Битва за производство
Слова “профсоюз”, “рабочее движение” мало у кого сегодня вызывают положительные ассоциации. Молодежь не знает об этом ничего, воспринимая как нечто из далекого прошлого, отсутствующее в наши дни. Старшее поколение вспомнит брежневские профсоюзы, выдававшие путевки в санатории и билеты на детские утренники, и занимавшиеся чем угодно, но только не защитой права трудящихся. Понимание профсоюза, как органа борьбы, улетучивается из нашей жизни.
Застойное понимание профсоюзов успешно перекочевало и в нынешнее время. Формально такие структуры есть почти на всех крупных предприятиях, но в большинстве случаев о являются лишь придатком работодателя, эдаким вспомогательным отделом кадров. Деградации рабочего движения немало способствовало и крупнейшее объединение российских профсоюзов - “Федерация независимых профсоюзов России” (ФНПР), формально объединяющее десятки миллионов людей.
Про ФНПР разговор отдельный. Федерация была создана в 1990 г. и пережила не только Советский Союз, но и все последующие пертурбации. Ее бессменный лидер, Михаил Шмаков - номенклатурщик с высочайшими навыками приспособленчества, который занимает известную по Госдуме роль “оппозиции его величества”, только не в политическом, а в социальном пространстве. Понятно, что шмаковцы ни о какой реальной рабочей борьбе даже не помышляют, зато активно используют доставшую с советских времен профсоюзную собственность - ДК, дома отдыха, дворцы (именно дворцы, в Петербурге, например, ФНПР занимает бывший Николаевский дворец - резиденцию сына Николая I).
Конечно, есть и независимые профсоюзы, не встроенные в шмаковский официоз, и добивающиеся реальных результатов, но их успехи пока локальны, а главное - почти не звучат в медийном пространстве, поскольку профсоюзное движение сегодня не интересно ни либеральным, ни державным СМИ.
Рабочая борьба, ведущаяся более столетия - не пустышка. Обывателю кажется, что восьмичасовой рабочий день, наличие пенсии или сам факт того, что государство принимает меры по борьбе с безработицей, обеспечивая занятость населения, - это нечто само собой разумеющееся, однако все эти достижения были добыты в борьбе, за которую рабочие дорого расплачивались, порой и жизнью. Капиталистические государства стали думать о правах трудящихся не от доброты душевной, а под давлением масс, а не будь его, труженик мог бы остаться полностью бесправным винтиком рыночной экономики - работать от рассвета до заката, без медицинской страховки и соблюдения даже элементарных правил гигиены. Такой сценарий отнюдь не был фантастическим в начале XX века, когда фабриканты вели с пролетариатом порой настоящие войны.
Например, в 1920-1921 годах Западная Вирджиния в США превратилась в настоящее поле боя между бунтующими шахтерами и силами правопорядка. Характерно, что на стороне полиции выступали частные детективы, которые не в кино, а в реальной жизни куда больше представляли собой не продолжателей дела Шерлока Холмса, а боевиков частных армий, работающих на заводовладельцев. Характерно, что не менее активно в вооруженную службу на стороне магнатов вовлекались и гангстеры.
В округе было введено военной положение, появились части нацгвардии. После убийства местного шерифа, вставшего на защиту прав рабочих, профсоюзники выдвинули свои требования губернатору штата. Когда тот их отверг, было принято решение идти в город Минго и самим освободить заключенных шахтеров, а также навязать властям свои условия. К походу присоединялись шахтеры с окрестных шахт численностью до 15 тысяч человек. Подавление американского рабочего восстания длилось несколько дней с применением авиации, бомбившей шахтеров (эти события называются историками Битва у горы Блэр. Счет убитых, раненных и арестованных, а затем осужденных на длительные сроки шел на многие сотни. Эти события, кстати, отражены в фильме "Мэтуон" (Matewan, 1987), рассказывающей о Битве в Мэтуоне - событии, предшествующем кровавой развязке у горы Блэр.
В России такие примеры борьбы не рискуют поднимать на знамена никакие силы, что, во-многом, объясняется дезориентацией профсоюзного движения, отсутствия четко сформулированных стратегических целей. Между тем, в современных условиях борьба за права тех, кто производит, порой упирается в упадок производства как такового. В России, несмотря на политику замещения импорта, не удается остановить деиндустриализацию - упадок заводов и фабрик, вырождение пролетарского сознания в его прежней форме, деградацию отраслевой науки и технического образования. В этих условиях рабочим в максимально широком смысле этого слова, тем, кто производит материальные товары, приходится бороться за то, чтобы просто быть, сохранить собственное “я”.
Защита трудящихся в XXI веке должна принимать новые формы, причем она вполне укладывается в общую патриотическую линию - отстаивание национальных интересов на мировой арене. Защищать придется сам промышленный труд - машиностроение, приборостроение, химическую промышленность от метастаз сырьевой экономики - расширения добывающих секторов промышленности (выкачивания ресурсов туземцев) и сферы услуг (продажи барахла для туземцев). В новой конфигурации по одну линию фронта могут оказаться квалифицированные рабочие, заинтересованные в том, чтобы их не заменили гастарбайтерами, инженеры, социально ориентированные руководители предприятий - все силы, кто делом, а не словом заинтересованы в новой индустриализации.
