, кто предал, не только тот, кто забивал гвозди в Его ладони, но и те, кто равнодушно стоял в стороне. И особенно те, кто впоследствии превратно толковали Его слова, превращая идеи всеобщей любви в основу глобальной террористической организации. Мы все - Иуды. Так давайте причастимся Иудовой крови, чтобы не забывать, кем мы являемся и что мы совершили (Священник залпом осушил свой бокал, многие из посетителей последовали его примеру, мы с Олегом тоже). Я обращаюсь к вам, дорогие прихожане: не оправдывайте Его именем свои злодеяния - не стучите молотками по гвоздям в его членах! Не обосновывайте никакое своё действие Его учением, иначе провалитесь в пропасть гордыни и лицемерия. Он не учил ничему, кроме искренней любви. Но и её не связывайте с Ним - если вы научитесь любви, вам уже не нужно будет повода для неё в виде Его слов. Просто любите, и да спасёт ваша любовь этот обреченный мир! Аминь".
Священник постоял ещё некоторое время, осматривая своих слушателей, потом кивнул, сел за один из столиков и стал негромко беседовать с сидящим там старичком. Я непроизвольно почесал затылок и сказал Олегу:
- Странно это всё...
- Что?
- Да вообще эта Ветвь странная, всё тут как-то не так. И заведение, и священник, и публика.
- А что ты заметил непривычного в людях? - Олег с любопытством посмотрел на меня, хитро улыбаясь.
- Да не знаю даже... - я пробежался взглядом по людям ещё раз, - А! Я тут не заметил, чтобы кто-то сидел, уткнувшись в мобильник.
- Верно! И мне кажется, это как-то связано с тем, что эта Ветвь выглядит не столь безнадёжной.
- Неужели технический прогресс действительно приближает конец жизни?
- Хех, может и не зря говорят, что ядерной зиме предшествует электронная осень, - Олег подмигнул.
- Тогда что же, следует ввести запрет на развитие науки и техники и это будет спасением?
- А ты бывал на Ветвях, где пошли этим путём? По глазам вижу, что нет. А знаешь почему? Да потому что такие Ветви давно уже слились с Корнем.
- Как-то это нелогично выглядит.
- Только на первый взгляд. Прогресс не остановить, а попытки жёсткого регулирования создают такую обстановку, что техника развивается и применяется самым деструктивным образом. Если даже регулирование в полной мере удаётся, это не сильно лучше: представь себе средневековье, расцвет морализма, горящие шестой век подряд костры инквизиции. Как думаешь, дожили такие Ветви до нашего времени? Подозреваю, большинство уже встретило свой апокалипсис, правда в этом случае не ядерный, а эпидемиологический.
- Что же делать в таком случае? - озабоченно спросил я, - прогресс ведёт к гибели, отсутствие прогресса туда же...
Олег нахмурившись посмотрел на меня, покачал головой и ответил:
- Как, что делать? Знаешь, каков единственный способ выбраться из болота? Вытащить себя за волосы! И не забыть про лошадь, - Олег усмехнулся моему недоумению, - ты слишком серьёзен, это вредно. Так ты скоро останешься на какой-нибудь одной Ветви и займёшься бессмысленными попытками организовать её спасение. Это глупо и ни до чего хорошего не доводит, - он поморщился, посмотрел куда-то в потолок и продолжил, - давай я тебе покажу один любопытный документ.
Олег достал из внутреннего кармана свёрнутую трубой тетрадь и положил передо мной. Я неуверенно открыл первую страницу, пробежался глазами по корявым строчкам, написанным ещё более кривым почерком, и спросил:
- Что это?
- Это автоматическое письмо. В медитативном состоянии, когда чувствуешь, что что-то хочет через тебя говорить, пишешь не задумываясь и практически не глядя. Ты читай...
Я с сомнением несколько раз перевёл взгляд с Олега на текст и обратно и стал читать.
* * *
Кто здесь? Меня кто-то слышит? Отзовись! Ответь!..
