Комиссарские качели
Вопрос о дважды введëнном и дважды отменëнном в 1937-1942 гг. институте военных комиссаров считался в советское время довольно деликатным (особенно первая итерация). Нередко авторы работ лишь констатировали эти факты без какого-либо анализа. Как эмоционально выражался Н.Г. Павленко (главред «Военно-исторического журнала») на совещании военных историков «О методологии военно-исторического исследования» 1 марта 1965 г.:
«Неблагополучно обстоит дело и с исследованием фактов. В процессе военного строительства и в руководстве действиями вооруженных сил у нас накоплен огромный опыт. Критически оценить его, выявить все рациональное и сделать выводы из ошибок - задача исследователя. В некоторых же наших военно-исторических трудах, даже в недавно вышедшей книге группы авторов - «КПСС и строительство Советских Вооруженных Сил» [М., 1965] все сводится к одному выводу: все, что ни делалось у нас - все правильно! Например, в 1924 году было введено единоначалие - авторы считают, что это хорошо; в 1937 году его отменили - тоже правильно; в 1940 году ввели вновь - отлично; в 1941 году отменили - иначе нельзя было; в 1942 году возродили единоначалие - замечательно! В книге вы не встретите ни анализа последствий каждой из этих реформ, ни объяснения причин».
Тем не менее и позднее выходили работы («50 лет Вооруженных Сил СССР» (М., 1968), «История Коммунистической партии Советского Союза» (Т. 5. Кн. 1. М., 1970), «КПСС - организатор защиты социалистического Отечества» (М., 1974; изд. 2-е, доп. М., 1977) и др.), в которых авторы уклонялись от объяснения причин изменений в организации в 1937 и 1940 гг.
Безусловно, в немалой степени подобное отношение было связано с темой репрессий. При этом, что интересно, в конце 40-х - начале 50-х авторы прямо писали, что одной из задач новоявленных комиссаров являлась работа «по выкорчевыванию врагов народа и их единомышленников» (Петров Ю.П. Строительство партийно-политического аппарата Советской Армии (1921-1941 гг.). М., 1954).
Потом, правда, на XX съезде выяснилось, что врагов народа не было, а был культ и вредители вроде Ежова и Берии. Потому про такую связь писать практически перестали. Хотя были и исключения, вроде Ф.Б. Комала, отметившего в учебном пособии для ленинградской Военной академии связи, что «введение института военных комиссаров в 1937 году было связано главным образом с проводившимися массовыми репрессиями в отношении военных кадров, когда считалось, что «враги» глубоко проникли во все звенья армейского аппарата и что нужно было якобы очистить армию от последствий их вредительской деятельности».
Это, на всякий случай, 1967 год. Там же Комал указал на неудовлетворительность объяснения введения в мае 1937 года института военных комиссаров сложностью обстановки в армии, расширением ее состава, призывом в армию командиров из запаса, которым нужна была помощь со стороны комиссаров, и необходимостью усиления партийно-политической работы в войсках. Те же самые процессы, даже в бóльшем масштабе, происходили и в 1940 году, когда институт наоборот упразднили. Но подобные формулировки в различных работах (включая Советскую Военную Энциклопедию) постоянно возникали и позднее. По сути такое объяснение повторяло выступление К.Е. Ворошилова на XVIII съезде партии (март 1939 г.): «в связи с ростом численности армии и военной техники армии и непрерывно повышающимися культурными запросами бойцов, было признано необходимым создание института комиссаров».
В зарубежной историографии ответы на подобные вопросы были более уверенными - усиление влияния (контроля) партии в армии в связи с начавшимися чистками, обеспечение лояльности командиров. С точки зрения иностранцев, произошёл откат к началу 20-х, а я бы даже сказал, что к 1918 году, когда, по образному выражению М.В. Фрунзе, «комиссар впервые выплыл на сцену в качестве советского контролера». Только в Гражданскую в первую очередь контролировали военных специалистов, а теперь - всех командиров РККА, невзирая на стаж и заслуги. Были ли сами комиссары орудием проведения чисток - здесь мнения расходились. Одни считали, что были; другие - что большинство хотело просто пережить их. Тем более, что политработники не были неприкасаемой кастой и репрессии коснулись их в той же мере (если не больше) что и остальную армию.
