Мой литературный дебют
В 3-м классе нам задали домашнее сочинение - описать один свой день. Дело было зимой, и я написал страничку какого-то маловразумительного текста, а на соседней странице вдруг разродился стихом. Начинался он так:
Пусть Осень золотом богата,
Зима - владыка серебра -
Пришла из царств Мороза, ее брата,
По-своему порядок навела.
Дальше не помню, а заканчивался он тем, что
А Осень
Бежала к югу и пропала.
Опять Зима Сибирью править стала.
Это было мое первое в жизни стихотворение. Сейчас меня больше всего поражает в нем то, что в первом четверостишии срифмованы первая и третья строка - это получилось само собой, а стоящие рядом аллитерирующие окончания «серебра - брата» делают почти незаметной бедную рифму «серебра - навела».
На уроке наша учительница Галина Сергеевна подошла ко мне и тихонько спросила: «Коля, это твое стихотворение?» Я ответил: «Да». Она вернулась за стол и прочитала его вслух, потом спросила: «Как вы думаете, чьи это стихи?»
С этого момента моя литературная репутация была неоспорима, хотя больше ни в 3-м, ни в 4-м классе я не сочинил ни строчки. Мама тут же купила мне «Разговор о стихах» Ефима Эткинда (М,: Детская литература, 1970), который стал моим первым источником своедений по теории.
Стишки о богах
У меня имелось какое-то количество случайно срифмованных строчек - от двух до четырех и, играя у Сережки, я решил выпустить книгу - Бог Коля «Стихи. Очерки» (324 = 24 марта 1972). Но когда пришел к нему на следующий день, Сережа сказал, что мы все-таки высшие существа и не должны участвовать в игре наравне со своими творениями, поэтому он переправил имя автора на Волокол. Второй том «Стихов. Очерков» (325 = 25 марта 1972) уже был книгой игрового человечка Волокола, а не бога, балующегося сочинительством. Волокол еще долго носил титул первого поэта континента Франции - первого по времени, но не рангу, потому что появились и более авторитетные фигуры.
Сейчас можно сказать, что на самом деле первым поэтом Франции был Гоголь, автор коротенькой поэмы «Войны богов» (320 = 20 марта 1972), но это произведение воспринималось настолько скандально и маргинально, что оно даже не было осознано как поэтический текст.
Состоявшимся явлением французская поэзия осознала себя в 523 году (23 мая 1972), когда Красс (бог Сережа) сел за стол писать поэму «Дима». Сочинял он вслух, а я сидел на диване и стал подсказывать ему следующие строчки. Приняв несколько из них, Красс согласился легализовать соавтора и дальше мы уже писали вместе. Таким образом появился второй член творческого тандема - поэт Ученик. Готовое произведение тут же было зачитано всей Сережкиной семье, а потом триумфально прокатилось по всем континентам. Бог Леша, встречавший следующий Новый Год у друга, даже прочитал наизусть «Диму» Деду Морозу и заработал какой-то приз.
Хотя уже существовали «Война богов» и стишок Волокола «Аркаша» (325 = 25 марта 1972), именно «Дима» Красса и Ученика стал образцом жанра «поэм о богах», где всемогущие боги представали в комическом свете. Ученик уже в одиночку написал поэму «Лёша» (2610 = 10 июня 1973). Боги Лёша и Дима ответили поэмой «Обжора» - про Колю (авторов позже окрестили Лехандрос и д’Има, скорее всего 1973), а венцом жанра стал третий вариант уже упоминавшейся «Войны богов» Гоголя (так называемая вторая часть - 2612 = 12 июня 1973, третий вариант - 4800-е - 5100-е = август 1974 - январь 1975).
Стихи продолжаются
В 6 классе наш одноклассник Юра Ломакин пережил острую любовь к нашей же однокласснице Оле Панфиловой и привлек меня к сочинению любовных посланий и песен. Я проделал сколько-то вполне ответственных упражнений такого рода, причем, что характерно, комический элемент в этих опусах заказчика ничуть не смущал, как в «Романсе на смерть дона Юрася Ламакинского», следующего содержания:
Жгучей любовью он был опьянен
И на дуэлях он дрался,
Подвиги Оле своей посвящал
И в лучах славы купался.
Где-то в далеком испанском краю
Стоит небольшая могила.
Оля Панфилова там своего
Рыцаря похоронила.
Нет, не настигла в кровавом бою
Смерть благородного дона -
Сердце смертельно поражено
Было стрелой Купидона.
Где-то в далеком испанском краю
Стоит небольшая могила.
Оля Панфилова там своего
Рыцаря похоронила.
Так я стал продолжать писать стихи, а потихоньку принялся и учиться. Все начальные сведения о размерах и стихотворных формах были почерпнуты мною из «Разговора о стихах» Ефима Эткинда. Из поездки в Москву и Ленинград в 1974 году, когда мы с мамой посмотрели и «Джоконду» и сокровища гробницы Тутанхамона, я привез «Словарь литературоведческих терминов» (М.: Просвещение, 1974), в котором выбирал все, что относится к строфике и твердым формам, и кропал свои сонеты, триолеты, гекзаметры, октавы и прочее.
У Димки дома было школьное издание «Паломничества Чайльд Гарольда» в переводе Левика - осилив его за несколько вечеров, я тут же принялся писать поэму спенсеровой строфой. Потом с торжеством продемонстрировал ее хозяину дома, однако увидев, как его скривило, предпочел забрать ее с собой «для доработки» и по пути «потерял».
Читать сейчас эти потуги 1974-1976 больно и смешно, но без «лабораторного периода» вряд ли кто-то обходится.
Стишки и поэмы о богах, да и наша более поздняя игровая и школьная лирика отнюдь не лишены своеобразия. Авторам было, что сказать, и они старались это выразить, как уж получалось. Кроме того, всё это писалось для чтения, пусть даже в маленьком кругу, а стало быть, ожидание оценки, реакции и критики заставляло авторов вырабатывать профессиональные навыки.