(no subject)
Когда я просыпаюсь ночью от того, что вздрагиваю, а потом лежу долго-долго, ворочаюсь и смотрю
на тебя, то мне кажется,что меня кто-то заставляет взять себя в руки и подумать как следует. Конечно, можно схитрить и выпить корвалол или почитать книжку, чтобы заснуть и ни о чем не думать, но это вряд ли поможет. И даже приведет к бессоннице.
Иногда ты внезапно понимаешь, что влюблен в человека. И это вовсе не от того, что какое-то притяжение появилось особенное, которого не было до этого момента, или он стал к тебе искреннее относиться, вовсе нет. Это понимаешь тогда когда ты елозишь на кресле перед компьютером, а он ничего не отвечает. Или когда хочется в одной строке спросить миллион вопросов и чтобы тебе на каждый из них ответили прямо сейчас, немедленно же. А еще замечаешь, что тебе так обидно до слез, когда ты случайно видишь его с другой девушкой, и ты такая гордая сразу начинаешь отшучиваться, мол, ну и что это за блядь с тобой гуляла. А у самой болезненно сжимается сердце и непонятно почему портится настроение. Настроение вообще становится не в твоей власти. Ну и после этого пытаешься как-то обхитрить себя и втолковать, что вы пока просто друзья, что он просто так может разговаривать с кем угодно, что ты не можешь иметь права на другого человека. Не можешь, а внутри все бастует, что должен, что вот твоему нечаянному объекту воздыхания должно быть очень хорошо и счастливо в твоих постоянных объятиях, что он должен меняться а глазах. Ну и что, что он сейчас отшучивается и избегает тебя, это же просто мера защиты такая.
Но страшна совсем не вся эта взбалмошная дребедень, которую ты сам в себя имплантируешь и по-быстрому заживляешь нечаянно появившиеся шрамики. Страшно то, что на самом деле ты можешь из-за своей чистоты и возвышенности от этого чувства совсем не разглядеть суть. Именно так ты готов жертвовать, оправдывать партнера, ставить себя в сколько угодно неудобные положения, лишь бы вот хоть краешек своей цели уловить. И с яростной настойчивость тянешься к цели, пытаешься чаще звонить, вызывать в человеке чувство вины, что он-то от вас меньше зависим, вот и не пишет, не звонит. Для прихода к финишу мы готовы любые общечеловеческие нормы и правила извратить до неузнаваемости, до абсурда довести вежливость, до предела накалить самодостаточность. Но мы всего этого ни в жизнь не заметим, сколько бы нам не говорили близкие и друзья. Ведь этот сладкий плод все ближе и ближе, мы почти ухватили его спелую мякоть и сжали в своих ненасытных ручонках. Наша одержимость тут-то и достигнет своего предела, потому что все, что не дается, оно прекрасно.
Жаль, что нет такого лекарства, которое бы открывало глаза хоть на секундочку в этом страшном порыве, в этой войне за чужое нутро. Как только бы мы оказались в комнате с настоящим пределом наших мечтаний, с таким, которые чистит зубы по утрам и не моет голову, который не готовит тебе ужин, если ты с ног от усталости валишься, который просто ничего кроме себя не ценит, мы бы ужаснулись, наверно. Ведь те усилия и победы, те хитрые манипуляции ради достижения корыстной цели, вся та грязь и беспомощность, которые порождает наше чувство, упало бы нам под ноги ненужный грудой. Бессмысленной и безжалостной.
Кровью и потом не завоевываются человеки. Им либо хорошо просто так, без преград, либо это не то, что нужно. Уметь с легкостью отпускать то, чего хочется больше жизни сейчас - вот это для меня желанное искусство.
Я учусь, день за днем.
И сквозь руки утекает все,что дорого.