Генерал русской службы Мороз, или Мерзни, мерзни волчий хвост!
Всем нам привычен ставший символом 1812 года образ иззябшего француза, бредущего по бескрайним меланхолическим российским равнинам, проваливаясь в снег по колено и кутаясь в оренбургскую шаль или другой предмет женского туалета. Такими они показаны на рисунках в детских книгах, на многих картинах и даже в кадрах героического эпоса «Гусарская баллада».
Верещагин. Ночной привал Великой армии
Рассказы о замерзающих остатках Великой армии, а равно и воспоминания о зимних холодах 1941/42 гг. дали повод для объяснения неудач наступлений на Россию в 1812 и 1941 гг. экстремальными природными условиями. Разумеется, такие объяснения лукавы; нет ничего неожиданного или секретного в том, что в России зимой холодно. Командующий армией вторжения всегда должен исходить из реалистических данных по географии театра военных действий; любой другой подход к этому вопросу безответственный.
Но оставим традиционный национально-народный вопрос «кто виноват» в стороне (понятное дело - «сами виноваты») и подумаем: в какой же степени холода послужили разгрому Бонапарта?
Мы знаем, что после сражения за Малоярославец Наполеон был вынужден отступать по Старой Смоленской дороге, по которой Великая Армия наступала на Москву. Местность вокруг дороги была опустошена военными действиями еще в августе, поэтому отступающая армия Бонапарта жила впроголодь уже по дороге от Малоярославца до Смоленска.
Вот свидетельство французского офицера (он пишет уже из Смоленска 7 ноября 1812 г): «...по три-четыре раза в день я переходил от крайних неприятностей к крайнему удовольствию. Нужно сознаться, что эти удовольствия не были очень деликатными: например, одним из живейших удовольствий было найти вечером несколько картофелин, которые нужно было есть без соли со сгнившим хлебом. Вы понимаете наше глубоко жалкое положение? Это длилось 18 дней. Выехав 16 октября из Москвы, я прибыл в Смоленск 2 ноября». (Цитаты из Тарле - Партизан.)
«Мы прошли по самой дурной и опустошенной дороге, лошади, павшие в пути, тотчас же пожирались», - пишет другой офицер своей матери, уже придя в Смоленск. «В нашей армии кавалерии уже нет, немного осталось лошадей, и те падают от голода и холода, - и еще до того как падут, их уже распределяют по кускам». Лейб-медик Наполеона доктор Ларрэй пишет жене: «Я еще никогда так не страдал. Египетский и испанский походы - ничто сравнительно с этим... Часто мы считали себя счастливыми, когда получали несколько обрывков конской падали, которую находили по дороге».
А вот что записывал британский комиссар при главнокомандовании российской армии Роберт Вильсон 24 октября (в этой заметке всюду использован старый календарный стиль) в 40 верстах от Вязьмы, по дороге к Смоленску: «Сегодня я видел сцену ужаса, которую редко можно встретить в новейших войнах; 2 тысячи человек, нагих, мертвых или умирающих, и несколько тысяч мертвых лошадей, которые по большей части пали от голода. Сотни несчастных раненых, ползущих из лесов, прибегают к милосердию даже раздраженных крестьян, мстительные выстрелы которых слышны со всех сторон.»
Верещагин. Не замай, дай подойти!
Еще одно свидетельство с русской стороны. На переходе от Вязьмы до Смоленска, русский генерал Крейц, идя со своим полком, услышал какой-то шум в лесу. Въехав в лес, он с ужасом увидел, что французы ели мясо одного из своих умерших товарищей. Это показание Крейца подтверждается рядом других аналогичных. «...Кроме лошадиного мяса, им есть нечего. По оставлении Москвы и Смоленска они едят человеческие тела...».
«...Голод вынудил их не только есть палых лошадей, но многие видели, как они жарили себе в пищу мертвое человеческое мясо своего одноземца... Смоленская дорога покрыта на каждом шагу человеческими и лошадиными трупами», - пишет Воейков престарелому поэту Державину 30 октября из Ельни. Речь во всех этих письмах идет о начале отступления, о перегоне Москва - Смоленск.
