черновик нового рассказа
Песня о пиджаке в клеточку
Этот клетчатый пиджак уютно устроен в клеточках моей памяти, потому что связан с той порой, когда и поры-то казались напрочь раскрытыми всему, идущему извне. В первую очередь - любовному аромату, запахам животной ипостаси этого мира, так щедро и мощно стекающим ко мне. Пятнадцать лет! И я на отдыхе в пансионате, обременённая только гормонами и мамой. Впрочем, мама у меня всегда была более чем в порядке - надзор выполнялся в меру, а пользовалась я этим безмерно.
Итак, пансионат в Репино. Или рядом? Ай, какая разница:)). Компот и котлеты, винегрет и каша, прогулки к заливу, холодная вода, в которую - ах! - нужно бросаться, унимая зубодробительную дрожь организма в пупырышках. А по вечерам умопомрачительное действо. Вечера отдыха с танцами под музыку, несущуюся из разбитного магнитофона допотопной конструкции. И вот там-то, ровнёхонько там-то я услышала песенку "Робинзон" в исполнении единственной дивы на просторах СССРии.
Опаньки! Коленки сами по себе начали двигаться, локоточки - вослед, а уж область тазобедренных суставов пошла двигаться так, что и не угнаться за ней. А кто бы мог угнаться? На этой скучнейшей танцплощадке прозябали два разряда отдыхающих: отпускники, которых я определила в старики - минимум сорокалетние, и молокососы - младше моего возраста. Но (вопреки всему и всем!) под залихватского "Робинзона" было подано главное блюдо этого лета. Клетчатый пиджак возник на входе, и я сразу усекла, что в нём находится вовсе не сорокалетний старик и не четырнадцатилетний молокосос, а вполне приличный человек примерно на пару лет старше меня. Он был рыж. Щербинка между зубами, веснушки, неуклюжесть провинциала, стесняющегося своих манер и всего себя вкупе с ними - вот и всё, что я запомнила. Имя подходило внешности, звался Николаем.
Три последующих вечера мы танцевали рядышком. "Робинзон" был гвоздём сезона, поэтому его нещадно вколачивали в мозги отдыхающих вослед за "Червоной Рутой" и "Учкудуком". Николай не умел танцевать (николаи не танцуют, имя не предполагает). Клетчатый пиджак метался рукавами, подрагивал пуговицами, шебуршал отворотами, всеми клеточками пытаясь соприкоснуться с цветочками на моей блузке. Но мне-то казалось, что цветочкам угрожает опасность быть посаженными в клетку страшной темницы с угловатым названием "Коля", поэтому на сближение не шла. Но на четвёртый день не выдержала. Песенка о Робинзоне, глупом чудаке, щедро удобрившим островные почвы маетой своего одиночества, сделала своё дело. Крепость пала. Фигурально выражаясь - не до конца, но, всё же, пала, позволив Коле не только прикоснуться к цветочкам, но и обнять блузочку всеми своими клеточками. Коля впал в ступор. Песенка подразумевала лёгкую прыгучесть в стиле диско, а он остолбенело зажимал меня вместе с цветочками между двух огромнейших лапищ, боясь сдвинуться с места. А я пыталась прыгать в такт мелодии, но получалось только чуть приподниматься на носочках и шептать столбу в клеточку Коль, ну Коль, ну больно же, ну отпусти.
Мелодия закончилась, вместе с ней и мои мучения. Очень кстати поставили песню соловья всея СССР. Называлась песня "Прощай". Так и расстались. На танцы я больше не ходила, но взяла в библиотечке пансионата занюханную книжку.
Захотелось перечитать. Ну не спроста же эта песенка стала шлягером на просторах необъятного монстра, не любящего сантименты и разговоры об одиночестве, любви, поисках счастья...
Click to view