Молчишь... Но ты ведь меня слышишь, правда? Если б я мог быть в этом уверен!.. Хоть какой-нибудь отклик, хоть малейший знак от тебя...
Ладно... Надеюсь, я и правда говорю не в пустоту, но если даже и так, то это, по большому счёту, не важно. Попробую рассказать всё как есть, угадывая твои вопросы.
С чего начать? Вроде бы, сперва надо представиться, но как? Имени у меня нет, да и меня самого по сути нет. Есть только возможность меня. Я могу родиться в Питере чуть менее, чем через год. Но только если Распорядитель утвердит мой план спасения. Точнее, план не мой, а одного из тех безликих механизмов, которые занимаются просчётом будущего и выбором направления движения истории, но я неразрывно связан с этим планом и невольно начинаю приписывать его себе.
Только начал, а уже куда-то убежал мыслью. Наверное, надо пояснить, кто такой Распорядитель и что за механизмы, а для этого рассказать, как вообще устроен этот мир. Мир... Ну... Представь себе огромную вычислительную машину (на самом деле она не вычислительная и не машина, да и вообще не одна, ну да иначе я не знаю, как объяснять), которая просчитывает все возможные события и поступки живых существ примерно на минуту вперёд, затем приблизительно прогнозирует дальнейшее развитие событий примерно на месяц вперёд и выбирает тот набор сиеминутных поступков и событий, которые приводят к наилучшему будущему. Что значит "наилучшее"? Это сложно объяснить, да я и сам не вполне понимаю. Знаю лишь, что гибель большей части мыслящих существ - это катастрофа для заложенных в машину критериев. Ты можешь спросить, а как же войны, эпидемии и прочее непотребство, которое происходило в прошлом? Так вот, машина не может нарушать собственные правила: события не должны противоречить так называемым законам физики и биологии, поступки живых существ не могут противоречить инстинктам и тому, что называют характером или личностными качествами. Так что вариантов ближайшего будущего не так астрономически много, как может показаться на первый взгляд. Нетрудно заметить, что горизонт прогнозирования порядка месяца является проблемой - нередко складывалась ситуация, что катастрофа через месяц неизбежна, попытки её обойти могли её даже усугубить, ведь с точки зрения машины откладывание на день равносильно обходу, а оттягивание беды редко делает её более простой. Но все прошлые проблемы были не фатальными, а вот сейчас всё иначе - мир на грани ядерной катастрофы, постоянное её оттягивание привело к тому, что ядерные арсеналы стали столь огромны, что реально могут уничтожить всю развитую жизнь на планете. И настал момент, когда при любых вариантах развития событий месячный прогноз один - апокалипсис. И тогда Распорядитель остановил время и стал искать пути решения. Что он сделал? Основную часть вычислительных машин он перенастроил, чтобы они стали по тому же алгоритму просчитывать события не на минуту вперёд, а на несколько, увеличив заодно дальность прогнозирования. Да, в таком режиме время течёт намного медленнее, но вы это не можете заметить, потому что живёте внутри того времени, которое у вас есть. Замечает только Распорядитель, который не может теперь наслаждаться зрелищем развития жизни, а вынужден видеть крайне замедленное покадровое кино. Другой путь решения проблемы - это я. Ну, точнее, это одна из машин, которая просчитывает один вариант развития событий на несколько лет вперёд, ищет тот маршрут дальнейшей истории, который неизбежно проскочит мимо ядерной катастрофы. Неизбежность успеха - это то, для чего нужен я. Ну да об этом чуть позже. Есть ещё один вариант, что может сделать Распорядитель. Но мне страшно от идеи, что он может к этому прибегнуть. Этот вариант - наплодить параллельных миров. Взять разные моменты прошлого, слегка их изменить и запустить время от этих близнецов прошлого. Поскольку ресурс вычислительных машин ограничен, они будут вести эти ответвления по самому естественному пути развития событий. Количество вместо качества... Как объяснить, почему мне это не нравится? Вместо одного очень ценного мира, который надо сохранить и спасти любой ценой, получится бесчисленное множество миров, каждый из которых совершенно не важен, а важно лишь то, выживет из них хоть какой-то, и как он будет выглядеть. Вы бы могли назвать это воплощением дарвинизма, презрительно сморщившись, и были бы полностью правы. Ну да я очень надеюсь, что до этого не дойдёт, что у меня всё получится и такие крайние меры не потребуются...