Морозов в это время еще не было, стояла прекрасная солнечная осень. После Ельни стало холоднее, но морозы ударили только после Смоленска. Именно голод, а не мороз быстро разрушил наполеоновскую армию в этот период отступления.
Упомянутый выше генерал Крейц, проделавший всю кампанию, пишет следующее в своих записках: «Несправедливо французские писатели обвиняют холод причиною гибели армии Наполеона. От Малого Ярославца до Вязьмы время было очень теплое; от Вязьмы до Смоленска были приморозки. Около г. Ельни выпал первый снег, но очень малый. Днепр однако же покрылся прозрачною льдиною, по которой еще никто не смел ходить, кроме первого Нея. От Смоленска до Борисова холод был сильнее, но сносный, мы ночевали на поле без крыш». В Борисове генерал Крейц в первый раз ночевал под крышей. «От Борисова до Вильно морозы были весьма суровы, и здесь по большей части французы перемерзли. Они погибли больше от голода, изнурения, беспорядка, грабительств и потери всякой дисциплины, а кавалерия - от тех же причин и от весьма дурной и безрассудной ковки лошадей». Итак, главной причиной трудностей и последующей гибели армии Бонапарта свидетели указывают именно голод, а не мороз.
Авангард отступающей армии (гвардия во главе с Наполеоном) был 18 октября в Гжатске, 20 октября - в Вязьме, 21 октября - в Семлеве, 24-го - в Дорогобуже, и 27-го вступил в Смоленск. Армия входила вслед за ним с 27 октября по 3 ноября. В течение всего этого пути все упования и самого Наполеона, и его армии связывались со Смоленском, где предполагалось наличие богатых продовольственных запасов.
Однако в мертвом, полусгоревшем городе отступающую армию ждал удар, окончательно сломивший дух многих ее частей: в Смоленске почти никаких припасов не оказалось. Местные жителей не желали сотрудничать с оккупантами - не продавали им ничего добровольно, прятали запасы от реквизиции, уничтожали мелкие партии французов по своему почину. Все это чрезвычайно затрудняло сбор продовольствия и фуража. Начавшие действовать в районе Смоленска армейские партизанские отряды стали пресекать попытки французов производить фуражировку даже и крупными партиями.
В результате от недостатка фуража у смоленского гарнизона французов пали почти все лошади. Это, в свою очередь, еще более затрудняло сбор продовольствия и фуража. То продовольствие, которое было в свое время доставлено, съели маршевые батальоны, которые с августа до начала октября проходили через Смоленск на подкрепление Великой армии, стоявшей в Москве.
Придя в Смоленск, деморализованная голодом армия Наполеона повела себя так, что об организованной выдаче рационов не могло быть и речи. Потеряв чувство дисциплины, солдаты бросились на склады, разбили и растащили все, что там нашли, и никакие угрозы не могли ничего с ними поделать. Гвардия сохраняла дисциплину и не принимала участие в грабеже, но это может быть связано и с тем, что она продолжала получать все, что ей было необходимо.
Смоленские магазины перестали существовать чуть ли уже не на третий день. Дисциплина падала с ужасающей быстротой в германских, польских, итальянских частях, а также уже и в некоторых чисто французских (чего еще в Москве не замечалось). Французские офицеры в своих частных письмах утверждали, что в сумерках и в ночное время человеку, несущему хлеб, было опасно проходить по улицам Смоленска: нападут и убьют. Расстрелы уже не могли восстановить дисциплину. Испугать смертной казнью было трудно тех, кто ежедневно ждал смерти от голода, от истощения и от усталости. Беспощадная суровость Даву еще кое-как поддерживала дисциплину в его корпусе. Другим маршалам это удавалось очень плохо.
Смоленск обманул ожидания армии еще и в другом крайне существенном отношении. Отдых совсем не удался: в первые дни - ожесточенная борьба вокруг растаскиваемых магазинов, вокруг распределения найденных запасов по армейским частям, а потом - тревога, слухи о надвигающихся русских, сборы к выступлению. Уже 2 ноября Наполеон с гвардией выступил из города.
