Казахстан 90-х
В связи с казахстанскими событиями вспомнил о своей поездке в Алма-Ату в 1993-м году по заданию «Комсомольской правды».
Прилетел около 23.00. Полчаса добирался до города и зашел в ближайшую гостиницу. У регистрационного окна стояла очередь из двух человек - казахов, беспрепятственно получивших места в гостинице. Уже через несколько минут я встал перед молодой женщиной, также казашкой, и тут же услышал от нее: «Мест нет». Эти слова она произнесла, не глядя на меня, и настолько недружелюбным тоном, что никаких сомнений в ее лжи не возникло.
Выйдя из гостиницы, я проследовал на троллейбусную остановку, чтобы доехать до ближайшей, но далеко не близкой, другой гостиницы. Была полночь. Надежда на сон в тепле таяла. Да и троллейбус не появлялся.
Но тут ко мне неожиданно подошла русская женщина. Не знаю, чем я привлек ее внимание. Возможно тем, что я отличался от прочих, ожидавших троллейбуса, людей своим багажом: воспользовавшись случаем, я вез для своих коллег - казахских патентных поверенных - около 20-ти килограммов канцелярской бумаги, размещенных на каркасе от сумки-тележки. Тогда и в Москве бумага была в дефиците, а уж в Казахстане… Не помню, как мне удалось попасть с этим грузом непосредственно в салон самолета. Впечатление осталось только от уплаченной мной суммы за его провоз, двукратно превысившей стоимость билета.
Не помню и того, с чего начался разговор с этой женщиной, но закончился он ее предложением устроить меня гостиницу, от которого я, разумеется, не отказался. Троллейбуса все не было, мы пошли пешком и где-то через полчаса оказались в гостинице.
Там она попросила меня постоять в сторонке, а сама минут 5 (не меньше) разговаривала с администратором, после чего мне был предоставлен одноместный номер.
От какого-либо вознаграждения за свою помощь, без которой мне, по-видимому, пришлось бы ночевать на улице в нетеплую погоду, она отказалась, и удалилась, пожелав мне на прощанье всего доброго.
Наутро, полюбовавшись видом на горы, я добрел со своей тележкой до офиса моих коллег. Благо он находился недалеко. По дороге наблюдал ассортимент коммерческих торговых палаток на центральной улице города. Ничего, кроме воды в бутылках, не увидел. В то время как в Москве палаточная торговля цвела пышным цветом.
Коллеги (русские) встретили меня радушно. Выделили мне симпатичную девушку для сопровождения в Патентное ведомство Казахстана и осмотра Алма-Аты.
В те годы, конечно, можно было отправлять заявки в Патентные ведомства вновь образовавшихся на территории СССР государств. Но уплата пошлин из Москвы была невозможна. Собственно, по этой причине мне и пришлось совершить столь дальний вояж.
После уплаты пошлин и подачи документов мы гуляли по городу, а ближе к вечеру зашли пообедать в какой-то ресторан.
По окончании трапезы я полез в кошелек и обнаружил, что количество тенге в нем, которые я выменял еще в аэропорту, существе меньше суммы в выставленном счете. Я предложил официанту рубли, но он отказался от них категорически. Поэтому я, извинившись перед девушкой и официантом, отправился на поиски тенге, оставив даму в качестве залога.
Но, как оказалось, на длинной центральной улице Алма-Аты, по которой я носился как жеребец, понимая, что поставил даму в неловкое положение, которое не хотел усугублять, было всего два пункта обмена валюты, работавших до 20.00. А было уже около 21.00. Стало понятно, что тенге мне не видать, как своих ушей.
С виноватым видом я вернулся в ресторан и, сообщив официанту о результате своей бессмысленной беготни, с надеждой заметил, что у меня есть доллары. Уже зная по личному опыту, что в бывших республиках СССР (не знаю, как в Прибалтике) расчеты в иностранной валюте (исключая рубли) запрещены, я был поражен видом официанта, расплывшегося в улыбке после моего признания. Он тут же схватил предложенные ему доллары и чуть ли не бегом побежал за сдачей, от которой я отказался, посчитав эту сумму платой за освобождение дамы, с которой мне уже не хотелось расставаться. Но рано утром самолет увез меня обратно в Москву.
Вспоминая это короткое время, проведенное мной в Алма-Ате, тревожусь о постигшей там в эти дни участи всех русских вообще, и, в частности, оказавшей мне помощь женщины и понравившейся мне девушки.
