С самого утра я была занята, но ведь выходной же, и небо такое чистое, а это совпадение, известное дело, в Петербурге на вес золота. Тем же золотом отливали отражения стекол в доме напротив. Поэтому я отложила все и поехала на Университетскую набережную - в одиночестве ловить солнечные лучи под звуки прекрасной музыки, как делала это в годы студенчества, прогуливая лекции.
Правда, совершенно забыла, что темнеет уже рано, так что добралась до острова только к тому самому сумеречному моменту, когда включают уличное освещение. Ну, немногим раньше. Фонари зажглись, и плеер тут же разрядился - всего-то в двух кварталах от метро. Что-то заставило не сбиваться с курса, хотя было сильное желание развернуться, ведь без музыкального сопровождения столь ожидаемое и любимое мной ощущение города могло иметь совсем не тот привкус, которого хотелось.
На самом деле момент для прогулки был наилучший. Отреставрированными переулочками - и до площади Сахарова, где в совершенном безлюдье (оно как раз ощущается именно на слух) можно бродить по заиндевелой траве газонов, потом под светом оранжевых фонарей - до набережной, на которую, отвлеченная только что полученной смс, я повернула все еще рефлекторно. А потом. Потом я подняла глаза, и увидела такое чудо, от которого в голове зазвенела мысль: "Господи, как я люблю этот город!". Солнца уже не было, но безупречно чистое небо, за спиной уже темное, спереди, в стороне залива, радужными переливами перекликалось с желто-оранжевыми подсвеченными набережными, отражающимися в мрачных невских волнах. На этот фон были прилеплены черные и четкие плоские силуэты ажурных корабельных кранов (только ради их вида я и хожу в самый конец набережной, к причалу). Затем шли две трубы с веселым кудрявым дымком, как в детских рисунках, а довершали картину чуть пухлые церковные купола.
Я шла в сторону заката. Впитывала в себя каждое изменение света и ракурса; иногда останавливалась, почти что смеясь, осматривалась по сторонам и, чтобы не упасть от восторга, издавала нечленораздельные звуки, напоминающие смесь меткой обсценной лексики и мычащего "ааа".
Ближе к причалу, в районе двадцать какой-то линии, когда почти что совсем стемнело, магия перешла с неба на воду, сочетавшую в себе все существующие оттенки синевы: от бирюзовой лазури до неонового индиго, от серебристо-голубого - до почти черного, глубокого, насыщенного, маслянистого, как нефть, синего. Похожий на большого широкого кашалота корабль со смешным названием "Мудьюг" вырастал из воды над длинной и тонкой подводной лодкой, которая несколько минут была не более чем серебристой полосой из алюминиевой фольги, пока не стало совсем темно.
Город, который я случайно застала врасплох. Момент абсолюта красоты. Это еще одна привязка, которая будет держать меня: места, где испытваешь счастье, безвозвратно отпечатываются там, глубоко, и ты даже физически чувствуешь, как это происходит, потому что в этот момент хочется плакать. Морозный питерский воздух пах сыростью. Замерзшая, я стояла у воды, закрыв глаза, и улыбалась.