Верещагин. На большой дороге - отступление, бегство
Вскоре после этого (3-6 ноября) состоялось сражение под Красным в 40 км к западу от Смоленска. Хотя историки обычно описывают его как большое сражение, партизан Денис Давыдов придерживался другого мнения: «Сражение под Красным, носящее у некоторых военных писателей пышное наименование трехдневного боя (4х дневного вообще-то - Партизан), может быть по всей справедливости названо лишь трехдневным поиском голодных, полунагих французов; подобными трофеями могли гордиться ничтожные отряды вроде моего, но не главная армия. Целые толпы французов при одном появлении небольших наших отрядов на большой дороге поспешно бросали оружие».
Верещагин. В штыки! Ура! Ура!
Наполеон с гвардией и с более-менее сохранившимися частями не стремился под Красным удержать позиции: он хотел только вывести боеспособную армию к Березине. Только поспешный уход из России мог сохранить хоть часть тех 30 - 40 тысяч бойцов, которые у него остались. Под Красным произошел своего рода отбор: погибли в бою или сдались в плен наименее боеспособные люди, которые просто не могли уже поспеть за уходящими частями.
Разумеется, характеристика, которую дает боям под Красным Денис Давыдов, не совсем справедлива. Маршал Ней с теми силами, что у него оставались, бился насмерть. Он и оставшиеся с ним 800 бойцов присоединились к Наполеону в Орше. Ней и дальше продолжал командовать арьергардом. Один из участников преследования отступающих французов, русский генерал В. И. Левенштерн, дает такую оценку боям под Красным: «Ней сражался, как лев, но время побед для французов миновало... С наступлением ночи маршал Ней направился с слабыми остатками своего корпуса к Сырокоренью, и ему удалось, пройдя сквозь победоносную (русскую - Е. Тарле) армию, перейти Днепр, который был покрыт тонким льдом. Этот подвиг будет навеки достопамятен в летописях военной истории. Ней должен бы был погибнуть, у него не было иных шансов к спасению, кроме силы воли и твердого желания сохранить Наполеону его армию».
Итак, армия Наполеона полностью потеряла способность к активным действиям уже при отступлении до Смоленска. В контексте моей заметки это значит - мороз не сыграл главной роли в ее гибели. А голод, погубивший ее, не был ни стихийным бедствием, ни сезонным явлением. Эта несчастье наполеоновской армии было хитроумно спланировано русским командованием и умело выполнено на местности боевыми генералами, офицерами и нижними чинами русской армии. Этим действиям русских Великая армия оказалась неспособной противостоять.
Генерал Мороз включился в кампанию 1812 года только после Смоленска и по своему обычаю атаковал одновременно и правых, и виноватых и французов, и русских. Воспоминания о том, как страшно холод действовал на солдат наступающей армии многочисленны, но нет смысла из здесь приводить. Каким бы значительным ни было влияние холодов на противостоящие армии после Березины, участь армии Бонапарта была решена задолго до того. Об этом неудобном факте предпочитают не вспоминать те, для кого комфортнее отдать лавры победителя генералу Морозу и танцу снежинок, а не фельдмаршалу Кутузову и русской армии.
UPD: В ходе обсуждения оказалось, что было бы удобно иметь перед глазами данные по температуре воздуха во время отступления Наполеона. Поэтому прилагаю знаменитую карту, подготовленную в 1869 г. инженером Шарлем Минаром, который занимался строительством мостов и дорог (и который не участвовал в войне 1812 г.) Это один из первых примеров инфографики без которого не обходится ни одна книга или лекция о графическом представлении данных. Внизу этой карты находится шкала, на которой указаны низшие температуры нескольких дней осени и зимы 1812 г. Данные неполные, но хорошо дополняют описания погоды в воспоминаниях участников похода (см. выше). Даты по новому стилю, т.е. пребывание в Смоленске датировано 14 ноября н.ст.=2 ноября ст.ст. Использована шкала Реомюра; ноль для Реомюра и Цельсия одинаковый, а один градус Реомюра равен 1,25 градуса Цельсия. Карта, таким образом, говорит о том, что морозы начались примерно при выходе из Смоленска (2 ноября ст.ст.)