По поводу причины отмены военных комиссаров в 1940 году иностранные специалисты в общем единодушно называли опыт советско-финляндской войны 1939-1940 гг., т.е. как бы многие ошибки и неудачи в ней были связаны с их существованием: неуверенность командиров, опасавшихся комиссаров; самонадеянность и самоуверенность комиссаров, не обладавших в большинстве своём необходимыми военными знаниями; ослабление системы управления войсками вследствие возрождения двуначалия.
В конце 80-х - начале 90-х отечественные историки в целом согласились с такими выводами бывших «буржуазных фальсификаторов», особенно в свете опубликования новых документов (майские доклад Мехлиса, акт передачи Наркомата обороны и т.д.), где говорилось о неблагополучном положении с политорганами. Уже в нашем веке историки пишут, что «новое руководство наркомата обороны СССР (С.К. Тимошенко, Г.К. Жуков) сумело убедить И.В. Сталина, используя его недовольство итогами финской войны, в необходимости ограничить полновластие комиссаров, устранить совершенно абсурдный дуализм в сфере боевого управления». Удивительно, конечно, видеть Жукова в руководстве НКО летом 1940 г., но чего не придумаешь для убедительности.
На мой взгляд, тут упускается момент, что в июле 1941 года советское руководство опять решило устроить «забег по граблям», снова выведя на сцену комиссаров. В свете этого объяснение про недовольство «итогами финской войны» несколько теряет в убедительности. Потому я бы предположил, что институт военных комиссаров в глазах государственной верхушки как раз удовлетворительно выполнил свои задачи, для которых он вводился, но репрессии закончились, а вооружённые силы показали свою преданность Сталину и в мирное время, и в период различных военных конфликтов и походов (т.е. политработники обеспечили контроль и требуемую лояльность), потому «мавр сделал своё дело, мавр может уходить».
Однако неудачное начало Великой Отечественной войны снова вызвало подозрение в предательстве глубоко затаившихся врагов, потому опять в ход пустили проверенное средство - комиссаров.
«Неблагополучно обстоит дело и с исследованием фактов. В процессе военного строительства и в руководстве действиями вооруженных сил у нас накоплен огромный опыт. Критически оценить его, выявить все рациональное и сделать выводы из ошибок - задача исследователя. В некоторых же наших военно-исторических трудах, даже в недавно вышедшей книге группы авторов - «КПСС и строительство Советских Вооруженных Сил» [М., 1965] все сводится к одному выводу: все, что ни делалось у нас - все правильно! Например, в 1924 году было введено единоначалие - авторы считают, что это хорошо; в 1937 году его отменили - тоже правильно; в 1940 году ввели вновь - отлично; в 1941 году отменили - иначе нельзя было; в 1942 году возродили единоначалие - замечательно! В книге вы не встретите ни анализа последствий каждой из этих реформ, ни объяснения причин».
Тем не менее и позднее выходили работы («50 лет Вооруженных Сил СССР» (М., 1968), «История Коммунистической партии Советского Союза» (Т. 5. Кн. 1. М., 1970), «КПСС - организатор защиты социалистического Отечества» (М., 1974; изд. 2-е, доп. М., 1977) и др.), в которых авторы уклонялись от объяснения причин изменений в организации в 1937 и 1940 гг.
Безусловно, в немалой степени подобное отношение было связано с темой репрессий. При этом, что интересно, в конце 40-х - начале 50-х авторы прямо писали, что одной из задач новоявленных комиссаров являлась работа «по выкорчевыванию врагов народа и их единомышленников» (Петров Ю.П. Строительство партийно-политического аппарата Советской Армии (1921-1941 гг.). М., 1954).
