Осип Мандельштам
27 декабря 2024
Осип Эмильевич Мандельштам.
Род. 2 (14) января 1891, Варшава
Ум. 27 декабря 1938, пересыльный пункт Дальстроя во Владивостоке.
https://rg.ru/2015/12/24/rodina-mandelshtam.html
Валерий Марков, https://rg.ru/2015/12/24/rodina-mandelshtam.html
Этот очерк-трибьют памяти Осипа Мандельштама к 86-й годовщине его трагической смерти на этапе пересыльного пункта на Дальнем Востоке (какие жуткие слова).
Этот очерк объединяет несколько других моих текстов о великом Осипе Мандельштаме.
Сравнительно недавно, в 2015 г., приоткрылись новые данные о предположительной дате гибели Осипа Мандельштама в 1938 г. в возрасте 47 лет.
Почему "предположительной"?
Обстоятельства гибели одного из величайших поэтов России оставались неопределенными, место его могилы неизвестным, архивные записи потеряны, если даже существовали.
До недавнего времени.
Поэт Осип Мандельштам: Владивосток, СВИТЛ, 11-й барак
1891 - 1938
“Наверное, с того момента я поверил, что легенда о Мандельштаме - не пустой звук. И почти полвека иду по его следам, занесенным декабрьской пургой 1938 года...”
Автор и исследователь, которому все почитатели Мандельштама должны быть бесконечно благодарны:
Валерий Марков, доктор искусствоведения, профессор.
https://rg.ru/2015/12/24/rodina-mandelshtam.html
24 декабря 2015
Лагерь
Письмо Осипа Мандельштама брату:
"Дорогой Шypa! Я нахожусь - Владивосток, СВИТЛ, 11-й барак. Получил 5 лет за к.р.д. по решению ОСО. Из Москвы из Бутырок этап выехал 9 сентября, приехал 12 октября. Здоровье очень слабое. Истощен до крайности, исхудал, неузнаваем почти, но посылать вещи, продукты и деньги - не знаю, есть ли смысл. Попробуй всё-таки. Очень мёрзну без вещей. Родная Наденька, не знаю, жива ли ты, голубка моя. Ты, Шура, напиши о Наде мне сейчас же. Здесь транзитный пункт. В Колыму меня не взяли. Возможна зимовка.
Родные мои. Целую вас. Ося.
Шурочка, пишу ещё. Последние дни ходили на работу, и это подняло настроение. Из лагеря нашего, как транзитного, отправляют в постоянные. Я, очевидно, попал в "отсев", и надо готовиться к зимовке. И я прошу: пошлите мне радиограмму и деньги телеграфом".
Читайте полностью в ссылке выше.
ПРЕДЧУВСТВИЕ
"И когда я усну, отслуживши..."
Заблудился я в небе - что делать?
Тот, кому оно близко, - ответь!
Легче было вам, Дантовых девять
Атлетических дисков, звенеть.
Не разнять меня с жизнью: ей снится
Убивать и сейчас же ласкать.
Чтобы в уши, в глаза и глазницы
Флорентийская била тоска.
Не кладите же мне, не кладите
Остроласковый лавр на виски,
Лучше сердце мое разорвите
Вы на синего звона куски...
И когда я усну, отслуживши,
Всех живущих прижизненный друг,
Он раздастся и глубже и выше -
Отклик неба - в остывшую грудь.
Воронеж, 9-19 марта 1937 г.
***
Тот же номер газеты (https://rg.ru/2015/12/24/rodina-mandelshtam.html) включил:
Чиновник и Поэт
Почему могилу Осипа Мандельштама нашел партинструктор Валерий Марков https://rg.ru/2015/12/24/rodina-markov.html
***
Год назад:
Анатолий Головков. ОСИП МАНДЕЛЬШТАМ: ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ https://blogs.7iskusstv.com/?p=97588
14 января 2022
Мне все равно, заметит ли телевидение России 131-й год Осипа Эмильевича. Что-то, наверное, будет по каналу «Культура», на единственном, наверное, телеостровке, где еще можно дышать.
