Мишель Гранджан
Были ли катары христианами?
Стоит ли рассматривать катаризм как отдельную религию? Или же следует окончательно включить добрых мужчин и добрых женщин в огромную семью христианства? Организация, обряды, видение мира: всё это и многие другие элементы позволяют нам разрешить эту дискуссию, столь же старинную, как и сам катаризм.
Катаризм: «Прежде всего, нужно сказать, что речь идет не о ереси, по крайней мере, в том смысле, который обычно придают этому термину, но о религии абсолютно иной, чем христианство». Это вторая фраза, на которую натыкаешься, когда открываешь книгу из серии «Знаете ли Вы?» под названием Альбигойцы и катары. Книга, которую я держу в руках, 2007 года издания, и оно уже семнадцатое. Увы! Издатели явно просто еще раз перепечатали самое первое издание, которое появилось более полувека тому (1955 год), и содержащее абсолютно устаревшие концепции, столь же устаревшие, как лорнет. Какое пренебрежение к истории! Мне трудно представить, как современные биологи или физики отреагировали бы на энциклопедию, которая содержала бы информацию, относящуюся к эпохе их дедушек…
Действительно, в середине прошлого столетия известные историки, очевидно, увлеченные перспективами, которые открывала перед ними мировая систематизированная история религий, поспешили выстроить преемственность между ними на основании простых аналогий. Для Арно Борста в 1953 году учение движения катаров «встречается в Иране, за тысячу лет до Христа, у первого проповедника этого учения [Зороастра или Заратустры]». Таким образом, вопрос считался закрытым: историки переписали свои выводы у средневековых ересиологов и нацепили на катаров ярлык манихейцев. Отец Антуан Донден разделял ту же концепцию, которая решительно выводила катаров за пределы христианской религии. Подобную интерпретацию сегодня разделяют разве что «почетные воскресные историки» (фраза взята из автобиографической книги французского историка Филиппа Арьеса, который называл себя «воскресным историком», имея в виду, что он занимается историей в качестве хобби. Прим. пер.), которые продолжают, на основании аналогий между религиозными концепциями, возводить системы, позволяющие спешно сделать заключения о родственности: если катары не были манихейцами, значит, они были гностиками или же верными раннего христианства, пламя которого они одни поддерживали. Как еще их не сделали буддистами, о которых они вообще ничего не знали!
Ангел закрывает адскую пасть, где находятся люди и демоны. Винчестерский Псалтырь 12 века.
Рисунок XIII века на дереве, представляющий распятие.
Среди профессиональных историков в данный момент борются две школы, которые спорят между собой о происхождении добрых мужчин и добрых женщин Лангедока. Схематически эти школы можно представить так. С одной стороны это направление Жана Дювернуа, Анн Бренон и Ильвы Хагман, которые видят диссидентский «интернационал» на основании институциональных и доктринальных связей, существовавших между богомилами в далекой Болгарии и еретиками Юга Франции. Другая школа - Жана-Луи Биже и Моник Зернье - видят в средневековом еретическом движении чисто западноевропейский феномен, являющийся, с их точки зрения, в большей степени результатом конструкции тех, кто их осуждал - ересиологов и инквизиторов.
Обвинения в манихействе
По поводу этого вопроса ведется дискуссия - очень живая, страстная, иногда даже слишком страстная, и в ней участвуют лучшие историки. Мы не будем сейчас вдаваться в ее детали, поскольку, если вынести за скобки отличия между теми и другими по очень многим и разным вопросам, все они считают катаров христианами. Мы хотим подчеркнуть, что с какой стороны ни глянь, все обвинения в манихействе или неоманихействе основываются на письмах католических теологов XII века, таких, как Экберт из Шёнау, которые имели иной ментальный инструментарий, чем мы, и прочитывали доктрину оппонентов через призму наследия патристики. А этот метод - анахронизм, которым любой современный историк не будет пользоваться, не взяв на душу смертного греха против своего ремесла, согласно знаменитым словам Люсьена Февра. И, наконец, в лоне самого романского христианства (а это еще один слишком распространенный ярлык, о котором, возможно, тоже следует подискутировать), присутствует достаточное количество ритуальных и догматических элементов, которые мы встречаем у еретиков. Это еще раз подтверждает, что диссиденты были внутренним движением в христианстве. Одним словом, рассматривать ли катаров как «ветвь христианства» (Биже) или как «христианскую Церковь» (Бренон), они все равно будут принадлежать к христианской семье. Они представляют собой ересь, если оперировать теологическими и церковными категориями тех, кто боролся с ними в Средние века, или же диссидентство, если вы предпочитаете более социологические термины и хотите избежать ценностных суждений.
Миниатюра из Хроник Франции XV века, иллюстрирующая изгнание жителей Каркассона в 1209 году. В конце победоносной осады крестоносцы бросили в заточение виконта Раймонда-Рожера Тренкавеля и сохранили жизнь жителям города при условии, что они выйдут за стены, оставив все свое добро.
