Опыт неакадемической антропологии, или Мемуары бога Коли
Нам не уйти из той игры,
где каждый день творят миры
их маленькие властелины.
Где существам из пластилина
придумав души и умы,
друг друга вылепили мы.
Бог Коля - богу Лёше, 1994
Вид пространства
![](http://www.photoshare.ru/data/41/41845/3/4e80t8-kaw.jpg)
![](http://www.photoshare.ru/data/41/41845/3/4e80tw-5a4.jpg)
помпей / по представлениям автора
Вид пространства
На севере находится голубое пятно, повидиму выход в атмосферу. А над солнцем находится 3 <1 слово неразборчиво> находится небольшое темное пятно. Наверное это тень солнца. Вечером становится темно потому, что солнце потухает. Солнце дает человеку силу действия. Но если не горит солнце, а есть голубое пятно, человек может действовать. А если нет пятна и нет солнца человек не может действовать. Он как бы засыпает.
Этот странноватый текст написан на небольшом прямоугольнике картона рукой десятилетнего мальчика. Но такая информация ничего в нем не объясняет. Объяснение состоит в том, что автором текста является не мальчик, а небольшая игрушка - коричневый плюшевый пёсик по имени Помпей. Помпей - ученый, и в книге «Вид пространства» он рассказывает другим игрушечным существам, как, по его представлениям, выглядит часть мира, в которой живет он сам и ему подобные.
Это пространство - не что иное, как комната советской квартиры. Голубое пятно на севере - это окно (повиди<мо>му выход в атмосферу). Теперь уже проще догадаться, что солнце - это лампочка, а небольшое темное пятно - тень от лампочки на потолке. Игрушечные люди (а зверюшки тоже считают себя частью человеческого мира) способны действовать только при включенном свете лампочки-солнца или при дневном свете, падающем от окна - голубого пятна. Когда вообще никакого света нет, человек не может действовать. Он как бы засыпает.
«Вид пространства» - книга маленькая, но для игрушечных читателей довольно емкая по содержанию. Она дает им первичные сведения об устройстве окружающего мира, о его космологии и астрономии.
Но кто тогда мальчик, чьей рукой записана книга Помпея под названием «Вид пространства»? Он - бог этого мира, в котором живут Помпей и другие люди. Пусть он не сотворил этот мир из ничего, но он его властелин, вдохновитель, источник жизни - и еще орудие, благодаря которому игрушечный мир может рассказывать о себе.
Перед началом
Когда была найдена глиняная библиотека царя Ниневии Ашшурбанипала, это открыло перед человечеством целый древний мир - историю, мифологию, поэзию, своды законов, древнейшую науку... Мое «открытие» гораздо скромней и речь пойдет всего лишь об одной локальной детской-подростковой-юношеской субкультуре второй половины ХХ века. Но в ней есть нечто схожее с библиотекой Ашшурбанипала - во-первых, специфическая форма «книг», а во-вторых, количество и разнообразие текстов. Здесь тоже есть своды законов, история, мифология, поэзия, наука и много всего другого.
Молодому читателю трудно представить себе, что еще совсем недавно не было интернета, компьютерных игр и даже самого компьютера (если быть точным, то надо сказать так - еще четверть века назад в нашей стране не было персональных компьютеров). Дети играли в кукол, солдатиков и пластилиновых человечков, и чтобы превратить это занятие в нечто подобное «Цивилизации» или «Героям», им требовалось изобрести такую игру самим - буквально с нуля. О подобном опыте я и попытаюсь рассказать в этой книге.
То, что здесь будет описано, началось в конце 1971 года, когда мне и моим друзьям-одноклассникам только-только исполнилось по десять лет. Окончательно завершилось это еще через десять лет, в 1982 году.
Что же это? Это игра - в тех самых кукол, солдатиков и пластилиновых человечков. От большинства других детских игр и творческих увлечений она отличалась тем, что наши человечки создавали книги - не большие, размером примерно с карманный календарик, исписанный с двух сторон. Не мы, Коля, Сережа, Дима, Леша и некоторые другие, писали книги, а они - о себе, своем мире, происходящих событиях, записывали свои мысли, издавали стихи, пьесы, прозу и научные трактаты. Мы, игравшие в них, были для них богами, и, надо сказать, они не очень-то поклонялись нам, а сочиняли про нас весьма вольнодумные стишки и поэмы. Большая часть (по разным причинам далеко не все) из этих книжек сохранилась.
Мне уже тогда, в конце 70-х - начале 80-х, казалось, что эти сохранившиеся книжки и тексты могут представлять общий интерес, но поначалу я думал, что чисто развлекательный, и кое-что переписывал и перепечатывал для чтения бывших участников и других наших приятелей. Мне всегда было любопытно, насколько подобные игры являются массовыми, ведь сама идея, что игрушечные существа пишут книжки о своей игровой жизни, казалась тривиальной, во всем мире таких примеров должны были быть тысячи или больше. Но всё, что мне рассказывали самые разные знакомые люди, напоминало наш опыт лишь в каком-то маленьком масштабе. Мы-то застряли в этом развлечении на целых десять лет и произвели на свет настоящую игрушечную библиотеку - ну, не александрийскую, а скорее, как я уже сказал, ниневийскую. Тогда у меня появилась мысль написать серьезный научный труд о феномене творческой игры как средстве детского развития.
