Семьдесят лет назад обстановка на германском фронте ухудшалась с каждым днем. За весенними катастрофaми в Крыму и под Харьковом последовала потеря Севастополя, выход немцев к Дону и потеря Ростова 25 июля 1942 года. Через 3 дня последовал знаменитый приказ номер 227, в котором говорилось: «Часть войск Южного фронта, идя за паникёрами, оставила Ростов и Новочеркасск без серьёзного сопротивления и без приказа Москвы, покрыв свои знамёна позором…»
Хотя вождь, как обычно, не говорил всей правды, и бои за Ростов были весьма ожесточенными (например, Пауль Карелль в “Восточном фронте” пишет: "Сражение за центр Ростова велось беспощадно. Защитники его не желали сдаваться в плен, они дрались до последнего дыхания … они вели огонь из своего укрытия до тех пор, пока не погибали"), приказ номер 227 хорошо отражает настроения момента.
Несмотря на зияющие высоты анализа в констатирующей части (“Из этого следует, что пора кончить отступление”) и решительность распорядительной части (“ликвидировать отступательные настроения в войсках и железной рукой пресекать…”, “снимать с постов командиров и комиссаров … допустивших самовольный отход..”, “сформировать в пределах армии 3-5 хорошо вооруженных заградительных отрядов…” и “…от пяти до десяти … штрафных рот..”) в августе была потеряна большая часть Кубани, Краснодар, немцы вышли к Волге.
Благодаря тому, что эти события произошли на памяти еще живущего поколения и благодаря тем спорам, которые постоянно сопутствуют их обсуждению, мы не забываем о драме, происходившей на Родине ровно 70 лет назад.
В противоположность этому, Отечественная война 1812 года уже стала историей, и на нее нередко смотрят благостно, как на события в фильме “Гусарская баллада”. Вот французы наступают в летнюю пору, а вот они уже бегут по заснеженным полям Гипербореи. Короткая по сравнению с Великой Отечественной войной продолжительность кампании 1812 года также способствует развитию подобного взгляда.
Между тем, русские армии отступали от западной границы стремительно. Если судить исключительно по скорости передвижения, они бежали. Армия Багратиона прошла от Белостока до Бобруйска (около 500 км) за три с небольшим недели. Хотя средняя скорость движения оказывается «всего» 20 км в день, не следует забывать о том, что ранец весил 10 кг, ружье 5 кг, а еще надо было нести шинель, патронную сумку, тесак и прочее.
"На Западной границе" А.Ю. Аверьянов, 2008 г.
Лето стояло жаркое, горели леса и торфяные болота. Дороги были такие же, как всегда в России. Вот что писали об этом отступлении его участники (если не указано, цитирую по Л. Ивченко «Повседневная жизни русского офицера эпохи 1812 года»): «…каждую ночь одолевал сон. Как пройдут, бывало, целую ночь, то все чувствуют себя очень тяжело, особенно на утренней заре. Случалось, что солдаты, идя, забывались и падали, что особенно было заметно в пехоте. Один упадет - заденет другого, тот опять - двух, трех и так далее. Падали целыми десятками … Мы, офицеры, тогда еще не приноровились спать на лафетах (прим. Партизана - это вспоминает офицер-артиллерист Н.Е.Митаревский), но после так привыкли, что отлично спали по целым ночам.»
Свитский офицер А.Н.Муравьев вспоминал: «..продовольствия же из запасов…армии мы вообще получали очень мало, и, кроме собственных средств, кормиться было почти нечем.»
