(no subject)
Мама умеет так умилительно поздравлять...
поздравляет она поэтапно, с перерывом, строго по хронологии: вот у меня воды отошли, вот я поехала с дедушкой в больницу, вот я в предродовой, вот я в палате, вот только что схватки начались. А еще рассказывает мне каждый год и не надоедает, что когда я родилась, то один глаз был опухший и косой, с огромным кровоизлиянием от родовой травмы. Волосы длиннющие, темная, как эфиоп, что даже мои туркменские родственники устрашались. Где былая красота? Хочу загорелую кожу! Так вот, сидит мамасичка на роддомовской кровати - ждет, когда на кормление принесут. Ждет-пождет, а ребенка-то все нет. А всем принесли между тем.
- Где мой ребенок?
- А больше нет!
- А где же мой???
- Детей больше нет.
Кончились дети, понимаете. Убейтесь, мамаша. Пойдите, разгонитесь, и головой, головой - в стеночку. Мама в в стрессовых ситуациях выделяет гормон "щас-все-расхерачу-и-всем-дам-просраться". Мамочка пошла по этажам. Нашла, конечно - мой красный глаз сиял на полпалаты. Я возлегала на руках у огромной туркменской тетеньки, за сорок лет (ничего против возраста не имею, ворнинг!), она кормит меня гигантским семеновичем, а я, значит, простите-извините, самозабвенно сосу. А тетеньке весьма фиолетово в лицо ребенка смотреть, у нее детей столько - счет на второй десяток пошел, она и отрощенных-то своих уже не слишком различает, наверное. Мама долго не рассусоливала, выдернула меня из теткиных рук и понеслась к себе. Дайза орет и семенит следом:
- Але, агыз, куда несешь моего МАЛЬЧИКА?
- Какой мальчик, это моя девочка!
- Агыз, бирка смотри, бирка!
- Плевала я на твою бирку, а это моя девочка.
Но все-таки присели на кровать, развернули одеяльце. Тетенька ужаснулась, оквадратила глаза и сделала брови по диагонали лица. Мама гордо, не торопясь, унесла добычу. Сидит, кормит и приговаривает: "Как тебе не стыдно, Джамуль, как тебе не стыдно! Сосала грудь у какой-то грязной, противной тетки и даже не сказала, что фи, как невкусно! Как ты могла! Ну как, как...она, видимо, ожидала, что меня должно пронзить отвращением от неродного и я скажу, стараясь не причмокивать: "тетенька, отодвиньте вашу грудь!" И до сих припоминает мне это - до сих пор! - и я не буду уточнять, сколько мне там лет. Вот так вот. А ведь я могла бы быть Довлетом, например. Или Максатом. Ну или хоть Дурдыклычем. Только не спрашивайте, где был в итоге мальчик. Надеюсь, где-то все-таки был, а то что же.
Я люблю маму. Нет, не так... Она вся моя, мы равноценно друг в друга проросли. Ничуть не похожая внешне, внутренне - я ее. Она умеет просто быть. Ничем не бить по голове, не задавать вопросов в пустое лицо, не вспоминать былое, не разбивать надежды, отдавать с любовью и слушать, проникая. Она легкая в самом лучшем смысле этого слова. Нет того, что бы она обо мне не знала. Это было иногда не совсем так, но я исправилась. И еще она никогда не отягчает таким своим знанием. И советы не дает, хотя так хочется иногда.
День рождения грустный праздник и это пост имени меня. Иногда люди приходят, иногда уходят. Иногда уходят, чтобы вернуться. Иногда появляются в жизни, чтобы потом уйти и изменить все твое безвозвратно. Сегодня был потрясающий день. А вчера я плакала, потому что поздравил кто-то, кого уже совсем не ждала.
P.S. А еще, страшное напоследок: гинеколог уговаривала маму делать аборт на пятом месяце, а она держалась руками за живот и заливалась слезами. А потом убеждала отдать ребенка в дом малютки, ибо зачем же жизнь себе портить, если разводиться планируешь... Этим она хотела сделать одолжение дедушке, вроде избавить его от "проблемы", он тогда был при статусе, ректор консы и все дела. Некоторые люди живут с извращением вместо мозга.