В общем и целом карта говорит о более холодной погоде, чем очевидцы. Но карта эта была опубликована в 1869 г., а температуру к ней, мне помнится, пририсовали еще позднее. К этому времени взгляд на то, что Наполеона погубила суровая зима уже вполне сложился, поэтому не исключен креативный выбор для графика температур самых холодных дней. Кроме того, не будем забывать, что показана самая низкая температура суток.
Верещагин. Ночной привал Великой армии
Рассказы о замерзающих остатках Великой армии, а равно и воспоминания о зимних холодах 1941/42 гг. дали повод для объяснения неудач наступлений на Россию в 1812 и 1941 гг. экстремальными природными условиями. Разумеется, такие объяснения лукавы; нет ничего неожиданного или секретного в том, что в России зимой холодно. Командующий армией вторжения всегда должен исходить из реалистических данных по географии театра военных действий; любой другой подход к этому вопросу безответственный.
Но оставим традиционный национально-народный вопрос «кто виноват» в стороне (понятное дело - «сами виноваты») и подумаем: в какой же степени холода послужили разгрому Бонапарта?
Мы знаем, что после сражения за Малоярославец Наполеон был вынужден отступать по Старой Смоленской дороге, по которой Великая Армия наступала на Москву. Местность вокруг дороги была опустошена военными действиями еще в августе, поэтому отступающая армия Бонапарта жила впроголодь уже по дороге от Малоярославца до Смоленска.
Вот свидетельство французского офицера (он пишет уже из Смоленска 7 ноября 1812 г): «...по три-четыре раза в день я переходил от крайних неприятностей к крайнему удовольствию. Нужно сознаться, что эти удовольствия не были очень деликатными: например, одним из живейших удовольствий было найти вечером несколько картофелин, которые нужно было есть без соли со сгнившим хлебом. Вы понимаете наше глубоко жалкое положение? Это длилось 18 дней. Выехав 16 октября из Москвы, я прибыл в Смоленск 2 ноября». (Цитаты из Тарле - Партизан.)
«Мы прошли по самой дурной и опустошенной дороге, лошади, павшие в пути, тотчас же пожирались», - пишет другой офицер своей матери, уже придя в Смоленск. «В нашей армии кавалерии уже нет, немного осталось лошадей, и те падают от голода и холода, - и еще до того как падут, их уже распределяют по кускам». Лейб-медик Наполеона доктор Ларрэй пишет жене: «Я еще никогда так не страдал. Египетский и испанский походы - ничто сравнительно с этим... Часто мы считали себя счастливыми, когда получали несколько обрывков конской падали, которую находили по дороге».
А вот что записывал британский комиссар при главнокомандовании российской армии Роберт Вильсон 24 октября (в этой заметке всюду использован старый календарный стиль) в 40 верстах от Вязьмы, по дороге к Смоленску: «Сегодня я видел сцену ужаса, которую редко можно встретить в новейших войнах; 2 тысячи человек, нагих, мертвых или умирающих, и несколько тысяч мертвых лошадей, которые по большей части пали от голода. Сотни несчастных раненых, ползущих из лесов, прибегают к милосердию даже раздраженных крестьян, мстительные выстрелы которых слышны со всех сторон.»
Верещагин. Не замай, дай подойти!
Еще одно свидетельство с русской стороны. На переходе от Вязьмы до Смоленска, русский генерал Крейц, идя со своим полком, услышал какой-то шум в лесу. Въехав в лес, он с ужасом увидел, что французы ели мясо одного из своих умерших товарищей. Это показание Крейца подтверждается рядом других аналогичных. «...Кроме лошадиного мяса, им есть нечего. По оставлении Москвы и Смоленска они едят человеческие тела...».
«...Голод вынудил их не только есть палых лошадей, но многие видели, как они жарили себе в пищу мертвое человеческое мясо своего одноземца... Смоленская дорога покрыта на каждом шагу человеческими и лошадиными трупами», - пишет Воейков престарелому поэту Державину 30 октября из Ельни. Речь во всех этих письмах идет о начале отступления, о перегоне Москва - Смоленск.
Морозов в это время еще не было, стояла прекрасная солнечная осень. После Ельни стало холоднее, но морозы ударили только после Смоленска. Именно голод, а не мороз быстро разрушил наполеоновскую армию в этот период отступления.
