Почем душу продаете? или О том кому, что и как доказывает наука (часть 2 завершительная)
В первой части этой депеши я рассказывал об интересном исследовании, результаты которое позволяют заключить, что этический выбор (т.е. тот, который основан на различении добра и зла, должного и недолжного, «хорошо» и «плохо») обрабатывается нашим мозгом иначе, нежели выбор, основанный на взвешивании потенциальных выгод и затрат. В первой части депеши вы можете найти описание всех существенных деталей этой работы.
В этой части я собираюсь сказать пару слов об интерпретациях этой работы «с высоты птичьего полета», которые имеют отношение не столько к науке, сколько к мировоззрению. В конечном итоге самым важным для нас является то, как полученное знание меняет нашу картину мироздания; какой формы деталь из этого знания получают и в какое место мироздания вставляют.
И какие последствия для человейника знание этих премудростей будет иметь; никому ведь не хочется такого мира, как в этом фильме
Каков же «взгляд с высоты» на эту работу главного ее автора Грегори Бернса из Университета Эмори? В официальном сообщении пресс-службы этого университета приведены такие слова автора: «Будущие конфликты по вопросам политики и религии по всей вероятности будут иметь биологические аспекты. Некоторые культуры захотят изменить свою биологию, а в процессе этого и саму культуру.» Далее, в сообщении говорится, что в качестве примеров такого подхода культур к своей биологической основе автор привел борьбу за репродуктивные права женщин и однополые браки.
Тривиальный ум вставил бы сюда фото с гей-парада, но изменение биологии это вам изменение биологии, а не кожаные плавки со штразами. Кстати, вы помните этот фильм?
Заметим тут прежде всего очевидный и характерный «прыжок веры» от конкретных данных, о которых шла речь, к предсказаниям о вероятном желании общества изменить ни много, ни мало свою биологическую основу. Казалось бы, факт дифференциальной активности разных зон коры при принятии решений двух разных типов, показанный в этой работе, всего лишь подтверждает, что они действительно разных типов. Но такой вывод слишком уж мелкотравчатый, чтобы использовать его для построения картины мира. Поэтому он становится поводом поговорить не о чем-нибудь, а о перемене культурой своей биологии по желанию.
В этом проявляется совершенно «мичуринский» подход доброго сциентиста, для которого обещанное изменение биологии не только возможно, но и желательно («нам не следует ожидать милостей от природы, взять их у нее - наша задача»). Кроме этого тут для нас важно и само признание факта - борьба за указанные права воспринимается ее просвещенными сторонниками не просто как проявление гуманизма в 21 веке, но в конечном итоге именно как борьба за изменение биологии человека.
Разумеется, расширительный характер выводов и вольное парение мысли в комментариях можно легко объяснить понятным желанием привлечь внимание к своей работе. Но характерно уже то, в какую сторону направлено это парение и чье внимание стараются привлечь.
Другой комментарий на эту статью, который опубликован в журнале WIRED (это техно-утопический журнал популярный среди энтузиастов Нового Прекрасного мира), содержит такие слова: «Вопрос о том, выгодно ли придерживаться священных принципов на протяжении многих поколений и в масштабах не только индивидуальных, но и целых популяций лежит за пределами возможностей этого исследования. Но Бернс подозревает, что одно из преимуществ священных принципов состоит в их простоте: «Моя гипотеза о Десяти Заповедях заключается в том, что они существуют потому, что думать о заключающихся в них вопросах в терминах выгод и затрат слишком сложно. Гораздо проще иметь правило: «Не прелюбы сотвори». Это упрощает принятие решений.»»
Это всегда хорошо. Издавна русскому народу и его вооруженным силам было хорошо известно, что солдат любит яснoe, a вот дурак - красное, так как, например, в этих фильмах
В этих словах проявляется бескомпромиссная уверенность авторов статьи и ее комментаторов в том, что методы естественных наук вполне достаточны для решения вопросов о происхождения и общественном проявлении священных ценностей, например, веры в Бога и некоторых из Десяти заповедей. Сообразно с этим, авторы не сомневаются в утилитарном, в конечном счете, характере этих ценностей.
