У Архипова вышла книжка пьес в Екатеринбурге
У Александра Архипова в Екатеринбурге вышел сборник пьес. Там новый "Остров Мирный" (пьеса, кто читал её раньше, очень здорово переделана и прямо просится на сцену - современная умная мелодрама), "Дембельский поезд", "Подземный Бог", "Винтовка Мосина" (что будет ставиться в театре Et cetera) и дурацкая юношеская зарисовка "Джек - неоновый свет", неизвестно зачем опубликованная. Александр Архипов теперь живет в Москве, он из главных редакторов Свердловской киностудии стал главным редактором сельяновской кинокомпании "СТВ".
В серии "Уральская школа драматургии" должны в выйти в ближайшее время сборники Олега Богаева, Ярославы Пулинович и Василия Сигарева.
Ниже публикую своё предисловие к книжке.
Простой уральский паренёк
Так драматург Александр Архипов чаще всего называл себя в юности, умирая от приступа скромности. В этом самоопределении много кокетства, но на удивление много и точности в идентификации. Лукавый, хитренький, коренастый, действительно простой и народный драматург, Архипов ценен не устремлением писательской мысли к музыке сфер и проблемам онтологии. Архипов - здешний, местнический. Он смог описать провинцию 2000-х, жизнь своего народа в мире и на войне, жизнь таких же простых уральских пареньков, услышать их речь - корявую и кудрявую, борзую и несущую печаль. Самый близкий поэт к драматургии Архипова - Борис Рыжий, поэт из того же круга Николая Коляды и мощнейшего культурного выброса 1980-1999-х. В столь индустриальном городе, как Екатеринбург, такое слово не будет грубым, ведь этот «выброс» породил уральский рок и уральскую хореографию, уральскую драматургию и уральские театральные эксперименты. Все эти год город Свердловск-Екатеринбург мог смело называться культурной столицей срединной России.
Герой «Дембельского поезда» - главной пьесы Архипова - солдатик Женя, убивающий себя на одной из бессмысленных войн новой российской государственности, пытался написать единственный стих в своей жизни. Его хватило на одну строку: «Прощай, Эллада». Неумеха, он тем не менее написал очень хорошую строку, энергичную и ёмкую, точную. Одновременно и про желание молодого героя слиться с вечностью через чистый миф, и одновременно про бесперспективность этого желания. Про это драматургия Архипова: про то, как в душе простого уральского паренька, переживающего бессмысленность и безгеройство 1990-х в России, созревает маленькая, хрупкая потребность в трансцендентом мире, творческий позыв, не заметный «большому миру», но заметный (хотя бы) драматургу Архипову, взявшемуся за труд дать таким неичислимым женькам свой голос в искусстве.
Биография Архипова пока несложна, но даже некоторые ее особо удачные пункты заставляют часто упрекает автора в некотором бездействии: пишет пьесы он непростительно редко. И нельзя сказать потому, что долго готовится. Когда так поступает разочаровавшийся во всём неудачник и иной несчастливый автор, это ясно. Но здесь мы видим, напротив, что театр, обычно крайне инертный в отношении современной литературы, принял пьесы Архипова: уже в первый свой сезон «Дембельский поезд» был поставлен в восьми театрах России и так до сих пор и не покидал сцены, в нынешнем сезоне еще и пережив несколько премьер.
Александр Архипов окончил авторский курс Николая Коляды в Екатеринбургском театральном институте, затем поступил во ВГИК на курс Рустама Ибрагимбекова. Параллельная сценарная деятельность привела Александра Архипова в Свердловскую киностудию, где он стал главным редактором, а затем он переехал в Москву, став главным редактором киностудии «СТВ», одной из самых заметных в России. Теперь его мечта - вернуться в театр, что совпадает и с мечтами его почитателей. Кино, этот молох, отобравший у театра не одну жертву, должно в данном случае поделиться. Сборник, который вы держите в руках. задумывался и как итог первых нескольких лет писательского труда, и как выстрел в будущее.
Что может предложить театрам драматург Архипов?