Упомянутый выше генерал Крейц, проделавший всю кампанию, пишет следующее в своих записках: «Несправедливо французские писатели обвиняют холод причиною гибели армии Наполеона. От Малого Ярославца до Вязьмы время было очень теплое; от Вязьмы до Смоленска были приморозки. Около г. Ельни выпал первый снег, но очень малый. Днепр однако же покрылся прозрачною льдиною, по которой еще никто не смел ходить, кроме первого Нея. От Смоленска до Борисова холод был сильнее, но сносный, мы ночевали на поле без крыш». В Борисове генерал Крейц в первый раз ночевал под крышей. «От Борисова до Вильно морозы были весьма суровы, и здесь по большей части французы перемерзли. Они погибли больше от голода, изнурения, беспорядка, грабительств и потери всякой дисциплины, а кавалерия - от тех же причин и от весьма дурной и безрассудной ковки лошадей». Итак, главной причиной трудностей и последующей гибели армии Бонапарта свидетели указывают именно голод, а не мороз.
Авангард отступающей армии (гвардия во главе с Наполеоном) был 18 октября в Гжатске, 20 октября - в Вязьме, 21 октября - в Семлеве, 24-го - в Дорогобуже, и 27-го вступил в Смоленск. Армия входила вслед за ним с 27 октября по 3 ноября. В течение всего этого пути все упования и самого Наполеона, и его армии связывались со Смоленском, где предполагалось наличие богатых продовольственных запасов.
Однако в мертвом, полусгоревшем городе отступающую армию ждал удар, окончательно сломивший дух многих ее частей: в Смоленске почти никаких припасов не оказалось. Местные жителей не желали сотрудничать с оккупантами - не продавали им ничего добровольно, прятали запасы от реквизиции, уничтожали мелкие партии французов по своему почину. Все это чрезвычайно затрудняло сбор продовольствия и фуража. Начавшие действовать в районе Смоленска армейские партизанские отряды стали пресекать попытки французов производить фуражировку даже и крупными партиями.
В результате от недостатка фуража у смоленского гарнизона французов пали почти все лошади. Это, в свою очередь, еще более затрудняло сбор продовольствия и фуража. То продовольствие, которое было в свое время доставлено, съели маршевые батальоны, которые с августа до начала октября проходили через Смоленск на подкрепление Великой армии, стоявшей в Москве.
Придя в Смоленск, деморализованная голодом армия Наполеона повела себя так, что об организованной выдаче рационов не могло быть и речи. Потеряв чувство дисциплины, солдаты бросились на склады, разбили и растащили все, что там нашли, и никакие угрозы не могли ничего с ними поделать. Гвардия сохраняла дисциплину и не принимала участие в грабеже, но это может быть связано и с тем, что она продолжала получать все, что ей было необходимо.
Смоленские магазины перестали существовать чуть ли уже не на третий день. Дисциплина падала с ужасающей быстротой в германских, польских, итальянских частях, а также уже и в некоторых чисто французских (чего еще в Москве не замечалось). Французские офицеры в своих частных письмах утверждали, что в сумерках и в ночное время человеку, несущему хлеб, было опасно проходить по улицам Смоленска: нападут и убьют. Расстрелы уже не могли восстановить дисциплину. Испугать смертной казнью было трудно тех, кто ежедневно ждал смерти от голода, от истощения и от усталости. Беспощадная суровость Даву еще кое-как поддерживала дисциплину в его корпусе. Другим маршалам это удавалось очень плохо.
Смоленск обманул ожидания армии еще и в другом крайне существенном отношении. Отдых совсем не удался: в первые дни - ожесточенная борьба вокруг растаскиваемых магазинов, вокруг распределения найденных запасов по армейским частям, а потом - тревога, слухи о надвигающихся русских, сборы к выступлению. Уже 2 ноября Наполеон с гвардией выступил из города.
Верещагин. На большой дороге - отступление, бегство
Вскоре после этого (3-6 ноября) состоялось сражение под Красным в 40 км к западу от Смоленска. Хотя историки обычно описывают его как большое сражение, партизан Денис Давыдов придерживался другого мнения: «Сражение под Красным, носящее у некоторых военных писателей пышное наименование трехдневного боя (4х дневного вообще-то - Партизан), может быть по всей справедливости названо лишь трехдневным поиском голодных, полунагих французов; подобными трофеями могли гордиться ничтожные отряды вроде моего, но не главная армия. Целые толпы французов при одном появлении небольших наших отрядов на большой дороге поспешно бросали оружие».