Возможно, следовало бы привлечь внимание детей к такого рода датам.
А тогда уж - и всю правду договорить и написать в их учебниках.
Мало того, что «нынешнее поколение чекистов» гордится прошлым. Оно не слишком торопится помочь историкам - точно установить, где… нет, не погребли - зарыли тело узника Дальлага, гениального русского поэта.
Осип родился 2 (14) января 1891 года, в пятницу, как раз на Шабат, доставив радость отцу, купцу Эмилю Мандельштаму, известному на всю Варшаву перчаточнику. Гордость и счастье матери, пианистке Флоре Овсеевне.
О чем раввин и записал в книге.
До 131 года он бы не дожил.
Но если б не гуталиновый, казарменно-кровавый век, - мог бы дожить до глубокой старости. И тогда сколько бы еще сокровищ оставил человечеству!
Легко, конечно сетовать сквозь столетия, но…
Осип Эмильевич, ведь вы с Гумилевым учились в Сорбонне уже после Первой русской революции! Понимали же, куда всё катится! Ну, и остались бы в Париже…
А в 1919-м, когда встретили любовь всей своей жизни, Надежду Хазину, и скитались с нею по югу империи, - отчего послушали Волошина и не покинули Крым вместе с Добровольческой армией?
Нет сослагательного наклонения у истории, нет его и у литературы.
Но зато есть строчки, будто продиктованные Всевышним.
А главное - услышанные и оставленные Вами нам грешным в наследство.
Для восхищения, для любования, для опыта, для школы наших, пока еще не истребленных чувств.
Ну, так, где бокалы? Где «Папского замка вино»?
За ушедших поэтов пьют, чокаясь.
* * *
За гремучую доблесть грядущих веков,
За высокое племя людей, -
Я лишился и чаши на пире отцов,
И веселья, и чести своей.
Мне на плечи кидается век-волкодав,
Но не волк я по крови своей:
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав
Жаркой шубы сибирских степей…
Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,
Ни кровавых костей в колесе;
Чтоб сияли всю ночь голубые песцы
Мне в своей первобытной красе.
Уведи меня в ночь, где течет Енисей
И сосна до звезды достает,
Потому что не волк я по крови своей
И меня только равный убьет.
17 - 18 марта 1931, конец 1935
* * *
Я пью за военные астры, за все, чем корили меня,
За барскую шубу, за астму, за желчь петербургского дня.
За музыку сосен савойских, Полей Елисейских бензин,
За розу в кабине рольс-ройса и масло парижских картин.
Я пью за бискайские волны, за сливок альпийских кувшин,
За рыжую спесь англичанок и дальних колоний хинин.
Я пью, но еще не придумал - из двух выбираю одно:
Веселое асти-спуманте иль папского замка вино.
11 апреля 1931
***
Триптих Евгения Евтушенко, «Осип Мандельштам», перекрывший промежуток времени в 32 года, от 1971 до 2003.
Евтушенко
Осип Мандельштам
1891-1938
Триптих
(1971 - 1998 - 2003)
1. О скромности
Когда один гений,
повизгивая,
плакался Мандельштаму,
что не печатают, изверги,
тот рассердился
как штампу.
Чуткий Осип Эмильевич,
как отмечают летописи,
с гением не умильничал,
ну а спустил его с лестницы.
И, кипятясь неспроста,
вслед запустил перчатками:
"А Иисуса Христа
печатали?!"
Я помаленьку расту.
Печатаюсь -
что мне печалиться!
Но Иисусу Христу
тоже хотелось печататься.
Он бы домой принес
даже собрание полное,
но не учел Христос
правку товарища Понтия.
Автор десятка книжек,
не задираю я нос,
ибо морально ниже,
чем Иисус Христос.