Прилетел около 23.00. Полчаса добирался до города и зашел в ближайшую гостиницу. У регистрационного окна стояла очередь из двух человек - казахов, беспрепятственно получивших места в гостинице. Уже через несколько минут я встал перед молодой женщиной, также казашкой, и тут же услышал от нее: «Мест нет». Эти слова она произнесла, не глядя на меня, и настолько недружелюбным тоном, что никаких сомнений в ее лжи не возникло.
Выйдя из гостиницы, я проследовал на троллейбусную остановку, чтобы доехать до ближайшей, но далеко не близкой, другой гостиницы. Была полночь. Надежда на сон в тепле таяла. Да и троллейбус не появлялся.
Но тут ко мне неожиданно подошла русская женщина. Не знаю, чем я привлек ее внимание. Возможно тем, что я отличался от прочих, ожидавших троллейбуса, людей своим багажом: воспользовавшись случаем, я вез для своих коллег - казахских патентных поверенных - около 20-ти килограммов канцелярской бумаги, размещенных на каркасе от сумки-тележки. Тогда и в Москве бумага была в дефиците, а уж в Казахстане… Не помню, как мне удалось попасть с этим грузом непосредственно в салон самолета. Впечатление осталось только от уплаченной мной суммы за его провоз, двукратно превысившей стоимость билета.
Не помню и того, с чего начался разговор с этой женщиной, но закончился он ее предложением устроить меня гостиницу, от которого я, разумеется, не отказался. Троллейбуса все не было, мы пошли пешком и где-то через полчаса оказались в гостинице.
Там она попросила меня постоять в сторонке, а сама минут 5 (не меньше) разговаривала с администратором, после чего мне был предоставлен одноместный номер.
От какого-либо вознаграждения за свою помощь, без которой мне, по-видимому, пришлось бы ночевать на улице в нетеплую погоду, она отказалась, и удалилась, пожелав мне на прощанье всего доброго.
Наутро, полюбовавшись видом на горы, я добрел со своей тележкой до офиса моих коллег. Благо он находился недалеко. По дороге наблюдал ассортимент коммерческих торговых палаток на центральной улице города. Ничего, кроме воды в бутылках, не увидел. В то время как в Москве палаточная торговля цвела пышным цветом.
Коллеги (русские) встретили меня радушно. Выделили мне симпатичную девушку для сопровождения в Патентное ведомство Казахстана и осмотра Алма-Аты.
В те годы, конечно, можно было отправлять заявки в Патентные ведомства вновь образовавшихся на территории СССР государств. Но уплата пошлин из Москвы была невозможна. Собственно, по этой причине мне и пришлось совершить столь дальний вояж.
После уплаты пошлин и подачи документов мы гуляли по городу, а ближе к вечеру зашли пообедать в какой-то ресторан.
По окончании трапезы я полез в кошелек и обнаружил, что количество тенге в нем, которые я выменял еще в аэропорту, существе меньше суммы в выставленном счете. Я предложил официанту рубли, но он отказался от них категорически. Поэтому я, извинившись перед девушкой и официантом, отправился на поиски тенге, оставив даму в качестве залога.
Но, как оказалось, на длинной центральной улице Алма-Аты, по которой я носился как жеребец, понимая, что поставил даму в неловкое положение, которое не хотел усугублять, было всего два пункта обмена валюты, работавших до 20.00. А было уже около 21.00. Стало понятно, что тенге мне не видать, как своих ушей.
С виноватым видом я вернулся в ресторан и, сообщив официанту о результате своей бессмысленной беготни, с надеждой заметил, что у меня есть доллары. Уже зная по личному опыту, что в бывших республиках СССР (не знаю, как в Прибалтике) расчеты в иностранной валюте (исключая рубли) запрещены, я был поражен видом официанта, расплывшегося в улыбке после моего признания. Он тут же схватил предложенные ему доллары и чуть ли не бегом побежал за сдачей, от которой я отказался, посчитав эту сумму платой за освобождение дамы, с которой мне уже не хотелось расставаться. Но рано утром самолет увез меня обратно в Москву.
Вспоминая это короткое время, проведенное мной в Алма-Ате, тревожусь о постигшей там в эти дни участи всех русских вообще, и, в частности, оказавшей мне помощь женщины и понравившейся мне девушки.