Совершенно понятно, почему «Дембельский поезд» получил такое распространение. Так или иначе эта пьеса остается практически единственным текстом о современных войнах. При том, что, разумеется, надо отчетливо понимать, что целый ряд социальных проблем российского общества - это табуированная зона для нашего театра, часто боящегося не только нагоняя от властей и церкви, но и самого зрителя. У «ДБ» отчетливо пацифистский призыв. Архипов не строит эту пьесу традиционно: в ней скетчеобразный принцип построения диалога микшируется с удивительно странными, мистически написанными «наплывами» снов, видений. Везде заложен принцип двуплановости - живой и мертвый мир, мир унылой реальности и прекрасной сказки, поезд, едущий домой, и санитарный барак для умирающих, статика и движение. В английском языке «санаторий» и «дом для умалишенных» - омонимы. Так и здесь, хватанув поровну и густого натурализма, и мистического кошмара, Архипов рисует портрет поколения провинциальных мальчиков, уничтоженных бессмысленной государственной машиной, которые зависли между жаждой подвига и жаждой творческой реализации. Нет и не было иного «применения» этим русских подросткам в России 1990-х. Мистическое обоснование их короткой жизни, их прорывы в трансцедентное и финальное расстворение в вечности обеспечило этой пьесе множественные интерпретации и обращения.
В «Подземном боге» та же тема взаимопроникновения устойчивой реальности и потустороннего была развернута в пространстве екатеринбургского метрополитена. Архипов говорил о зависимости урбанистического человека от ритмов городской жизни, о том, что каменные джунгли порождают свои легенды, которые воздействуют на нас, как страхи средневековья или первобытного общества. Техногенный, упорядоченный до мелочей мир взрывается, покрываясь мистическими узорами современных психозов и фобий. Перед ликом подземного бога человек ничтожен и неспокоен, только герой из подземелья может разбудить спящее сознание горожанина.
В «Винтовке Мосина» сюжет строится вокруг поминок друга, пришедшего из армии. Смерть и жизнь пронзают друг друга, а персонажи стоят перед могилой бездарно погибшего друга как перед метафизической бездной. Эпизоды складываются в набор бестолковых действий бестолковых людей. Люди доводят простейшие ситуации до трагизма благодаря своей феерической бездумности, прогрессирующему чувству безответственности. Всё получается случайно, всё невзначай. События накладываются друг на друга и история развивается не по какой-либо логике, а по наитию - всё внезапно, сплошной инсайт, пьяный угар. Мотивация поступков - только бы высвободить кипучую бессмысленную энергию. В «Винтовке Мосина» восстает образ современности, современного человека - безвольных, покорных своим инстинктам людей, потерявших чувство ответственности и необходимость слежения за самим собой, людей, которыми руководит случай, которых жизнь, которую они хотят обмануть, самих лукаво обводит вокруг пальца. Если в эпоху первых двух мировых войн жизнь другого человека в огне вселенской катастрофой становилась бесценком, то перед третьей мировой войной человечество приходит к выводу, что и твоя личная жизнь для тебя же самого - бросовый товар, гнутая копейка, повод к безрезультатному испытанию судьбы.
И последний, еще не прочитанный театрами текст - «Остров Мирный». Написанная в чуть более легкой манере, нежели предыдущие пьесы, «Остров» вновь вторгается на солдатскую территорию, где так просто и естественно развернуть конфликт между чувством долга и личной свободой. Герои пьесы Архипова переживают комплекс неполноценности, пустоту и скуку своей жизни. От тоски начальник гарнизона избивает жену, от тоски жена видит в молоденьком солдате лекарство от душевной боли, от тоски старший офицер впадает в роль Яго, катализатора ревности и сексота. Каждому, чтобы укрепиться, устоять на земле, нужен кто-то «второй». Главный герой Толстый, который невзначай разрушает «мирность» острова, носит вместо сапог кроссовки - и этот отчаянный, но необходимый жест (нет сапог нужного размера!) оказывается в этой ситуации едва ли не вызовом обществу. Театральная постановка в казарме (как единственная возможность прорваться к трансцендентному миру изнутри механического, роботизированному) вызывает у всех страдающих острый приступ жалости к себе и катастрофу.
Павел Руднев