…и даже стал фактором международной политики. Ко всеобщему счастью - недолго.
Срочная служба в Советской Армии, помимо прочего, привела меня к мысли, что я и погоны - несовместимы, а этот факт моей биографии, о котором я сейчас расскажу, утвердил меня в этом. Так сложилась судьба, что с армией я окончательно расстался не сразу по демобилизации.
Вскоре после того, как я снял сапоги, вернувшись домой, передо мной встала проблема поиска работы. Так я столкнулся с реальностью, узнав, что хороших зарплат и, при этом, удобных режимов работы не бывает.
В один прекрасный день мой старый приятель, с которым мы вместе учились ещё в техникуме, а позже служили в СА, предложил мне работу. Личность его достойна увековечения - его звали Александр Невский. Нет, это не тот самый, а всего лишь полный тезка святого. При таком имени, хоть он уже и стал к тому времени прапорщиком, т.е. человеком военным, являл собой полную противоположность легендарному историческому персонажу, хотя бы по части врожденного разгильдяйства.
Из всех попавшихся, этот вариант трудоустройства был самым лучшим. Так я оказался в одном из подразделений Генерального Штаба ВС СССР. Постольку, поскольку более нет в помине того государства, с его армией и секретами, думаю, что в своём рассказе я не выдам ни одной военной тайны. В те времена ещё не было такого рода войск, как стратегическая авиация, а вместо этого была, кажется, 5-ая воздушная армия, в Главном штабе которой я и приступил к работе. Для тех, кто с трудом переваривает такие специфические термины, поясню, что стратегическая авиация - это дальние бомбардировщики, несущие ядерное оружие.
Нас было трое гражданских лиц. На отсутствие погон и, как следствие, большая степень свободы, и то что, оплата моего «труда» была в разы больше иных предложений и по тем временам составляла почти нереальную, фантастическую сумму, собственно мы все и клюнули.
А вот с самой работой возникли некоторые проблемы. Дело в том, что наши функции заключались в обслуживании и ремонте сверхсекретной аппаратуры связи. Это официально. А реально нас сразу же предупредили, что аппаратура новая, ещё на гарантийном обслуживании и поэтому, ежели не дай Бог, с ней что случится, мы к ней близко подходить не должны, а всё обслуживание и ремонт будут выполнять представители её производителя. В наши реальные обязанности троих обалдуев входили регулярные, раз в неделю, стирание пыли с этих трёх маленьких стоек.
Некоторое время для нас оставалось тайной, для чего на такой объём работы понадобилось три специалиста-электронщика. Потом выяснили - нашему начальнику, полковнику, не хватало в подчинении двух единиц, чтобы его должность перешла в разряд генеральских, а сам он смог бы претендовать на погоны генерала. С введением трёх новых ставок военнослужащих там возникли какие-то проблемы ограничения, поэтому в качестве компенсации и уж чтоб наверняка, были введены три единицы гражданские. Не знаю, получил ли он генерала в конце концов, но наше появление в святая святых ему аукнулось. И не только ему.
Собственно, сама зарплата там была на общем уровне. Но многочисленные надбавки «за боеготовность», «за секретность» и т.д., вполне тешили самолюбие и существенно пополняли кошелек. Однако, особая суровость обстановки вызывала внутренний протест - ничем, кроме своей работы заниматься было нельзя, даже читать газету или постороннюю книгу. Если за этим занятием заставал начальник - провинившийся моментально лишался всех этих надбавок за текущий месяц. А так, как никакой работы не было, оставалось сидеть «от дзынь до блям», тупо уставившись в одну точку. Считалось, что этим ты «сохраняешь боеготовность, не говоря уже о секретности и т.д.» Таким же образом карались любые опоздания. Необходимо было присутствовать на рабочем месте строго с 9:00 до 18:00 с перерывом на обед 13:00-14:00.
Итак, троих молодых оболтусов, только что вырвавшихся на свободу из рядов Советской Армии, поместили в такие условия.