Но тут произошло самое удивительное. Весь мир стремительно, на глазах, начал приобретать черты нашей игры. Сначала объявился постмодернизм. Почти в ногу с ним до нас добрался Толкин, за которым хлынул вал переводной фэнтези с ее вымышленными мирами. Компьютеризация принесла компьютерные игры, потом интернет, социальные сети, и, наконец, виртуальный мир во всем его грандиозном объеме стал банальной повседневностью. Мне ничего не оставалось, как выложить часть текстов и картинок на своем сайте и в блоге, и это вызвало более чем скромный отклик - не столько на публикацию в целом, сколько на отдельные произведения и подборки. Мой энтузиазм по отношению к нашему детскому наследию практически стух, хотя знакомым я дежурно отвечал: книгу, угу-угу, пишу-пишу.
Потом произошла еще одна вещь, не менее обескураживающая. Российский мир 2000-х годов стал все разительнее напоминать советский мир 1970-х. 70-е остались самой большой дырой в отечественной истории; в культуре это выкачанное время не родило практически ничего жизнеспособного, кроме, может быть, некоторого количества лирических комедий да бардовских песен. И в это пустое, лживое, насквозь имитационное состояние мы теперь вернулись опять. 70-е - весь внешний контекст нашей игры, внутри которого мы стихийно пытались построить собственную нишу. Упаси меня Боже от претензий заклеивать лакуну 70-х коллажем из наших миниатюрных книжечек - тот, кто скажет, что и они тоже порождены имитацией, инфантилизмом, бегством от реальности и т. п., будет в принципе прав. Но у меня есть основания думать, что модель альтернативного мира, которая отфильтровалась в поздних фазах нашей игры, имеет определенное отношение к тому, что в России осуществилось в 90-х, и в этом может быть актуальный интерес нашего материала. В 10, 11, 12 лет мы еще с удовольствием могли играть в индейцев, в пиратов, в древность или средневековье, в восстания угнетенных против угнетателей, но уже с 13-14 - только в капитализм. У этого не было особой идейной подоплеки, просто играть в капитализм было интереснее… Забегая далеко вперед, скажу, что идея «тоталитарной демократии» в одной из стран тоже была сформулирована вполне определенно. Но рассказывать, чем всё закончилось, не уместно во введении.
Разумеется, многим читателям сочинения советских школьников полувековой давности покажутся полной чепухой и прискорбной детской графоманией. Да, проза тут не классическая и стихи не перекочуют в антологии. Но вообще-то здесь нет халтуры, потому что авторы хотели быть интересными друг другу. Более того, я не сомневаюсь, что многие сильно удивятся тому, что дети и подростки способны сгенерировать, если они по-настоящему увлечены.
Всё, что мы знаем о ребячьих играх и субкультурах, обычно имеет два источника - это или наблюдение взрослых за детьми или воспоминания взрослых о своем детстве. В первом случае возникает искажение по типу эффекта Гейзенберга, когда присутствие наблюдателя влияет на процесс, а во втором проявляются аберрации памяти плюс аберрации теоретического мышления, часто заставляющие подгонять или фильтровать факты под концепции. В нашем случае есть объективный материал, в котором игра говорит сама за себя, даже не от имени играющих, а от имени играемых (играемых героев и игровых авторов). Как выразился один из моих друзей, это своеобразные «экскременты игры», в которых может с любопытством покопаться любой психолог, педагог, историк, культуролог, любопытный родитель и даже современный ребенок.
К сожалению, избежать второго из названных мною источников аберраций - искажений ретроспективы - мне тоже не удастся. Количество и разнородность книжек создают исключительно замысловатую головоломку для их представления, структурирования и комментирования. Это в прямом смысле гипертекст, который было бы правильно читать сразу в интернете, пользуясь множеством возможных входов и системой гиперссылок. Но моя первая задача - представить явление в целом, и я не вижу другого пути, как позволить себе быть субъективным экскурсоводом, выстраивающим линейный маршрут по запутанной карте ада. Хронологический, «географический» и тематическо-смысловой принципы расположения книг придется варьировать. Я буду стремиться представить все тексты буква в букву, насколько это позволяет графика компьютера (Сережкина зеркально перевернутая буква «э» или Лешкино нагромождение ошибок сами по себе немало говорят об авторах и текстах). Что касается комментария, то это вопрос моей личной аскезы и совести, чтобы удерживать себя от перевирания, доигрывания и переигрывания того, что было 35-40 лет назад. Боюсь, чаще всего мне придется писать: о происхождении этого текста я ничего не помню.
Я начну эту книгу с воспоминаний и некоторых общих соображений, а потом перейду к текстам. Свод текстов пока видится мне разделенным на три книги: «Маленькие боги» (1971-1973, нам по 10-12 лет), «Боги растут» (1973-1977, нам по 12-16 лет) и «Сумерки богов» (1978-1982, между 17 и 21 годом).