Эта уверенность не может быть основана на фактах, о которых шла речь выше. Обсуждаемое исследование даже о том, как обрабатываются мозгом “священные ценности”, говорит непрямым образом, поскольку вместо реального этического выбора испытуемые стояли перед моделью этого выбора, видя его “как бы сквозь тусклое стекло” (1 Кор 13:12). Но даже приняв, что использованный метод позволяет нам адекватно оценить активность мозга человека, осуществляющего обработку сигналов при этическом выборе, мы должны признать, что ни на какие другие вопросы обсуждаемое исследование не отвечает.
В нем самом не содержится никаких указаний на то, что вопросы о происхождении и “общественной функции” священных ценностей могут быть решены применением научного метода. Эта убежденность приходит из области мысли, которая целиком лежит вне науки. Одно популярное возражение апологетов сциентизма на подобную критику примерно таково: “Эта убежденность представляет собой вывод из истории науки и человечества в целом. Мы все больше и больше познаем мир, и у нас не может быть сомнений в поступательности этого движения.”
Последовательное применение этого принципа рождает среди людей, рассматривающих мир через призму сциентизма, убеждение в том, что идея Бога является отражением человеческого невежества и в том, что прогресс науки вынуждает богословов к постоянному отступлению в области непознанного, используя существование последнего для доказательства бытия Божия. Не вступая в неуместную в формате жэжэшной заметки полемику с этой идеей, известной под названием “Бог пробелов”, замечу другое; сама модель прогресса науки, который можно представить как заполнение некой книги текстом, между фрагментами которого могут существовать пробелы, куда коварные клерикалы и их приспешники подселяют Бога, как жильца на птичьих правах, не соответствует действительности.
Дело в том, что многие (в том числе и подавляющее большинство сциентистов) убеждены, что познание бесконечно, а следовательно, книга, в которую наука торопливо записывает новообнаруженные премудрости, постоянно растет. В том случае, если книга растет быстрее, чем наука вписывает в нее новые знания (а почему бы и нет, все равно ни один из этих процессов мы не можем измерить, поскольку они не являются измеряемыми величинами), общий объем пробелов будет неуклонно расти.
Если эти соображения кажутся вам слишком отвлеченными, то ответьте себе на такой вопрос: когда наука считала, что находится ближе к пониманию мыслительной деятельности человека - во времена Веры Павловны, издания журнала «Свисток» и публикации «Рефлексов головного мозга» покойным Иваном Михайловичем Сеченовым или сегодня? Если Вы читали «Рефлексы головного мозга», то поймете, что более правильным ответом является «во времена Веры Павловны». Хотя сегодня мы знаем о функциях мозга значительно больше, уверенности в близости к окончательному пониманию этого вопроса было больше у тех, кто им занимался полтора столетия назад.
Никакого исключения наука о мозге в этом отношении из себя не представляет. Если вы любите читать учебники по биологии (например по биохимии) столетней давности так, как люблю их читать я, вы поймете, что невежество о весьма важных предметах, которые нам сегодня кажутся(!) понятными, не мешало авторам иметь вполне цельное представление о предмете, считая при этом, что они неплохо владеют базовой информацией и что до окончательного решения непонятных вопросов рукой подать, осталось только перевалить через возвышающуюся перед ними гору. И что же оказалось?
Переход через те горы, которые маячили перед авторами тех учебников на горизонте, состоялся задолго до того, как я родился. После этого было преодолено еще много хребтов, и теперь нам понятно, что мы находимся посреди колоссального горного массива. Все, что мы можем увидеть - сплошные горы вокруг нас.
Как-то так
Никаких карт у нас нет и быть не может, поэтому разговоры о том, на каком расстоянии мы находимся от гипотетического конца маршрута, как и о том, что он из себя представляет и существует ли он вообще, не являются серьезным предметом даже для дружеского разговора у костра за тарелкой бобов кружкой чая. Это обстоятельство значительно снижает убедительность популярного аргумента о том, что применимость научного метода к решению всех проблем подтверждается логикой развития науки и общества.
