Прочитано

Mar 20, 2014 14:18

Кэтрин Коути, Кэрри Гринберг  "Длинная Серебряная Ложка", "Стены из Хрусталя" Аннотация: Когда молодой англичанин Уолтер Стивенс приезжает в Трансильванию 1880х годов на поиски вампиров, он попадает в мир, где соседствуют сказка и реальность, а вампиры охотятся не только на людей, но и друг на друга. Уолтеру и его друзьям предстоит бороться как с внешними врагами, так и с внутренними демонами, пока они наконец не придут к выводу - даже если ты превратился в вампира, всегда можно остаться Человеком. "…местами смешно, местами грустно, но оторваться невозможно, пока не прочтешь все. Новый взгляд на знакомые вещи и отличная стилизация под романы позапрошлого века."
К сожалению, моему, это не стилизация. Либо мне повезло больше - я встречала более "удачные" стилизации. И это то, что не получилось. Так же, мне показалось, в книге слишком много всего "на всякий случай". Слишком много "скелетов в шкафу". Фактически у каждого действующего лица. И в ходе повествования авторы достают их как кроликов из цилиндра. В какой то момент просто перестаешь удивляться, а потом это и вовсе начинает раздражать. Ну, и отголоски Санта-Барбары в отношениях героев. Во всем остальном - это действительно презабавнейшая пародия на вампирские романы. Вполне читабельно.
Однако мне пришлось вспоминать, о чем эти книжки, после прочтения -
Янн Мартел Беатриче и Вергилий" Аннотация:  Главный герой «Беатриче и Вергилия» - писатель Генри, автор мегапопулярного во всем мире романа, - переезжает в безымянный мегаполис, где, борясь с творческим кризисом, нанимается в любительскую театральную труппу и работает официантом в шоколаднице. Вдруг он получает по почте две посылки - новеллу Флобера «Легенда о святом Юлиане Странноприимце» и рукопись неоконченной пьесы «Беатриче и Вергилий». Отправителем их оказывается пожилой чучельник, владелец лавки «Таксидермия Окапи», которому нужна помощь Генри, чтобы дописать пьесу. Но постепенно Генри начинает мучить подозрение, не скрывает ли престарелый таксидермист ужасного, если не сказать кровавого, секрета…
Я прочитала ее за день. И собиралась сразу написать, захлебываясь в слезах и размазывая сопли, однако, переполняющие эмоции и половина четвертого утра меня остановили. Так собственно о чем книга? Писатель, известный и модный, пишет роман о Холокосте. Ему мнится, что Холокост незаслуженно обойден вниманием авторов художественной литературы. Он сетует, что слишком много "документальщины" и никакого художественного вымысла. Он считает, что литературная обработка этой трагедии пойдет ей на пользу, Холокост пора популяризировать. До сих пор Холокост находил отражение в эссе, исторических исследованиях . "холокост слабо отражен в художественных произведениях. Почти всегда событие рассматривалось с позиции истории, фактов, документов, разрозненных эпизодов и свидетельских показаний. Исходным документом были мемуары уцелевшей жертвы - например, «Человек ли это?» Примо Леви" Нужно привнести в эту тему  боевик, триллер, комедию в конце концов, ведь есть все эти жанры у другого "катаклизма" - войны. "Война стала банальностью, событием менее значительным, чем оно есть на самом деле. Современные бойни уничтожили десятки миллионов людей, опустошили целые страны, однако жанры, в которых они представлены, распихивают друг друга, чтобы донести свое видение истинной природы войны: военные триллеры, военные комедии, военные романы, военная научная фантастика, военная пропаганда. " "Холокост был лишен (или не получал вовсе) такой поэтической вольности. Сие страшное событие представляла одна школа - исторический реализм. Всегда одна и та же история, неизменно обрамленная одними и теми же датами, происходила в одном и том же месте с одним и тем же составом персонажей." Автор отстранен, для него Холокост - катаклизм, термин "чудовищном затяжном всплеске антисемитизма, широко известном под условным религиозным термином «холокост»", маркетинговый ход. "«Но почему нет доверия воображению, почему отказано художественной метафоре?» - задумался Генри. Произведение искусства воздействует тем, что оно правдиво, а не реально. Нет ли опасности в том, чтобы всегда представлять холокост с фактической стороны? Среди текстов, повествующих о событии - жизненно необходимых дневников, мемуаров, рассказов, - наверняка отыщется местечко для вымысла. Творческое осмысление других исторических событий, включая катаклизмы, пошло им во благо. Взять хотя бы три известных примера художественного взгляда на масштабную трагедию: «Скотный двор» Оруэлла, «Чума» Камю и «Герника» Пикассо.
В каждом из них творец сжато и небуквально передает суть происшествия. Громоздкая историческая поклажа свернута и упакована в чемодан. Разве величайшей трагедии европейских евреев не требуется такое легкое и удобное творческое хранилище?"
Через три года, когда роман отвергнут и издателями и автором, Генри сталкивается с Холокостом "лицом к лицу" и режется об его острую кромку. И не зря Мартел не акцентирует внимания на названии города в который переехал Генри "Они обосновались в одном из тех великих городов, что являют собой целый мир, в легендарной столице, где самые разные люди находят себя и теряют. Может, это был Нью-Йорк. Или Париж. Или Берлин. Генри и Сара приехали в этот город, чтобы какое-то время пожить в его ритме", случайности не случайны - вот о чем говорит Мартел. Он подводит нас и своего героя к шокирующему открытию исподволь, постепенно выдавая нам кусочки "пазла" в строго отведенное время и в одном ему понятном порядке. И когда складывается картина, когда с легким щелчком, на место встает самый первый, такой завлекательный и яркий, и поэтому неуместный на фоне всего остального кусочек, открывается жуткая правда. И она еще страшнее от того, что не распознана сразу "жизнь его изменилась. Раз столкнувшись с жестокостью, навеки обретаешь спутников, чьи имена Подозрительность, Страх, Тревога, Отчаяние, Безрадостность. С твоего лица исчезает естественная улыбка, а прежние естественные радости теряют свой вкус. Для Генри город погиб."Становится понятно, главный герой книги не Генри, а Холокост. Холокост не как событие или исторический факт. Холокост как бессмысленная жестокость, геноцид. Как явление. Он, в ходе повествования, обрастает плотью и приобретает сущность. Он становится живым, но от этого не менее пугающим.
Но это не конец. На конец, Мартел, приберег дюжину оплеух - пощечин. Наверно, чтобы встряхнуть разум, разбудить чувства или просто - вселить страх. В конце-концов именно страх, зачастую, является тем тормозом, не дающим нам совершить ошибку, глупость или подлость. Вердикт - читать.
И еще одна цитата - просто потому что понравилась "быть известным все равно что быть геем, евреем или представителем явного меньшинства: ты - это ты, а люди проецируют на тебя свое представление о тебе"
Previous post Next post
Up