В особенно бедственном положении оказался отряд генерала И.С.Дорохова, которому не успели или не смогли доставить приказ об отступлении и который поэтому потерял время. В его отряде было два егерских полка. Служивший в одном из них офицер М.М.Петров пишет: “В последний опаснейший 60-верстовый переход …изнурение нижних чинов егерской нашей бригады в жаркий день до того простерлось, что несколько человек пали на пути мертвыми и у многих…выступила под мышками кровь….[офицеры] верховых своих лошадей навьючили ранцами обессилевших солдат, а сами несли на своих плечах по две патронные сумы и по два ружья, а иные… и более. ….Спасибо еще нашему атаманушке батюшке Матвею Ивановичу (Платову - прим. Партизана), что он…давал нашему полку два башкирских полка возить ранцы, шанцовые инструменты и заслабелых егерей; а без того они не рожденные быть конями, сгинули бы…”
Но доставалось не только пехоте. Кавалерист-девица Надежда Дурова вспоминает (по Н. Дурова «Русская амазонка. Записки»): «Мы идем и день, и ночь; отдохновение наше состоит в том только, что, остановя полк, позволят нас сойти с лошадей на полчаса… Мы не только не спим, но и не едим: спешим куда-то!... Если бы я имела миллионы, отдала бы их теперь все за позволение уснуть.»
Надежда Дурова
Она же вспоминает: «Жажда палит мою внутренность; воды нет нигде, исключая канаве (так в тексте - прим. Партизана) по бокам дороги. Я сошла опять с лошади и…достала на самом дне канавы отвратительной воды, теплой и зеленой; я набрала ее в бутылку и….везла еще верст пять…не имея решимости ни выпить, ни бросить эту гадость…Я кончила тем, что выпила адскую влагу…»
Потери при отступлении были очень значительны. Согласно Тарле, русское командование в день вторжения Наполеона располагало следующими силами: в армии Барклая (1-й армии) было 118 тысяч человек; в армии Багратиона (2-й армии) - 35 тысяч человек, в общем - 153 тысячи. При отступлении к Смоленску в эти армии вливались гарнизоны и пополнения, и это первоначальное число возросло бы до 182 тысяч, если бы не пришлось выделить корпус Витгенштейна для защиты Петербурга (25 тысяч человек) и если бы не потери в боях (7 тысяч человек). За вычетом этих цифр должно было бы получиться 150 тысяч человек, но в Смоленске оказалось всего 113 тысяч. Тaрле пишет: “Размеры этой убыли смущают генерал-квартирмейстера Толя, и он в своих воспоминаниях склонен … усомниться в точности первоначальной цифры; по его мнению, в момент вторжения Наполеона обе русские армии вместе … были равны не 153 тысячам человек, но тысяч на 15 меньше... огромная убыль больными и отсталыми в русской армии не подлежит никакому сомнению.”
И тем не менее, когда 1я и 2я армии соединились, несмотря на все страдания и потери, несмотря на 700/800-верстное отступление, общий настрой безо всякого аналога приказа номер 227 был совершенно определенным - остановится, дать генеральное сражение. Настрой этот был столь силен, что кровопролитного боя у стен Смоленска не хватило, чтобы изменить мнение армии о Барклае. Ждали его замены популярным главнокомандующим, которая вскоре и последовала.
"Оборона Смоленска" А.Ю. Аверьянов, 1994 г.
Aдъютант Барклая П.Х.Граббе, описывая соединение армий Барклая и Багратиона в Смоленске, пишет об их боевом духе: "Между обеими армиями в нравственном отношении была такая разница, что первая надеялась на себя и на русского Бога. Вторая же сверх того и на князя Багратиона".
Граббе пишет это ради того, чтобы подчеркнуть разницу между армией, доверяющей своему командующему и превозносящей его, и армией, мягко говоря, недолюбливающей своего командующего. Но говоря об этом он не может не заметить общую надежду обеих армий на Бога. Заметим и мы, что при всей разнице, отмечаемой Граббе, солдаты и офицеры армии Барклая рвались в бой так же, как и те, кто служил под началом Багратиона. Как же они, крепостники и мракобесы, обошлись без приказа номер 227?
О не существовавшей в войсках 1й и 2й армий партполитработе (ППР) читайте в следующих выпусках бюллетеня.