Крапивин и смерть
Советские детские книги, равно как и советские концлагеря для подростков ("колонии" в макаренковском смысле или та же "Каравелла" Крапивина) создавали недостижимый этический идеал "советского пионера и школьника", неестественно порядочного и преданного друзьям, готового во имя честности и дружбы пойти на смерть (персонажи Крапивина совершают самоубийство практически всегда).
Герой Крапивина - это советский "одноразовый солдат" - камикадзе. Он должен пойти на фронт (разумеется, не умея стрелять, ведь он "мушкетер"), а дальше - броситься на танк с гранатой, помереть максимально быстро и эффективно, чтобы не затруднять родное государство тратами на кашу и медикаменты.
Советская детская литература играла роль отборочного сита, позволявшего отстранять от участия в жизни и политике людей, способные предъявить Советской власти этические претензии - в нечестности и непорядочности. То есть потенциальных Граждан в гегелевско-кожевском смысле.
Таковые либо погибали в одноразовом броске под танк, либо всю жизнь мучились, что не сделали этого по модели: «Все друзья бросились под танк, а я выжил. Выходит - мразь, предал друзей».
Нагибин всю жизнь страдал, что "Оська" и "Павлик" погибли, а он, подлец, уцелел.
Советская власть тыкала трупами мертвых пионеров в морды живым, нагло предъявляла этические претензии от их имени. Дескать, вы, гниды, под танком не сгорели, кайтесь перед погибшими и "Софьей Власьевной". Рот на замок и не сметь предъявлять претензии начальству.
Но если в сталинские годы конструирование из школьника "Тимура" было осмысленно - великий вождь собирался воевать с помощью одноразовых солдат, то поздний СССР официально отказался от войны и производил мерзкий дискурс по инерции.
Парадоксальным образом подлинный крах советской детской литературы настанет тогда, когда её читатели вместо самоубийств займутся политикой.
Иначе говоря - начнут предъявлять этические претензии власти. Предъявить такую претензию может только Гражданин. Это и означает смерть «крапивинского человека» как разновидности гегелевского разорванного сознания.
Лучший ответ советской "системе", тыкающей вам в нос трупом дохлого пионера - снести саму систему. Так преодолевается разделение советского недочеловека на совершившего одноразовое самоубийство героя и по недоразумению живущую милостью Советской власти гниду. Получается просто человек. Самый обычный русский.
(спасибо Андрею Ашкерову, навел на мысль).
Герой Крапивина - это советский "одноразовый солдат" - камикадзе. Он должен пойти на фронт (разумеется, не умея стрелять, ведь он "мушкетер"), а дальше - броситься на танк с гранатой, помереть максимально быстро и эффективно, чтобы не затруднять родное государство тратами на кашу и медикаменты.
Советская детская литература играла роль отборочного сита, позволявшего отстранять от участия в жизни и политике людей, способные предъявить Советской власти этические претензии - в нечестности и непорядочности. То есть потенциальных Граждан в гегелевско-кожевском смысле.
Таковые либо погибали в одноразовом броске под танк, либо всю жизнь мучились, что не сделали этого по модели: «Все друзья бросились под танк, а я выжил. Выходит - мразь, предал друзей».
Нагибин всю жизнь страдал, что "Оська" и "Павлик" погибли, а он, подлец, уцелел.
Советская власть тыкала трупами мертвых пионеров в морды живым, нагло предъявляла этические претензии от их имени. Дескать, вы, гниды, под танком не сгорели, кайтесь перед погибшими и "Софьей Власьевной". Рот на замок и не сметь предъявлять претензии начальству.
Но если в сталинские годы конструирование из школьника "Тимура" было осмысленно - великий вождь собирался воевать с помощью одноразовых солдат, то поздний СССР официально отказался от войны и производил мерзкий дискурс по инерции.
Парадоксальным образом подлинный крах советской детской литературы настанет тогда, когда её читатели вместо самоубийств займутся политикой.
Иначе говоря - начнут предъявлять этические претензии власти. Предъявить такую претензию может только Гражданин. Это и означает смерть «крапивинского человека» как разновидности гегелевского разорванного сознания.
Лучший ответ советской "системе", тыкающей вам в нос трупом дохлого пионера - снести саму систему. Так преодолевается разделение советского недочеловека на совершившего одноразовое самоубийство героя и по недоразумению живущую милостью Советской власти гниду. Получается просто человек. Самый обычный русский.
(спасибо Андрею Ашкерову, навел на мысль).