Разыскивая мнения людей верующих об этой статье (признаюсь сразу, я их не нашел), я обнаружил интернетный журнал «Религиозные депеши». Однако журнал этот оказался проектом университетских религиоведов и журналистов такой степени прогрессивности, что оказался вполне в той же категории, что и WIRED.
«Религиозные депеши» также опубликовали комментарий на статью Бернса и др. Написан он был Арри Айзеном, преподающим в Центре Этики в Эмори, т.е. в том же университете, где работает Бернс. Комментарий в «Религиозных депешах», как и прочие, о которых здесь шла речь, содержит толковый пересказ статьи с правильным объяснением, что главной «изюминкой» этой работы была попытка поставить испытуемых в ситуацию морального выбора настолько реалистическую, насколько это возможно в эксперименте. Обширных мировоззренческих выкладок комментарий Айзена не содержит, не считая высказывания сожаления о том, что в этом исследовании не рассматривался вопрос о том, как ценности становятся священными. Таким образом, автор комментария вполне согласен с выраженным Бернсом и прочими комментаторами мнением, что вопрос о происхождении священных ценностей может быть решен с помощью научного метода.
Еще одна характерная черта комментариев, ярко проявившаяся в названии заметки Айзена - «Где в мозгу живут священные ценности?», это отождествление (пусть и не вполне явно высказанное, но всегда подразумеваемое, как в этом заголовке) активности определенных зон коры с самими ценностями. Если этот подход применять последовательно, то жидкокристаллический дисплей телевизора может быть признан источником программы «Вести» и сериала про тайны института благородных девиц, поскольку при выходе ЖКД из строя эти программы перестают быть доступными нашим ощущениям. Тем не менее, мы с вами знаем или хотя бы догадываемся, что их источник находится не только вне ЖКД, но даже и вне целого телевизора.
Использование подобной аналогии не считается допустимым сторонниками идеи о возможности и желательности применения научного метода ко всем вопросам мироздания без исключения. Беда их только в том, что свое мнение о недопустимости этой аналогии они не могут обосновать с помощью научного метода.
В этой части я собираюсь сказать пару слов об интерпретациях этой работы «с высоты птичьего полета», которые имеют отношение не столько к науке, сколько к мировоззрению. В конечном итоге самым важным для нас является то, как полученное знание меняет нашу картину мироздания; какой формы деталь из этого знания получают и в какое место мироздания вставляют.
И какие последствия для человейника знание этих премудростей будет иметь; никому ведь не хочется такого мира, как в этом фильме
Каков же «взгляд с высоты» на эту работу главного ее автора Грегори Бернса из Университета Эмори? В официальном сообщении пресс-службы этого университета приведены такие слова автора: «Будущие конфликты по вопросам политики и религии по всей вероятности будут иметь биологические аспекты. Некоторые культуры захотят изменить свою биологию, а в процессе этого и саму культуру.» Далее, в сообщении говорится, что в качестве примеров такого подхода культур к своей биологической основе автор привел борьбу за репродуктивные права женщин и однополые браки.
Тривиальный ум вставил бы сюда фото с гей-парада, но изменение биологии это вам изменение биологии, а не кожаные плавки со штразами. Кстати, вы помните этот фильм?
Заметим тут прежде всего очевидный и характерный «прыжок веры» от конкретных данных, о которых шла речь, к предсказаниям о вероятном желании общества изменить ни много, ни мало свою биологическую основу. Казалось бы, факт дифференциальной активности разных зон коры при принятии решений двух разных типов, показанный в этой работе, всего лишь подтверждает, что они действительно разных типов. Но такой вывод слишком уж мелкотравчатый, чтобы использовать его для построения картины мира. Поэтому он становится поводом поговорить не о чем-нибудь, а о перемене культурой своей биологии по желанию.
