(no subject)

[patashinsky]

***

Если мне становится плохо,
и распадается воздух мой,
я принимаю палочку Коха
и еду на перекладных домой,
а там ждут, шевеля ножами,
мои молодые, неистовые друзья,
это для них меня воскрешали,
делали мне нельзя,
поднимали в небо, заслонив млечный,
но такой черный путь,
и закипала, градусник растягивая аптечный,
голубая лунная ртуть.

На полустанке к нам подлетит тачанка,
вся бесконечная рать,
бойцы сдвинут пустые чарки
и начнут песню о снег марать,
а затем буденый сырого сердца,
сабля литых кровей, талой звезды,
оторвав глаза от вожделенного зельца,
расскажет, почему же не спят дрозды,
а затем и поезд, рельсой измученной
расписания, которому скоро полста тому,
погудит от случая к случаю,
теряясь в сыром дыму.

Когда год выжимают за два,
и завтра становится, как вчера,
появляются из глубины базальта
реликтовые кучера,
они поют, сидя на лунной лире,
эмалевой, жестяной,
а ты знаешь, меня потом застрелили,
спрятавшись за стеной,
что обязательно надо вспомнить,
поднимая заржавленный пистолет,
выходя из прозрачных комнат,
погасив тишину, как свет.