Сначала мы пили пиво только в обеденный перерыв. Потом попробывали тайно пронести бутылочное пиво на работу. Просто ради интереса и некой фронды. Наверное, с этого и началось наше падение. Нам это удалось, но удовольствия его потребления не доставило никакого, так как приходилось это делать с большой оглядкой. Это и явилось побудительным мотивом к тому, что мы вышли с обоснованным предложением к начальнику о необходимости выделения нам отдельного помещения. Обосновывали мы это «сохранением боеготовности, секретности и т.д.» Подвоха он не увидал и вскоре нам была выделена в подвале довольно большая комната с малюсеньким 10х10 сантиметров оконцем. В подвал редко заглядывал кто-то из начальства, но мы, от безделья и «на всякий случай» сочинили самодельный кодовый замок на дверь. Код был известен только нам троим.
Теперь мы стали регулярно проносить сюда пиво. Замок гарантировал от неожиданного появления начальства. Полученное преимущество мы оценили очень скоро - можно было даже курить на рабочем месте, что категорически запрещалось во всех помещениях штаба.
В довершение всего, опять же «от нечего делать», мы проявили инициативу и вызвались отремонтировать молчащий магнитофон, который стоял в кабинете Начальника Главного штаба. Это был такой мастодонт (магнитофон) «Темп-2». Мало кто может вспомнить это чудо техники тех лет, размерами метр на метр. Ремонт был недолгим - замена сгоревшего предохранителя, но возвращать «музыку» на место мы не торопились, так как заметили, что принесенные из дома ещё доармейские музыкальные записи благотворно влияли на усваиваемость пива, потребленное в рабочее время.
Приобретя колоду карт и пачку домино, мы закончили своё обустройство. Сначала нас навестил тот самый Саша Невский, который и устроил нас всех троих в эту контору. Его восторг был на столько силен, что к нам стали заскакивать «на огонёк» прапорщики. Пришлось вводить входной ценз - одна бутылка пива за вход. Для молоденьких девочек-радисток из радиобюро вход был бесплатный. А вот уже на пиво, музыку и девочек потянулись офицеры. Входная плата определялась по количеству звездочек на погонах. За каждую звезду полагалась бутылка пива. Вскоре три огромных несгораемых шкафа, доставшиеся нам «в нагрузку» к комнате, были забиты опустошенной стеклотарой, но тяжелая и нудная «работа» приобрела совсем иные очертания и даже стала нравиться. Так, не снижая «боеготовности, секретности и т.д.», мы целыми днями, в суровом окружении режима, под классический рок пили пиво, играли в карты и домино и даже танцевали с очаровательными девушками-радистками и всё это за очень неплохую зарплату. Наша комнатка пользовалась популярностью и среди офицеров - к нам стал заглядывать даже один старший офицер - майор.
Так жизнь поставила перед нами очередную задачу - определить входной взнос для старшего офицерского состава. С одной стороны - звезда у него одна, но, с другой стороны - большая, не такая, как у лейтенанта или капитана.
От этих раздумий нас отвлек ничего не подозревающий начальник. На Главном Командном Пункте стратегической авиацией СССР, стали брахлить электронные часы, показывающие точное время. Нам поручалось срочно это исправить.
Думаю, что дальше я тоже не выдам военную тайну, во всяком случае, вряд ли разномастным шпионам это было неизвестно (тем более, что прошло уже много лет и сейчас, возможно, всё уже не так), но часы те имели одну любопытную особенность. Меня она тогда почему-то потрясла. Дело в том, что самые точные часы в Москве - это часы в метрополитене им. В.И.Ленина. В час пик поезда ходят с интервалами до нескольких секунд и малейшая погрешность может обойтись очень дорого. Так вот, на Командном Пункте Советского Союза висели не часы, а только индикатор, соединенный с часами метрополитена. Значит, неисправность была где-то на пути от метро «Фрунзенская» до КП.
Меня, конечно, 4 года чему-то в этом техникуме учили. Паять я умел - это им удалось. Некоторые детали отличить по внешнему виду - это я тоже умел. А вот всё, что касается остального…. Нет, никто не знает, чья это была вина, может быть даже не моя. Двое других моих коллег были радиолюбителями и может это они что-то напутали. Я только припаивал, а то «что» и «куда» мне говорили они. Короче, когда вновь включили те часы, они время стали показывать, но почему-то одновременно сыграл сигнал «ТРЕВОГА» у девочек в радиобюро. Их обязанностью было по своим каналам передавать поступивший сигнал по всем гарнизонам дальней авиации Советского Союза, дублировать параллельно другим каналам связи. Надрессированные разными учениями до естественного рефлекса Павлова, как только замигала «тревожная» лампочка и раздался противный писк, они тут же отстучали свою морзянку туда, куда каждой положено.