Верещагин. В штыки! Ура! Ура!
Наполеон с гвардией и с более-менее сохранившимися частями не стремился под Красным удержать позиции: он хотел только вывести боеспособную армию к Березине. Только поспешный уход из России мог сохранить хоть часть тех 30 - 40 тысяч бойцов, которые у него остались. Под Красным произошел своего рода отбор: погибли в бою или сдались в плен наименее боеспособные люди, которые просто не могли уже поспеть за уходящими частями.
Разумеется, характеристика, которую дает боям под Красным Денис Давыдов, не совсем справедлива. Маршал Ней с теми силами, что у него оставались, бился насмерть. Он и оставшиеся с ним 800 бойцов присоединились к Наполеону в Орше. Ней и дальше продолжал командовать арьергардом. Один из участников преследования отступающих французов, русский генерал В. И. Левенштерн, дает такую оценку боям под Красным: «Ней сражался, как лев, но время побед для французов миновало... С наступлением ночи маршал Ней направился с слабыми остатками своего корпуса к Сырокоренью, и ему удалось, пройдя сквозь победоносную (русскую - Е. Тарле) армию, перейти Днепр, который был покрыт тонким льдом. Этот подвиг будет навеки достопамятен в летописях военной истории. Ней должен бы был погибнуть, у него не было иных шансов к спасению, кроме силы воли и твердого желания сохранить Наполеону его армию».
Итак, армия Наполеона полностью потеряла способность к активным действиям уже при отступлении до Смоленска. В контексте моей заметки это значит - мороз не сыграл главной роли в ее гибели. А голод, погубивший ее, не был ни стихийным бедствием, ни сезонным явлением. Эта несчастье наполеоновской армии было хитроумно спланировано русским командованием и умело выполнено на местности боевыми генералами, офицерами и нижними чинами русской армии. Этим действиям русских Великая армия оказалась неспособной противостоять.
Генерал Мороз включился в кампанию 1812 года только после Смоленска и по своему обычаю атаковал одновременно и правых, и виноватых и французов, и русских. Воспоминания о том, как страшно холод действовал на солдат наступающей армии многочисленны, но нет смысла из здесь приводить. Каким бы значительным ни было влияние холодов на противостоящие армии после Березины, участь армии Бонапарта была решена задолго до того. Об этом неудобном факте предпочитают не вспоминать те, для кого комфортнее отдать лавры победителя генералу Морозу и танцу снежинок, а не фельдмаршалу Кутузову и русской армии.
UPD: В ходе обсуждения оказалось, что было бы удобно иметь перед глазами данные по температуре воздуха во время отступления Наполеона. Поэтому прилагаю знаменитую карту, подготовленную в 1869 г. инженером Шарлем Минаром, который занимался строительством мостов и дорог (и который не участвовал в войне 1812 г.) Это один из первых примеров инфографики без которого не обходится ни одна книга или лекция о графическом представлении данных. Внизу этой карты находится шкала, на которой указаны низшие температуры нескольких дней осени и зимы 1812 г. Данные неполные, но хорошо дополняют описания погоды в воспоминаниях участников похода (см. выше). Даты по новому стилю, т.е. пребывание в Смоленске датировано 14 ноября н.ст.=2 ноября ст.ст. Использована шкала Реомюра; ноль для Реомюра и Цельсия одинаковый, а один градус Реомюра равен 1,25 градуса Цельсия. Карта, таким образом, говорит о том, что морозы начались примерно при выходе из Смоленска (2 ноября ст.ст.)
В общем и целом карта говорит о более холодной погоде, чем очевидцы. Но карта эта была опубликована в 1869 г., а температуру к ней, мне помнится, пририсовали еще позднее. К этому времени взгляд на то, что Наполеона погубила суровая зима уже вполне сложился, поэтому не исключен креативный выбор для графика температур самых холодных дней. Кроме того, не будем забывать, что показана самая низкая температура суток.