поздравляет она поэтапно, с перерывом, строго по хронологии: вот у меня воды отошли, вот я поехала с дедушкой в больницу, вот я в предродовой, вот я в палате, вот только что схватки начались. А еще рассказывает мне каждый год и не надоедает, что когда я родилась, то один глаз был опухший и косой, с огромным кровоизлиянием от родовой травмы. Волосы длиннющие, темная, как эфиоп, что даже мои туркменские родственники устрашались. Где былая красота? Хочу загорелую кожу! Так вот, сидит мамасичка на роддомовской кровати - ждет, когда на кормление принесут. Ждет-пождет, а ребенка-то все нет. А всем принесли между тем.
- Где мой ребенок?
- А больше нет!
- А где же мой???
- Детей больше нет.
Кончились дети, понимаете. Убейтесь, мамаша. Пойдите, разгонитесь, и головой, головой - в стеночку. Мама в в стрессовых ситуациях выделяет гормон "щас-все-расхерачу-и-всем-дам-просраться". Мамочка пошла по этажам. Нашла, конечно - мой красный глаз сиял на полпалаты. Я возлегала на руках у огромной туркменской тетеньки, за сорок лет (ничего против возраста не имею, ворнинг!), она кормит меня гигантским семеновичем, а я, значит, простите-извините, самозабвенно сосу. А тетеньке весьма фиолетово в лицо ребенка смотреть, у нее детей столько - счет на второй десяток пошел, она и отрощенных-то своих уже не слишком различает, наверное. Мама долго не рассусоливала, выдернула меня из теткиных рук и понеслась к себе. Дайза орет и семенит следом:
- Але, агыз, куда несешь моего МАЛЬЧИКА?
- Какой мальчик, это моя девочка!
- Агыз, бирка смотри, бирка!
- Плевала я на твою бирку, а это моя девочка.
Но все-таки присели на кровать, развернули одеяльце. Тетенька ужаснулась, оквадратила глаза и сделала брови по диагонали лица. Мама гордо, не торопясь, унесла добычу. Сидит, кормит и приговаривает: "Как тебе не стыдно, Джамуль, как тебе не стыдно! Сосала грудь у какой-то грязной, противной тетки и даже не сказала, что фи, как невкусно! Как ты могла! Ну как, как...она, видимо, ожидала, что меня должно пронзить отвращением от неродного и я скажу, стараясь не причмокивать: "тетенька, отодвиньте вашу грудь!" И до сих припоминает мне это - до сих пор! - и я не буду уточнять, сколько мне там лет. Вот так вот. А ведь я могла бы быть Довлетом, например. Или Максатом. Ну или хоть Дурдыклычем. Только не спрашивайте, где был в итоге мальчик. Надеюсь, где-то все-таки был, а то что же.
Я люблю маму. Нет, не так... Она вся моя, мы равноценно друг в друга проросли. Ничуть не похожая внешне, внутренне - я ее. Она умеет просто быть. Ничем не бить по голове, не задавать вопросов в пустое лицо, не вспоминать былое, не разбивать надежды, отдавать с любовью и слушать, проникая. Она легкая в самом лучшем смысле этого слова. Нет того, что бы она обо мне не знала. Это было иногда не совсем так, но я исправилась. И еще она никогда не отягчает таким своим знанием. И советы не дает, хотя так хочется иногда.
День рождения грустный праздник и это пост имени меня. Иногда люди приходят, иногда уходят. Иногда уходят, чтобы вернуться. Иногда появляются в жизни, чтобы потом уйти и изменить все твое безвозвратно. Сегодня был потрясающий день. А вчера я плакала, потому что поздравил кто-то, кого уже совсем не ждала.
P.S. А еще, страшное напоследок: гинеколог уговаривала маму делать аборт на пятом месяце, а она держалась руками за живот и заливалась слезами. А потом убеждала отдать ребенка в дом малютки, ибо зачем же жизнь себе портить, если разводиться планируешь... Этим она хотела сделать одолжение дедушке, вроде избавить его от "проблемы", он тогда был при статусе, ректор консы и все дела. Некоторые люди живут с извращением вместо мозга.