В этом проявляется совершенно «мичуринский» подход доброго сциентиста, для которого обещанное изменение биологии не только возможно, но и желательно («нам не следует ожидать милостей от природы, взять их у нее - наша задача»). Кроме этого тут для нас важно и само признание факта - борьба за указанные права воспринимается ее просвещенными сторонниками не просто как проявление гуманизма в 21 веке, но в конечном итоге именно как борьба за изменение биологии человека.
Разумеется, расширительный характер выводов и вольное парение мысли в комментариях можно легко объяснить понятным желанием привлечь внимание к своей работе. Но характерно уже то, в какую сторону направлено это парение и чье внимание стараются привлечь.
Другой комментарий на эту статью, который опубликован в журнале WIRED (это техно-утопический журнал популярный среди энтузиастов Нового Прекрасного мира), содержит такие слова: «Вопрос о том, выгодно ли придерживаться священных принципов на протяжении многих поколений и в масштабах не только индивидуальных, но и целых популяций лежит за пределами возможностей этого исследования. Но Бернс подозревает, что одно из преимуществ священных принципов состоит в их простоте: «Моя гипотеза о Десяти Заповедях заключается в том, что они существуют потому, что думать о заключающихся в них вопросах в терминах выгод и затрат слишком сложно. Гораздо проще иметь правило: «Не прелюбы сотвори». Это упрощает принятие решений.»»
Это всегда хорошо. Издавна русскому народу и его вооруженным силам было хорошо известно, что солдат любит яснoe, a вот дурак - красное, так как, например, в этих фильмах
В этих словах проявляется бескомпромиссная уверенность авторов статьи и ее комментаторов в том, что методы естественных наук вполне достаточны для решения вопросов о происхождения и общественном проявлении священных ценностей, например, веры в Бога и некоторых из Десяти заповедей. Сообразно с этим, авторы не сомневаются в утилитарном, в конечном счете, характере этих ценностей.
Эта уверенность не может быть основана на фактах, о которых шла речь выше. Обсуждаемое исследование даже о том, как обрабатываются мозгом “священные ценности”, говорит непрямым образом, поскольку вместо реального этического выбора испытуемые стояли перед моделью этого выбора, видя его “как бы сквозь тусклое стекло” (1 Кор 13:12). Но даже приняв, что использованный метод позволяет нам адекватно оценить активность мозга человека, осуществляющего обработку сигналов при этическом выборе, мы должны признать, что ни на какие другие вопросы обсуждаемое исследование не отвечает.
В нем самом не содержится никаких указаний на то, что вопросы о происхождении и “общественной функции” священных ценностей могут быть решены применением научного метода. Эта убежденность приходит из области мысли, которая целиком лежит вне науки. Одно популярное возражение апологетов сциентизма на подобную критику примерно таково: “Эта убежденность представляет собой вывод из истории науки и человечества в целом. Мы все больше и больше познаем мир, и у нас не может быть сомнений в поступательности этого движения.”
Последовательное применение этого принципа рождает среди людей, рассматривающих мир через призму сциентизма, убеждение в том, что идея Бога является отражением человеческого невежества и в том, что прогресс науки вынуждает богословов к постоянному отступлению в области непознанного, используя существование последнего для доказательства бытия Божия. Не вступая в неуместную в формате жэжэшной заметки полемику с этой идеей, известной под названием “Бог пробелов”, замечу другое; сама модель прогресса науки, который можно представить как заполнение некой книги текстом, между фрагментами которого могут существовать пробелы, куда коварные клерикалы и их приспешники подселяют Бога, как жильца на птичьих правах, не соответствует действительности.
Дело в том, что многие (в том числе и подавляющее большинство сциентистов) убеждены, что познание бесконечно, а следовательно, книга, в которую наука торопливо записывает новообнаруженные премудрости, постоянно растет. В том случае, если книга растет быстрее, чем наука вписывает в нее новые знания (а почему бы и нет, все равно ни один из этих процессов мы не можем измерить, поскольку они не являются измеряемыми величинами), общий объем пробелов будет неуклонно расти.