Нет, я ничего не утверждаю. Может быть, этот сбой произошел вне зависимости от нашей работы над часами, но уж как-то слишком подозрительное совпадение. Тем более, потом в том же коробе что-то перепаивали заново связисты с Лубянки. Поэтому у меня нет полных оснований для утверждения, что именно я поднял по тревоге всю стратегическую авиацию СССР в 1978 году.
От американцев и прочих НАТОвцев факт тревоги по дальней авиации Советского Союза тайной не остался. Уроки Карибского кризиса и пролета стаи гусей над Северным Полюсом всех чему-то научили, поэтому из Вашингтона последовал звонок в Москву с одним единственным вопросом: «Ребята, вы чего это там?» Pебята не сразу поняли о чём вопрос, но ситуация была улажена и положение взято под контроль.
Ни пиво, ни танцы, ни музыка нам в тот день были как-то не по душе. Мы сидели и гадали: нас тут же на месте расстреляют (и в этом случае не понадобятся ни сухари, ни тёплые вещи) или всё же сошлют в Сибирь и к этому надо готовиться? К нашему недоумению, не последовало никаких оргвыводов. Даже не лишили премии и прочих доплат. Как выяснилось, если наказывать нас, то следовало идти по цепочке вверх и наказывать всех наших начальников, вплоть до самого верха. Никому из начальников эта перспектива не улыбалась, поэтому дело было спущено на тормозах. Этот случай зародил во мне сомнения в том, что наша армия это организация очень чёткая. Нельзя сказать, что я ничего не знал о её чёткости после срочной службы, но в отношении Генерального Штаба у меня ещё сохранялись кое-какие иллюзии.
Как ни в чем не бывало, «работа» наша продолжалась дальше и вошла в уже привычную колею. Но за всеми не уследишь. Как-то кто-то забыл захлопнуть за собой дверь. На беду именно в этот момент Начальник Штаба вздумал зачем-то пройтись по своему штабу. Дёрнула его нелегкая спуститься в подвал, где он услышал приглушенные неуставные Led Zeppellin, Pink Floyd, Deep Purple, Slade и прочие Grand Funk. Поплутав в подвалах, он все же наткнулся на приоткрытую дверь, из-за которой доносились музыка, девичий смех с довольными повизгиваниями и мужской хохот. Не знаю, что он увидел в клубах сигаретного дыма, открыв эту дверь, и выдавив из себя почти шепотом вопрос в пространство:
- Это что же в моём Штабе происходит?!
Офицерьё и прапорщики поскакали с мест, на ходу застёгивая мундиры и пряча дымящиеся бычки. В полной тишине вся эта толпа бросилась на утёк через единственную дверь, загороженную генерал-лейтенатским телом. Армейская выучка пригодилась - бежали быстро, стараясь остаться неузнанными. Несмотря на то, что на шпильках бежать как-то несподручно, девчата не отставали от офицерско-прапорщицкого состава. Я уверен, что никто из них так не бегал даже при сдаче нормативов ГТО и прочих….
Мы втроем остались. Нам бежать было некуда. "Вот теперь - точно расстрел", мелькнула одна на троих общая мысль.
Нет, нас опять даже не лишили премии. Только отобрали помещение и было приказано срочно вернуть магнитофон в кабинет Начальника Штаба.
Жизнь в Генеральном Штабе была порушена окончательно. Перспектив на её восстановление - никаких.
Вот тут и пришло ясное понимание того, что с силовыми ведомствами у меня не складывается, а, значит, нечего и пытаться. Надо искать другой путь.
Я ушел первым из нас троих. Но до сих пор жалею, что не спёр оттуда телефонный настенный аппарат, неизвестно каких годов, с двумя блестящими металлическими звонками наверху, сделанный из черной пластмассы, более похожей на асфальт.