(1971)
2. Ордера на арест
Не Маяковский с пароходным рыком,
не Пастернак в кокетливо-великом
камланье соловья из Соловков,
а Мандельштам с таким ребячьим взбрыком,
в смешном бесстрашье, петушино-диком,
узнав рябого урку по уликам,
на морду, притворившуюся ликом,
клеймо поставил на века веков.
Но до тридцатых началась та драма.
Был Блюмкин знаменитей Мандельштама.
Эсер-чекист, в церквах, кафешантанах.
вытаскивал он маузер легко.
Ах, знала бы "Бродячая собака",
что от ее хмельного полумрака
до мерзлых нар колымского барака
писателям не так уж далеко.
Пил Блюмкин, оттирая водкой краги
от крови трупов, сброшенных в овраги,
а рядом - с рюмкой плохонькой малаги
стихи царапал, словно на колу,
поэт в припадке страха и отваги,
и доверял подследственной бумаге
то, что нельзя доверить никому.
Все умники, набив пайками сумки,
прикинулись тогда, что недоумки,
а он ушел в опасные задумки,
не думать отказавшись наотрез.
Трусливо на столах дрожали рюмки,
когда хвастливо тряс убийца Блюмкин
пустыми ордерами на арест.
Не те, что красовались в портупеях,
надеясь на бессмертье в эпопеях,
а Мандельштам, витавший в эмпиреях,
всегда ходивший в чудиках-евреях
и вообще ходивший налегке,
спасая совесть - глупую гордячку,
почти впадая в белую горячку,
вскочил и вырвал чьих-то жизней пачку,
зажатую в счастливом кулаке.
Размахивая маузером, Блюмкин
погнался, будто Мандельштам был юнкер
из недобитков Зимнего дворца.
А тот, пока у ямы не раздели,
бежал и рвал аресты и расстрелы,
бежал от неизбежного конца.
Дзержинский был непоправимо мрачен
и посещеньем странным озадачен.
"Юродивый..." - был вывод однозначен,
когда, небрит, взъерошен и невзрачен,
в ЧК защиты попросил поэт.
"Неужто чист? Ведь и в ЧК нечисто...
Все слиплось - и поэты, и чекисты.
В ЧК когда-то шли идеалисты
или мерзавцы... Первых больше нет..."
И Мандельштама он спросил, терзаясь:
"Возможен ли идеалист-мерзавец?"
"Еще и как! - воскликнул Мандельштам
и засмеялся. - Бросьте вашу зависть.
Я муками не меньше угрызаюсь.
Идеалист-мерзавец я и сам..."
Железный Феликс возвратился к делу
и мрачно буркнул: "Блюмкина - к расстрелу!"
"О, только не расстрел! - вскричал поэт.
- Ему бы посидеть - хотя б немного,
тогда бы, может, вспомнил он про Бога.
Стрелялку бы отнять - вот мой совет".
Поэт вертелся на чекистском стуле,
как будто уклонялся он от пули:
"Скажите, а бывает иногда,
что вы... вы отпускаете невинных?"
Вопросов столь прямых и столь наивных
не ждал Дзержинский. Был ответ наигран:
"Ну, это дело не мое - суда..."
На этот раз был Мандельштам отпущен.
"Он идиот. Он Мышкин, а не Пушкин... -
подумал председатель ВЧК.
Мерзавцем сам себя назвал. Не выдал
мне Блюмкина. Сам ищет свою гибель.
Настолько беззащитных я не видел,
но этим он и защищен... пока..."
И, выйдя из чекистского палаццо,
шумнее карнавального паяца
стал Мандельштам отчаянно смеяться,
лишь чудом ускользнув из рук того,
кто всю Россию приучил бояться,
а сам боялся сердца своего.
Разорвалось. Не вынесло всего.
В России все виновны без презумпций.
Исполнивший обязанность безумца,
не позабыв там, в мерзлоте, разуться,
прижался Мандельштам к другим ЗК.
И, созерцая воровство и пьянки,
беспомощный Дзержинский на Лубянке
окаменел, да вот не на века.