Известно, что средиземноморские катары, которые, скорее всего, даже не подозревали о существовании такой концепции, как катаризм, называли сами себя добрыми мужчинами, добрыми женщинами, а также добрыми христианами и добрыми христианками. Это важный момент, однако, еще недостаточное доказательство их принадлежности к христианству. Но кроме этого самосознания, которым обладали катары, есть целый ряд элементов, убеждающих современных историков в том, что катары - это средневековые христиане. Попытаемся привести здесь три решающих аргумента, которые взаимно подкрепляют друг друга.
Прежде всего, каковы были священные тексты катаров? Это были тексты Нового Завета. С их точки зрения, Новый Завет не дополняет, а полностью замещает старый закон. Подобное ограничение corpus sacrum с очевидностью прослеживается и в концепции ранних христиан, которые из всей Библии взяли только тексты Септуагинты (греческая версия еврейской Библии), и таким образом очертили традицию, ставшую в христианстве общепринятой. Но ее несоблюдение не позволяет исключить кого-либо из христианской семьи. Тогда и Маркион, еретик II века, и даже гениальный Адольф фон Гарнак, немецкий теолог начала ХХ века, заявивший о том, что Маркион имеет чрезвычайную ценность, и признавший его «каноническим источником» протестантизма, освобожденного от Ветхого Завета, - оба они, в таком случае, тоже должны быть исключены из христианства. Итак, хотим мы этого или нет, независимо от наших личных симпатий и антипатий, которыми историк может обосновывать ту или иную позицию (в Германии в теологию Гарнака влились мутные воды движения volkisch, которое впоследствии слилось с нацизмом). Маркион, как и Гарнак, принадлежат к тому феномену цивилизации, который мы называем христианством.
Итак, катары не должны быть исключены по той причине, что они отвергали Ветхий Завет. Мы, конечно, можем задать вопрос, принадлежит ли к христианству группа, заявившая о новом Откровении вне Нового Завета по примеру американских мормонов XIX века, которые называли себя «Церковью Иисуса Христа и святых последних дней», поскольку их принадлежность к христианству действительно представляет собой интересную историческую проблему. Но это совсем не та проблема, которая возникает, когда мы говорим о катарах.
Второй аргумент: знаменитый обряд катаров, consolament. Напомним, что для них крещение водой не имело значения таинства: озабоченные тем, чтобы отрешиться от материи, они прибегали к духовным символам не только по смыслу, но и по форме. Все это помогает объяснить то, что единственный обряд, который они практиковали,- это возложение рук. Этот единственный обряд уделялся не только совершенным, которые впоследствии были призваны вести безупречную жизнь, но и умирающим, простым «утешенным», которые тоже могли порвать с мирской жизнью. С точки зрения антропологии, этот обряд не являлся специфически катарским, но точно отвечал практике, укорененной в главном тренде средневекового христианства, то есть в монашеском ритуале, который также имел два уровня: ритуал, который совершился в юности или в зрелом возрасте, и ритуал на смертном одре. Монашеские обеты, часто понимаемые как второе крещение, ставили человека в менее опасную, с точки зрения Спасения, ситуацию, и в любом случае более предпочитаемую.
Миниатюра XII века, представляющая Генриха IV, императора Священной Римской империи германской нации, совершающего покаяние перед Папой Григорием VII, снимающим с него отлучение. Дело происходит в Каноссе, в замке графини Матильды Тосканской, рьяной сторонницы Папы и важной фигуры средневекового христианства.
Так, к примеру, монах по имени Ансельм из Аосты, архиепископ Канторбэри, или Кентерберийский, желал делать все от него зависящее, чтобы все его родственники сделались монахами. Но он прекрасно знал, что это невозможно, поскольку светские благочестивые люди играют в этом мире важную роль служения Церкви. Таков был случай графини Матильды Тосканской - той самой, которая владела в Каноссе замком, куда император Генрих IV приехал вымаливать прощение у Папы Григория VII. Архиепископ не мог просить Матильду сделаться бенедиктинской монахиней, поскольку очень нуждался в том, чтобы она оставалась в этом мире. Что было делать? Ансельм предпочел предложить ей другой тип принятия монашеских обетов, то есть на смертном одре.
На этой гравюре 1612 года мы видим портрет Ансельма, архиепископа Канторбери, называемого святым Ансельмом.
Миниатюра XII века, иллюстрирующая Новый Завет: сверху Рождество Христа; снизу ангел возвещает пастухам рождение Иисуса.
Вот его слова - выдержки из письма, написанного около 1104 года и адресованного Матильде: «Позвольте мне дать Вам совет: если вдруг, если Богу так будет угодно, Вы с уверенностью почувствуете приближение или угрозу смерти, тогда тут же отдайтесь Богу перед тем, как расстаться с этой жизнью. И с этой целью всегда втайне держите при себе монашескую вуаль». Святой Ансельм не был катаром, это само собой разумеется. Но как не изумиться аналогиям с ритуалом, который он предлагает своей адресатке с сonsolament на ложе смерти? Мы также видим, что еще в XII веке, несмотря на разницу с церковными практиками католиков, катарский обряд сonsolament по самой своей структуре прекрасно вписывается в христианский контекст.