Если эти соображения кажутся вам слишком отвлеченными, то ответьте себе на такой вопрос: когда наука считала, что находится ближе к пониманию мыслительной деятельности человека - во времена Веры Павловны, издания журнала «Свисток» и публикации «Рефлексов головного мозга» покойным Иваном Михайловичем Сеченовым или сегодня? Если Вы читали «Рефлексы головного мозга», то поймете, что более правильным ответом является «во времена Веры Павловны». Хотя сегодня мы знаем о функциях мозга значительно больше, уверенности в близости к окончательному пониманию этого вопроса было больше у тех, кто им занимался полтора столетия назад.
Никакого исключения наука о мозге в этом отношении из себя не представляет. Если вы любите читать учебники по биологии (например по биохимии) столетней давности так, как люблю их читать я, вы поймете, что невежество о весьма важных предметах, которые нам сегодня кажутся(!) понятными, не мешало авторам иметь вполне цельное представление о предмете, считая при этом, что они неплохо владеют базовой информацией и что до окончательного решения непонятных вопросов рукой подать, осталось только перевалить через возвышающуюся перед ними гору. И что же оказалось?
Переход через те горы, которые маячили перед авторами тех учебников на горизонте, состоялся задолго до того, как я родился. После этого было преодолено еще много хребтов, и теперь нам понятно, что мы находимся посреди колоссального горного массива. Все, что мы можем увидеть - сплошные горы вокруг нас.
Как-то так
Никаких карт у нас нет и быть не может, поэтому разговоры о том, на каком расстоянии мы находимся от гипотетического конца маршрута, как и о том, что он из себя представляет и существует ли он вообще, не являются серьезным предметом даже для дружеского разговора у костра за тарелкой бобов кружкой чая. Это обстоятельство значительно снижает убедительность популярного аргумента о том, что применимость научного метода к решению всех проблем подтверждается логикой развития науки и общества.
Разыскивая мнения людей верующих об этой статье (признаюсь сразу, я их не нашел), я обнаружил интернетный журнал «Религиозные депеши». Однако журнал этот оказался проектом университетских религиоведов и журналистов такой степени прогрессивности, что оказался вполне в той же категории, что и WIRED.
«Религиозные депеши» также опубликовали комментарий на статью Бернса и др. Написан он был Арри Айзеном, преподающим в Центре Этики в Эмори, т.е. в том же университете, где работает Бернс. Комментарий в «Религиозных депешах», как и прочие, о которых здесь шла речь, содержит толковый пересказ статьи с правильным объяснением, что главной «изюминкой» этой работы была попытка поставить испытуемых в ситуацию морального выбора настолько реалистическую, насколько это возможно в эксперименте. Обширных мировоззренческих выкладок комментарий Айзена не содержит, не считая высказывания сожаления о том, что в этом исследовании не рассматривался вопрос о том, как ценности становятся священными. Таким образом, автор комментария вполне согласен с выраженным Бернсом и прочими комментаторами мнением, что вопрос о происхождении священных ценностей может быть решен с помощью научного метода.
Еще одна характерная черта комментариев, ярко проявившаяся в названии заметки Айзена - «Где в мозгу живут священные ценности?», это отождествление (пусть и не вполне явно высказанное, но всегда подразумеваемое, как в этом заголовке) активности определенных зон коры с самими ценностями. Если этот подход применять последовательно, то жидкокристаллический дисплей телевизора может быть признан источником программы «Вести» и сериала про тайны института благородных девиц, поскольку при выходе ЖКД из строя эти программы перестают быть доступными нашим ощущениям. Тем не менее, мы с вами знаем или хотя бы догадываемся, что их источник находится не только вне ЖКД, но даже и вне целого телевизора.
Использование подобной аналогии не считается допустимым сторонниками идеи о возможности и желательности применения научного метода ко всем вопросам мироздания без исключения. Беда их только в том, что свое мнение о недопустимости этой аналогии они не могут обосновать с помощью научного метода.