Да, у меня получится, у меня не может не получиться, я ведь создан для этого...
Всё будет так:
Я появлюсь ранним пасмурным весенним утром в пустом тамбуре подъезжающего к Питеру поезда. Мне будет лет двадцать и у меня наконец будет имя. Я закурю сигарету, чтобы не привлекать к себе внимания - что может быть естественнее, чем вышедший покурить из соседнего вагона человек? Буду любоваться на полузаброшенные здания за окном, на едва проклёвывающуюся траву, на проблески Солнца за облаками. Спустя полчаса поезд остановится. Что за вокзал? Московский, Ладожский? Нет, похоже Витебский. Я выйду на улицу, вдохну влажный прохладный воздух, улыбнусь, со второй попытки найду переход через дорогу и сяду позавтракать в только-только открывшийся и ещё совершенно пустой Макдональдс. Потом пройду переулками к Фонтанке и пойду вдоль неё, глядя на её тёмную воду. Ближе к Невскому посмотрю на закрытую дверь закрытой ещё в столь ранний час Табакерки, попробую по подсказке навигатора найти уже открытый табачный возле Достоевской, обойду со всех сторон метро, пройду насквозь торговый центр, ничего не найду и вернусь к Табакерке как раз к открытию. Куплю себе пару пачек сигарет с гвоздикой - отчего-то у них очень ностальгический аромат и они с непривычки приятно кружат голову. Ещё шире улыбаясь я пойду дальше и дальше по набережной. Дойдя до Мойки, я поверну направо, зайду в первый же переулок и встану перед музеем прикладного искусства. На его козырьке над центральным входом как раз то, что мне нужно: там сидит ангел, держа в каждой руке по венку. Был бы этот ангел чуть более живой, ничего и не нужно было бы делать, достаточно просто поговорить с ним - и мир спасён. Но ангел когда-то давно окаменел и теперь не может почти ничем помочь. Только подсказать. Но и это очень много. Я буду долго вглядываться в силуэт его крыльев, в его глаза, в венки, которые он держит. Да, венки - это ключ. Спасти мир могут только двое, обвенчанные небесами. Я улыбнусь ангелу, прошепчу, что люблю его больше жизни, постою рядом ещё некоторое время, потом не удержусь, пару раз его сфотографирую, и пойду дальше, ежесекундно оглядываясь. Ангел только минуту как скроется из поля зрения, когда я зайду в Книги и Кофе, сяду за угловой столик, попрошу самую большую кружку капучино и буду неспешно его попивать, жмурясь от удовольствия. Когда допью, попрошу ещё одну кружку, выйду покурить, а вернувшись возьму с полки первую попавшуюся книгу. Это будет Орсон Скотт Кард "Игра Эндера" - история о том, как спасти человечество путём обмана и манипуляций. Точнее, история о том, как под маской спасения человечества производится уничтожение целого разумного вида. Мысленно уберём космический антураж, поместим обе стороны конфликта на одну планету и получим то единственное, к чему приводят манипуляции и обман - война и приближение всего человечества к гибели. Что и происходит с самого начала истории государств и империй. Я на какое-то время выпаду из реальности, сопереживая Эндеру, такому замечательному пареньку, который мог всё, кроме самого важного - выяснить точные правила той игры, в которую ему приходится играть. Улыбнусь мысли о том, что мне не грозит повторение его ошибок - я знаю правила, это моя игра. И мне не нужно никого убивать. Скорее наоборот. За этими мыслями я допью очередную кружку кофе, расплачусь, пойду к выходу и замечу афишу концерта, предстоящего здесь же вечером. Имя исполнителя зацепит что-то в памяти, и я решу сходить на него. Но до вечера ещё далеко, и я пойду