И, наконец, остается третий аргумент - дуализм. Сколько уже всего написано по поводу этого катарского дуализма, этого отвержения блага творения, которое, якобы радикально отличает приверженцев катаризма от истинного христианства! Но вначале следует сделать оговорку: в любой религиозной системе доктрина стоит на втором месте, хотя, конечно, и не является второстепенной. Так же не следует делать грубую ошибку в суждении и воображать, что какой-нибудь добрый человек из Лангедока одним прекрасным днем решил принять интеллектуальную «сторону катаров» после тщательного сравнения двух теологических концепций по поводу творения мира. Нет: доктрина стоит на втором месте, потому что когда речь идет о религиозных убеждениях, то на первом месте всегда стоит религиозный опыт.
Но то, как было принято в Средние века воспринимать этот мир, является опытом, полностью ориентированным на доминирующую в чувствах интерпретацию, которую можно квалифицировать как дуалистическую. Недоверие к этому миру выражалось разными способами: в представлении о злой материи у наиболее радикальных катаров, но также в целом в отвращении к миру как месту, где господствует тление, сексуальные желания, несправедливость, зло - распространенном у многих церковных авторов. Например, Петр Дамиани в XIвеке выразил общее мнение, когда говорил о «нечистом мире и его суетности». Жорж Дюби вовсе не преувеличивал, говоря, что в XI веке весь мир был манихейским; это означает, что дуализм произвел огромное впечатление на умы, по какую бы сторону религиозного конфликта они не находились.
И в качестве последнего слова - катары имеют полное право считаться частью средневекового христианства, хотя они делали это иначе, чем требовала доминирующая в их время Церковь. Вероятно, каждый из добрых людей мог, конечно, в совершенно другом контексте, но без всякого хвастовства, повторить слова, которые написал Руссо в 1764 году в Письмах с Горы: «Я заявляю, что я - христианин, но мои преследователи так не считают». Но действительно ли следует историку принимать сторону гонителей?
Религиозные принципы катаров
Дуализм
Во времена катаров все средневековое христианство полагало мир местом, где происходит борьба между силами дьявола и Бога. Катары пошли еще дальше, придя к выводу, что окружающая реальность полностью является творением зла, за исключением душ, принадлежащих божественному измерению, невидимому и полностью благому.
Святые Писания
Катары основывали свою религию на Библии, единственном Писании, божeственное происхождение которого они признавали, и особенно, на Нoвом Завете. Они нe придавали такой ценности более поздним текстам, как, например, писаниям Отцов Церкви, которые в IV веке создали основы христианской доктрины.
Consolament
Речь идет о крещении «Духом Утешителем» - давшем название практике возложения рук. Consolament являлся единственным таинством, практикуемым у катаров, вобравшим в себя, согласно его контексту, функции крещения, покаяния, посвящения и даже помазания. Семь таинств, практикуемых в католической Церкви, катары отвергали или считали более поздним изобретением.
Клир
Поскольку катары были организованы в Церкви, то у них был клир: добрые мужчины и добрые женщины - или же совершенные, если принимать терминологию, употребляемую Инквизицией. Только катарский клир мог уделять сonsolament. Существовали также простые верующие, которые не должны были соблюдать правила жизни катаров, таких как вегетарианство, целомудрие и ненасилие.
Бедность
Как и все христианские монахи, катары давали обет бедности. Этот обет распространялся на всю их Церковь, которая не владела ни собственностью, ни землей, ни средствами, за исключением тех, которые были заработаны трудом ее членов, а также не занимались нищенствованием. Таким образом, отсутствие вымогательства со стороны катаров очень контрастировало с католическими орденами той эпохи, любившими хвастаться своим богатством.
Катарские Церкви
По своей структуре религиозное движение, которое сегодня обозначают термином «катары», было альтернативной христианской Церковью, и поэтому отличалось от множства других характеристик европейских еретических феноменов XI-XIII веков. Незадолго до середины XII века в Рейнских землях появились тексты, которые дают нам понять, что во главе общин, привлеченных к церковному суду, как еретические, находился епископ. Поздних источников сохранилось намного больше, и они называют имена еретических епископов, сожженных в 1160-х годах в Кёльне и Майнце. Именно этих епископов Экберт из Шёнау, изобретатель слова «катар», называет «архикатарами». Начиная с конца XII века, когда катарские Церкви Рейнских земель исчезли в огне, пять других Церквей возникли в окситанских графствах и еще шесть - в итальянских городах. Существовала еще Церковь Франции, упоминаемая до конца XIII века. Таким образом, катарское движение по своей структуре имело епископальный характер.
Убежденные в том, что они представляют собой истинную Церковь Христову, еретики не называли себя иначе, кроме как христиане или апостолы. Существует непосредственная преемственность между ритуалами катаров, с помощью которых их епископы передавали Святой Дух через возложение рук, и обрядами времен апостолов. Катарам не нужны были ни авторитет епископов средневековой христианской Церкви, ни ее власть посвящения, вель они считали эту Церковь римской и еретической.
Картина 1887 года, изобржающая францисканца Бернара Делисье, противостоящего судьям Инквизиции.