Потом, правда, на XX съезде выяснилось, что врагов народа не было, а был культ и вредители вроде Ежова и Берии. Потому про такую связь писать практически перестали. Хотя были и исключения, вроде Ф.Б. Комала, отметившего в учебном пособии для ленинградской Военной академии связи, что «введение института военных комиссаров в 1937 году было связано главным образом с проводившимися массовыми репрессиями в отношении военных кадров, когда считалось, что «враги» глубоко проникли во все звенья армейского аппарата и что нужно было якобы очистить армию от последствий их вредительской деятельности».
Это, на всякий случай, 1967 год. Там же Комал указал на неудовлетворительность объяснения введения в мае 1937 года института военных комиссаров сложностью обстановки в армии, расширением ее состава, призывом в армию командиров из запаса, которым нужна была помощь со стороны комиссаров, и необходимостью усиления партийно-политической работы в войсках. Те же самые процессы, даже в бóльшем масштабе, происходили и в 1940 году, когда институт наоборот упразднили. Но подобные формулировки в различных работах (включая Советскую Военную Энциклопедию) постоянно возникали и позднее. По сути такое объяснение повторяло выступление К.Е. Ворошилова на XVIII съезде партии (март 1939 г.): «в связи с ростом численности армии и военной техники армии и непрерывно повышающимися культурными запросами бойцов, было признано необходимым создание института комиссаров».
В зарубежной историографии ответы на подобные вопросы были более уверенными - усиление влияния (контроля) партии в армии в связи с начавшимися чистками, обеспечение лояльности командиров. С точки зрения иностранцев, произошёл откат к началу 20-х, а я бы даже сказал, что к 1918 году, когда, по образному выражению М.В. Фрунзе, «комиссар впервые выплыл на сцену в качестве советского контролера». Только в Гражданскую в первую очередь контролировали военных специалистов, а теперь - всех командиров РККА, невзирая на стаж и заслуги. Были ли сами комиссары орудием проведения чисток - здесь мнения расходились. Одни считали, что были; другие - что большинство хотело просто пережить их. Тем более, что политработники не были неприкасаемой кастой и репрессии коснулись их в той же мере (если не больше) что и остальную армию.
По поводу причины отмены военных комиссаров в 1940 году иностранные специалисты в общем единодушно называли опыт советско-финляндской войны 1939-1940 гг., т.е. как бы многие ошибки и неудачи в ней были связаны с их существованием: неуверенность командиров, опасавшихся комиссаров; самонадеянность и самоуверенность комиссаров, не обладавших в большинстве своём необходимыми военными знаниями; ослабление системы управления войсками вследствие возрождения двуначалия.
В конце 80-х - начале 90-х отечественные историки в целом согласились с такими выводами бывших «буржуазных фальсификаторов», особенно в свете опубликования новых документов (майские доклад Мехлиса, акт передачи Наркомата обороны и т.д.), где говорилось о неблагополучном положении с политорганами. Уже в нашем веке историки пишут, что «новое руководство наркомата обороны СССР (С.К. Тимошенко, Г.К. Жуков) сумело убедить И.В. Сталина, используя его недовольство итогами финской войны, в необходимости ограничить полновластие комиссаров, устранить совершенно абсурдный дуализм в сфере боевого управления». Удивительно, конечно, видеть Жукова в руководстве НКО летом 1940 г., но чего не придумаешь для убедительности.
На мой взгляд, тут упускается момент, что в июле 1941 года советское руководство опять решило устроить «забег по граблям», снова выведя на сцену комиссаров. В свете этого объяснение про недовольство «итогами финской войны» несколько теряет в убедительности. Потому я бы предположил, что институт военных комиссаров в глазах государственной верхушки как раз удовлетворительно выполнил свои задачи, для которых он вводился, но репрессии закончились, а вооружённые силы показали свою преданность Сталину и в мирное время, и в период различных военных конфликтов и походов (т.е. политработники обеспечили контроль и требуемую лояльность), потому «мавр сделал своё дело, мавр может уходить».
Однако неудачное начало Великой Отечественной войны снова вызвало подозрение в предательстве глубоко затаившихся врагов, потому опять в ход пустили проверенное средство - комиссаров.