прогуляюсь до Московского вокзала. Снова вдоль Фонтанки, которая меня необъяснимым образом манит, и потом по Невскому. Зайду в торговый центр около вокзала, выпью стакан колы и посмотрю в кинотеатре какой-то милый сказочный мультик, про то, как любовь всё побеждает, и что зло происходит только от недостатка любви. Весьма наивно, но неплохо настраивает на позитивный лад. И опять и снова выйду к Фонтанке. Пойдёт лёгкий дождь, я буду очень ему рад, буду смеяться, кружиться, подставляя руки и открытые глаза падающим каплям. Я и сам не замечу, как дойду до нужного поворота, и тогда, вздохнув, попрощаюсь с речкой и пойду на концерт. В помещение, где будет концерт, я зайду одним из первых, выберу себе место - второе от прохода во втором ряду. Я буду, обернувшись, всматриваться в лица входящих людей, изредка отвлекаясь на вопросы, свободно ли место рядом со мной. Да, оно свободно, но удивительным образом все, кто подсядет ко мне, очень быстро обнаружат более выгодное свободное место и переберутся туда. Когда на сцену выйдет артист, место рядом со мной так и останется пустым. Всё вокруг занято, а оно нет. Я в очередной раз обернусь, вглядываясь в нескольких стоящих в задних рядах людей, похоже, не замечающих оставшееся свободным место, и, наконец, я найду её. О да, я узнаю её в первый же миг, как же не узнать единственного оставшегося живым ангела в этом городе, как не узнать ту, которую любил всегда, с самого первого своего вздоха? Я буду ловить её взгляд, не обращая внимания на начинающийся концерт, потом звать глазами и наклонами головы сесть рядом со мной. Она некоторое время будет отворачиваться, но в итоге сдастся и сядет рядом со мной. До конца концерта мы не пророним ни слова. Она будет всецело поглощена музыкой, а я - её счастливой улыбкой. О, может ли во всём мире быть что-то прекраснее её глаз, её улыбки, когда она чем-то увлечена? Я не могу себе такого представить. Может ли быть что-то приятнее, чем видеть её такой? Наверное, только самому быть причиной её счастья.
Концерт незаметно подойдёт к концу и мы выйдем с него вместе. Я покажу ей ангела с венками - у меня возникнет едва уловимое ощущение, будто что-то ложится мне на голову, и в этот же миг я замечу, что моя спутница как будто поправляет что-то у себя на лбу. Да, венки нашли своих носителей, победа близко. Мы пойдём в её съёмную комнату - минут десять пути вдоль Фонтанки, только на этот раз по другому её берегу. Она будет поить меня вкуснейшим чаем, я буду расспрашивать её о том, чем она живёт, провоцируя её погружаться в самые приятные воспоминания, чтобы я мог снова и снова завороженно наслаждаться её сиянием. Потом... Ну... Это уже совсем личное, я не умею это описывать... Но это будет волшебно... И, главное, она будет совершенно счастлива. Потом настанет утро, и я тихонько выскользну из дома. Дойду до ангела, чтобы попрощаться с ним, потом - переулками до Московского вокзала. Сяду на первый попавшийся поезд. Когда он выедет за черту города, выйду в тамбур и закурю. Спустя мгновение после последней затяжки, в тамбуре останется только облачко дыма да аромат гвоздики.
Я рожусь в Питере спустя девять месяцев после этого дня.
У меня будет удивительно любящая мать-одиночка, а на все мои вопросы об отце она будет лишь улыбаться. Я буду жить, наверное, обычной жизнью до двадцати лет, а потом вдруг один день как будто выпадет. Как я буду жить дальше? Зная всё? Не представляю... Но наверное, я буду одним из немногих людей, кто познал мгновения настоящего счастья...