Что уцелело? Блюмкинские бланки,
но их теперь в расчетливой подлянке
подписывает шепот - не рука.
Все профессиональные герои
теряют обаянье роковое.
Немыслим профессионал-пророк.
Бессмертны лишь герои-дилетанты,
неловкие с эпохой дуэлянты,
не знающие, как нажать курок.
Гранитных статуй не глодают черви,
но не защищены они от черни,
и шествует возмездье по пятам,
и, свеженький, из мерзлоты, с морозца,
рвет приговоры чьи-то и смеется
мучительно смешливый Мандельштам.
(1998)
3. Цирк на кладбище
Там, где Черная речка
впадает в лагерь "Вторая речка",
тело Осипа Мандельштама
не скажет уже ни словечка.
Он теперь не попробует снова
душистого "Асти спуманте",
говоривший про жизнь и про смерть
с Хо Ши Мином,
со Сталиным,
Данте.
А воронежский цирк,
словно кремовый торт,
будто он из кондитерской сталинской сперт,
был решеньем обкомовским нелюдским
здесь воздвигнут над кладбищем городским,
чтоб не портили людям надгробья,
кресты -
красоты.
И, смахнув их при помощи разных махин,
парк разбили
поверх оскорбленных могил.
Говорят, что под клумбой могила одна
до сих пор безымянных убитых полна. -
Им в затылках оставили пули
только дырочки-крохотули.
Под цветами здесь яма.
В ней - душа Мандельштама,
и цветами восходит она.
А ночами бессонница мучает цирк,
и взвивается визг обезьян,
лошадиный разносится фырк,
и затравленно мечутся какаду,
как в аду,
и рычат,
трюковать не желая на кладбище,
львы,
слыша стоны покойников из-под травы.
Неужели,
забыв свою гордость и честь,
цирк на кладбище -
это Россия и есть?
(2003)
***
Если вас заинтриговало имя Якова Блюмкина в вышеприведенном стихотворении Евтушенко, могу предложить отрывок из истории, рассказанной биографом Мандельштама, Кларенсом Брауном:
«Однажды вечером в начале революции он (Осип Мандельштам, Phil Z.) сидел в кафе, в котором также находился известный эсеровский террорист Блюмкин... в то время сотрудник ЧК..., в нетрезвом состоянии переписывавший на бланках, уже подписанных начальником охранки, имена людей, предназначенных к расстрелу. Мандельштам вдруг бросился на него, схватил списки, разорвал их на клочки на глазах у ошеломленных посетителей, затем выбежал и исчез. На этот раз его спасла сестра Троцкого».
***
Безумно-бесстрашный Мандельштам, в ноябре 1933:
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
А слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.
А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет,
Как подкову, кует за указом указ:
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него - то малина
И широкая грудь осетина.
***
А вот строчки, которые я повторяю в уме каждый раз, глядя на полотна французских импрессионистов (первые две строчки воистину гениальны):
Осип Мандельштам
Импрессионизм
Художник нам изобразил
Глубокий обморок сирени
И красок звучные ступени
На холст, как струпья, положил.
Он понял масла густоту -
Его запекшееся лето
Лиловым мозгом разогрето,
Расширенное в духоту.
А тень-то, тень всё лиловей,
Свисток иль хлыст, как спичка, тухнет, -
Ты скажешь: повара на кухне
Готовят жирных голубей.
Угадывается качель,
Недомалёваны вуали,
И в этом солнечном развале
Уже хозяйничает шмель.
1932
***
Как по улицам Киева-Вия
Ищет мужа не знаю чья жинка,
И на щеки ее восковые
Ни одна не скатилась слезинка.
Не гадают цыганочки кралям,
Не играют в купеческом скрипки,
На Крещатике лошади пали,
Пахнут смертью господские Липки.
Уходили с последним трамваем
Прямо зA город красноармейцы,
И шинель прокричала сырая:
"Мы вернемся еще - разумейте..."
1937
Phil Z.