Что ещё сказать? Наверное, ты захочешь спросить, при чём тут спасение мира и не стоит ли меня отдать дедушке Фрейду для допросов с пристрастием, которые почему-то называются лечением? Не надо тут Фрейда - он всё опошлит, унизит, превратит в грязную банальность и обыденность, не сумеет увидеть полёта. А спасение мира произойдёт естественным образом - если я прыгну в настоящее из будущего и стану непосредственной причиной своего такого путешествия в прошлое, более того, стану причиной самого себя, то за те двадцать лет, которые разделяют эти два момента времени, мир не рухнет. Этакий обратный стежок ниткой, скрепляющий ткань времени. По идее, обычного путешествия во времени было бы достаточно, но если не создаётся никаких закреплений для того, что это был именно прыжок из будущего, а не из какого-нибудь параллельного мира, то в какой-то момент момент мой источник мог бы реинтерпретироваться, и мир мог направиться естественным для себя путём превращения в не особо уютное место. А так - миру будет уже не отвертеться. Быть может, такой путь стабилизации мира войдёт в систему, стежки будут накладываться один на другой, светлое будущее станет неизбежностью. Было бы здорово.
Но с другой стороны, знай, что если ты встретил человека из будущего, то он - твоё проклятье. Он в момент своего появления отнял у тебя даже иллюзию свободы выбора, неопределённости. Впрочем, покажите мне такого чудака, кто всерьёз любит неопределённость и по кому не плачет психиатрическая лечебница... Впрочем, покажите мне человека, кто перед собой настолько честен, что сумеет признать это.
Не знаю, что ещё сказать. Я выговорился, и мне стало уже легче. Спасибо тебе, если ты и правда меня слушал. Будешь в Питере - ищи меня, пообщаемся. Меня проще всего поймать на чётном берегу Фонтанки, или у ангела с венками, или за угловым столиком в Книгах и Кофе. Надеюсь, увидимся!
* * *
Я дочитал тетрадь, повертел её в руках и задумчиво посмотрел на Олега - тот беззвучно смеялся, должно быть я выглядел очень глупо. И я не нашёл ничего умнее, чем спросить:
- А Питер - это где?
- Я там не был, но видел на картах некоторых погибших Ветвей. Это один из основных городов страны Руссия, ты не найдёшь такую ни на одной из известных тебе Ветвей - те Ветви, где такая страна была, погибли первыми. Если привязывать к привычным тебе местам - это юго-восточный угол территории Норманнов. Восточный край их моря. На привычных тебе Ветвях там небольшой портовой городок, не имеющий ничего общего с описанным в тетради. Ты лучше скажи, что думаешь по содержанию.
- Ну... - я почесал затылок, - он какой-то странный. Если не сказать, нездоровый. Спасение мира уж как-то больно не героически выглядит у него, это как будто неправильно, что ли...
- Я ведь тебе уже говорил, что ты слишком серьёзен? И у него та же проблема - он тоже слишком серьёзен. А спасение мира именно таким и должно быть - абсурдным и бессмысленным. Вытаскивание себя за волосы, буквализированное до крайности. Но я сомневаюсь, что у него это получится.
- Почему? Если метод верен?..
- Потому что он не видит это забавной игрой. Скажи, ты можешь поднять себя за волосы?
- Нет, конечно. Система замкнута, равнодействующая внутренних сил равна нулю, всё такое.
- Вот. Это невозможно, пока это всерьёз. А игровое пространство, в котором это возможно, представить себе проще простого. В игре можно поднять себя за волосы, можно путешествовать между Ветвями, можно всё, что угодно. Ты научился части из этого, иначе тебя бы тут не было, но сам принцип ты так и не освоил. А пора бы уже... Ну да ладно, мне пора - намечается интересное представление со мной в главной роли, не хочу пропустить, - Олег усмехнулся, встал, махнул мне рукой и ушёл в туалет за барной стойкой.
Я с недоумением посмотрел ему вслед, посидел ещё минут пять, понял, что хочу у него ещё многое спросить про написанное в тетради, и пошёл вслед за ним в туалет. Туалет был пуст. Удивлённо озираясь, я таки произнёс в пространство то, что с каждой минутой всё более не давало мне покоя:
- А при чём там этот каменный ангел?..